огонь.

На петушиных боях обычно играла бабушка. А вот Джессалин на них и смотреть не могла. На этот раз уйти ей не удалось. Как только петухи перестали кружить и налетели друг на друга как только брызнула первая кровь и полетели во все стороны перья, подавшаяся вперед толпа прижала ее к самому канату.

– Фу! Гадость, а не пирог, – изрекла Бекка, облизывая пальцы. – А теперь еще и в горле у меня застрял. Пинту, не меньше, выпить придется, чтоб пропихнуть его. – И она, с развевающейся новой лентой в волосах, принялась проталкиваться сквозь толпу к палатке с имбирным пивом.

Джессалин открыла было рот, чтобы окликнуть ее, и снова увидела его. Этого Трелони. Он стоял по другую сторону ринга, спиной к солнцу. Его высокая, худая фигура отбрасывала тень на залитый кровью песок. Джессалин не могла видеть его лица, но чувствовала, что он смотрит на нее. На какое-то мгновение ей показалось, что крики вокруг стихли, потому что она услышала, как тяжело и ускоренно, где-то в горле, бьется ее сердце. Но вот кто-то толкнул ее под локоть, и чары разрушились.

Обрадовавшись донельзя, Джессалин начала пробираться к выходу. Оказавшись на просторе, она обернулась и… попала прямо в лапы дракона.

Крик вырвался у нее раньше, чем мозг успел послать сигнал: дракон-то ненастоящий. Она угодила в группку актеров, раздававших афишки вечернего спектакля. Разукрашенный золотыми блестками дракон крепко обхватил ее лапами. Он хохотал, выдыхая при этом отнюдь не огонь, а пары джина.

– Эй, подружка, куда же ты так спешишь? Ты не хочешь меня поцеловать?

Джессалин изо всех сил вырывалась из чешуйчатых объятий. Вид у дракона был довольно потрепанный – зеленая краска местами облупилась, не доставало крыла и пары зубов. Наконец она изловчилась и пнула его локтем в живот. Дракон судорожно глотнул воздух и разжал хватку. Джессалин снова огляделась по сторонам, но Трелони нигде не было. Очевидно, он не тот рыцарь, который бросится спасать прекрасную даму от накачавшегося джином дракона.

Оставшись в одиночестве, Джессалин бесцельно прохаживалась вдоль прилавка, на котором были выставлены заключенные в бутылки деревянные корабли. Продавец даже предложил вынести стул, чтобы ей было удобнее ждать. Рядом с лавчонкой томился у своего столбика ученый поросенок по имени Тоби, умевший, как утверждал хозяин, угадывать даты рождения и предсказывать будущее. Джессалин уже собиралась спросить у поросенка, брюнетом или блондином будет ее муж, как вдруг ее взгляд упал на самую прекрасную в мире шляпку.

И сама лавчонка, где продавалась эта изумительная вещь, была такая красивая – с полосатой матерчатой крышей, отделанной бахромой. Специальный навес защищал от солнца прилавок, на котором красовались мех и бархат, самые разнообразные перья, украшавшие шляпки. Но даже в этой пестрой куче та шляпка была особенная.

Джессалин взяла ее в руки и сделала шаг назад из-под навеса, чтобы получше рассмотреть на свету. Высокую темно-синего шелка тулью украшали огромные розовые цветы.

– Сколько она стоит? – спросила Джессалин, улыбнувшись женщине за прилавком.

– Два фунта и десять пенсов, мисс.

– Два фунта десять пенсов! – Джессалин даже не нужно было притворяться. Цена на самом деле потрясла ее. – Простите, вы продаете шляпки или драгоценности короны, – рассмеялась она, но так громко, что несколько прохожих обернулись и, увидев, что происходит, рассмеялись вместе с ней.

– Тогда не покупайте ее.

Джессалин резко обернулась на этот голос, нервно сжав пальцами упругие шелковые поля. Темные, проницательные глаза в упор смотрели на нее.

– Почему вы меня преследуете?

– Вы, по-моему, с ума сошли.

– Что вы имеете в виду? – В груди у Джессалин что-то сжалось, мешая дышать.

– Я имею в виду сумасшествие, умственное отклонение. В Бедламе масса таких пациентов.

Джессалин никак не могла понять, почему от нее ускользает смысл его слов. В голове шумело, как будто там крутилась ветряная мельница. Мысли путались.

– Каких пациентов?

– Ну тех, что уверены, что их постоянно кто-то преследует с самыми недобрыми намерениями. Могу вас заверить, мисс Летти, что я и не думаю вас преследовать. И у меня нет никаких намерений относительно вашей персоны – ни добрых, ни недобрых. Просто судьбе угодно было, чтобы наши пути пересеклись.

– Как пути Ионы и кита?

Джессалин улыбнулась собственной шутке, но ответной улыбки не дождалась. Трелони пристально глядел на нее, а отвернуться было бы трусостью. В его скуластом лице с жестко сжатыми губами было что- то беспокойное.

– Ну-ну. Оказывается, под этой рыжей копной есть кое-какие мозги, – заметил он наконец, забирая шляпку из ее бесчувственных пальцев. Его пальцы коснулись ее руки, и Джессалин почувствовала странный озноб, как будто внезапно налетел порыв холодного ветра. Однако вечерний воздух был совершенно неподвижен.

– Эта шляпка вам не пойдет. Она для более зрелой женщины.

Ну ясно, он считает ее ребенком! Джессалин вдруг почувствовала себя такой нескладной, нелепой в своем стареньком платьице в крапинку с обтрепавшимся подолом и заплаткой на том месте, где она зацепилась за гвоздь. Никогда, никогда она не станет женщиной, которая может носить такие шляпки, которой они идут.

– Благодарю вас, мне очень интересно ваше мнение, – холодно проговорила она. – А теперь, простите, мне пора. У меня еще есть дела.

– Какие?

– Дела, – бросила Джессалин неопределенно, махнув рукой в сторону заходящего солнца. И тут же, увидев, куда именно показала, испытала приступ панического ужаса. Потому что с той стороны прямо к ней на своих толстых, кривых ногах ковылял преподобный Траутбек.

– Мисс Летти, наконец-то я вас нашел, – пропыхтел он, – Мы вас ждем. – Позади пастора виднелась виселица, вокруг которой уже начала собираться толпа. С перекладины свисало четыре хомута, и из трех, улыбаясь во весь рот, уже выглядывали какие-то мальчишки. Четвертый был пуст.

– Конкурс улыбок! – воскликнул Трелони, В его голосе звучали изумление и с трудом сдерживаемый смех. – Значит, вы участвуете в конкурсе улыбок!

– Нет-нет! – запротестовала Джессалин, чувствуя, как ее щеки заливает жгучий румянец. – Это ошибка. Точнее, недоразумение. Кто-то неправильно истолковал то, что я сказала. Даже не то, что я сказала, а то, чего не сказала…

Преподобный Траутбек пустился в рассуждения о конкурсе улыбок, о том, что он стал традицией на летних ярмарках, о том, что он помогает собрать деньги на ремонт церковной крыши и тому подобное. Члены паствы заключают пари, чья улыбка будет шире и продержится дольше.

После всего этого Джессалин боялась поднять глаза на стоявшего рядом Трелони, но чувствовала, что его взгляд прикован к ее рту. Она с трудом подавила желание облизнуть губы.

– 7 Вы уверены, что не ошибаетесь, мисс Летти? – сказал он наконец, растягивая слова. – По-моему, каш добрый пастор уверен, что вы согласились участвовать в конкурсе. Он даже оставил для вас свободное место. – Его рука небрежно указала в сторону болтавшихся хомутов.

Толстая и красная физиономия пастора расплылась в улыбке.

– В прошлом году мисс Летти стала чемпионом.

– Ну тогда ей, конечно, следует отстоять свое звание. – Трелони насмешливо поклонился. – Не смею вас задерживать.

Теперь уже отступать было некуда. Ей придется пройти через это, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Гордо подняв голову, Джессалин направилась к виселице. Поднимаясь по ступенькам, она ощущала себя Марией Антуанеттой, следующей на эшафот. А просунув голову в хомут, бедняжка с трудом сдержала трусливое желание удавиться, коль скоро виселица под рукой. Да, у нее и правда большой рот. Но какой же надо быть идиоткой, чтобы согласиться делать из себя такое посмешище! Никогда в жизни ей не хотелось улыбаться меньше, чем сейчас.

Под скрипучие звуки шарманки по кругу все быстрее и быстрее двигались деревянные лошадки с