комнате, что приемная мать отвела своей выздоравливающей подопечной пять лет назад. Абигейл заботливо подоткнула «доченьке» одеяло и объявила, что надо бы ей пройти медицинское обследование.
— Да я вполне здорова! — запротестовала Кандида. — Все дело в сильном потрясении...
— Потрясение? Что еще за потрясение? — встревожилась Абигейл.
— Мне... мне показалось, что я увидела знакомого. — Во рту у Кандиды вдруг пересохло. — Я, наверное, ошиблась... напридумывала Бог знает чего. Ведь быть того не может, чтобы...
— Так кто это был? Что за знакомый? — не отступала Абигейл.
— Да никто, собственно. Просто я ошиблась, — упрямо повторила Кандида. — Но когда Марти подал ей чашку горячего чая, задрожала всем телом и бессильно откинулась на подушку. — Ох, Абигейл, до чего жутко! — прошептала она, закрывая лицо руками. — Я видела его... мужчину из сна. Он был... — Кандида умолкла и покачала головой. — Знаю, что быть того не может, ведь его просто-напросто не существует, но...
— Ты слишком перенервничала, — заявила Абигейл. — Сейчас я дам тебе успокоительного, ты расслабишься, заснешь, а утром мы все обсудим.
Слабо улыбаясь, Кандида блаженно вытянулась под одеялом. Конечно же старшая подруга во всем права. Она разберется, что к чему.
Абигейл вернулась несколько минут спустя, неся стакан воды и две таблетки. Она бдительно проследила за тем, чтобы Кандида выпила лекарство.
— Простите, что испортила вам вечер, — сонно пробормотала девушка.
Таблетки вскоре начали действовать, снимая нервное напряжение. Теперь Кандида не могла взять в толк, с какой стати повела себя столь странно. Ну, допустим, незнакомец и впрямь слегка смахивал на героя ее снов... Если, конечно, это мнимое сходство не порождение ее фантазии. Кроме того, если хорошенько вспомнить, вымышленный возлюбленный никогда не смотрел на нее так, как незнакомец из ресторана, — с неумолимой, холодной враждебностью в графитово-серых глазах, презрительно и гневно.
Кандида устало смежила веки. И десять минут спустя, когда Абигейл тихонько притворила за собою дверь, она уже спала крепким, безмятежным сном.
— Девочка пережила глубокое потрясение. Должно быть, треволнения вечера пробудили некие давние воспоминания, — сообщила Абигейл мужу, спустившись в гостиную.
— Хмм... А что, если Кандида и впрямь когда-то знала этого человека? — с любопытством осведомился Марти.
— Ну, такую возможность я бы исключать не стала, — согласилась Абигейл. — В конце концов, память ее пока еще восстановилась не полностью. Кандида помнит, как приехала в Энглбери, но не помнит, когда именно. Впрочем, не верится мне, что человек, для Кандиды настолько близкий, как следует из ее эротических снов, оказался бы бесчувственным негодяем и не попытался бы связаться с нею после несчастного случая. Ведь сообщение о происшествии напечатали во всех местных газетах.
— И впрямь невероятно, — кивнул Марти.
А наверху, в своей спальне, Кандида улыбалась во сне и тело ее трепетало в сладостном предвкушении.
— Боже мой, как ты прекрасна! Я сжимаю тебя в объятиях! Но позволишь ли ты и полюбоваться тобою, малютка Кандида? Мне так этого хочется...
Кандида заметно напряглась, едва опытные мужские руки принялись осторожно раздевать ее. Сердце испуганно забилось в груди. Но вот, по мере того как блаженство и восторг вытесняли девичьи страхи, напряжение схлынуло, тело расслабилось, откликаясь на восхищенные похвалы возлюбленного. А он неспешно и бережно — о, как бережно! — снимал покров за покровом, и каждое прикосновение горячих рук дарило ей неизведанное прежде наслаждение.
Он знал, что это — ее первая ночь, ее первое сближение с мужчиной, и успокаивающе уверял, что выбор за ней. Если она попросит, если вдруг передумает, он остановится. Но Кандида уже приняла решение и менять его не собиралась. Ей не хотелось, чтобы он останавливался. Напротив...
Она тихо вскрикнула от восторга. Его прикосновения разбудили в ней жаркое пламя, растревожили чувства, до сих пор запертые где-то в глубинах подсознания, в потайной сокровищнице, ключ от которой был только у него...
Как она его любила, как сильно желала! То, что с любым другим казалось немыслимым, с ним выглядело желанным и неотвратимым... Ее пробирала дрожь желания и страсти. Один его взгляд — и Кандида беспомощно таяла...
В том, как он произносил ее имя, заключалась поэзия куда более изысканная, нежели в бессмертных любовных сонетах. В том, как смотрел на нее, таилась красота более проникновенная, нежели в поэмах и песнях. Кандиду пугала сила своего отклика. Возлюбленный волновал, завораживал и распалял; ей хотелось одновременно смеяться и плакать. Переполняющее ее счастье несло в себе сладостную боль. Благодаря любимому Кандида чувствовала себя бессмертной богиней и в то же время остро ощущала собственную хрупкость и уязвимость, пугающую зависимость от него и его любви, холодела от ужаса при мысли о том, что может его потерять.
Он ласкал ее груди, следя, как она трепещет в экстазе. Как темнеют ее глаза, приоткрываются губы.
— Знаешь, у тебя самые соблазнительные губы в целом мире, — тихо сказал он, прослеживая их линию указательным пальцем.
Кандида непроизвольно попыталась прикусить палец зубами, и возлюбленный улыбнулся.
— Не так, — шепнул он. — А вот так.
Тогда, обхватив палец губами, Кандида принялась медленно его посасывать...
Она застонала во сне, заметалась по постели, ища желанных объятий...
В окна струились косые лучи заходящего солнца. Девушка знала: стоит открыть глаза, и она увидит пурпурную дымку над далекими холмами и мерцающую золотом гладь реки. Даже на расстоянии был слышен мерный, ритмичный плеск воды — и, словно эхо, внутри нее поднималась и нарастала волна желания. Кандида перевела дыхание, чувствуя, как ласкающие ее ладони дрожат от еле сдерживаемого нетерпения.
— Если хочешь остановить меня, скажи сейчас, — настойчиво зашептал любимый. — Скажи сейчас, Кандида, или будет слишком поздно.
Но девушка знала, что промолчит, ведь она так сильно любила его, так сильно желала! Пусть даже то, что он сейчас с нею делает, ново, пугающе, так далеко отстоит от ее детского опыта...
— Я для тебя слишком стар, — пошутил он.
Но почему-то это признание не отпугнуло Кандиду, а наоборот, усилило ее влечение, наделило возлюбленного почти магической мудростью, отчего она затрепетала в сладостном предвкушении неведомого. А теперь он здесь, с нею, и близится миг высшего откровения, миг, когда...
Кандида пронзительно вскрикнула — и проснулась. Тело ее было влажным от испарины, в мыслях царил хаос. Она села в постели и закрыла лицо руками.
Сон был ярким, реальным, а пригрезившийся возлюбленный — пугающе живым!
Дрожа всем телом, Кандида глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, а затем закрыла глаза, заново переживая то мгновение, когда коснулась губами крохотного шрама на виске возлюбленного. Именно такой шрам заметила она у незнакомца в ресторане.
Сколько раз видела она во сне этот чуть заметный рубец, сама того не сознавая? Этого Кандида не знала. Однако шрам казался знакомым, точно собственное отражение в зеркале. Но как такое может быть? Или в ней пробудилось некое шестое чувство, некий необъяснимый дар предвидения? Что, если им предначертано повстречаться и эти сны — знак судьбы, предвестие будущего? Кандида с трудом перевела дыхание.
Оказавшись на волосок от гибели, она пережила то самое ощущение, о котором читала в журналах и книгах, хотя ни за что бы в этом не призналась. На пороге жизни и смерти люди якобы чувствовали то же, что и она: сначала — стремительный полет сквозь тьму навстречу желанной обители отдыха и забвения, затем — ослепительно яркая вспышка света, а потом — поворот вспять, в то время как голос — или не
