Буря бушевала всю ночь, тратила накопленную над Атлантикой за три жарких дня энергию, омывала дом солёной водой. Я слышал её даже во сне, слышал, когда несколько раз на считаные мгновения просыпался, слышал в качестве сопровождающей сны мелодии. Она всё ещё стучалась в окна, когда я оделся и пошёл искать Кэрол.

Дом уже не первый день оставался без электроснабжения. Верхний вестибюль слабо освещало завешенное дождевой плёнкой окно в конце коридора. Дубовая лестница спускалась в фойе, где два эркерных окна, тоже замутнённые пеленой воды, пропускали внутрь бледно-розовый свет.

— Как она, Кэрол?

Кэрол подняла голову, обернулась:

— Всё так же. — Она возобновила прерванное моим появлением занятие. Латунным ключом она взводила заводную пружину древних часов. — Я только что от неё, Тайлер. Не думай, что она без присмотра.

— Не ожидал вас встретить так рано. А Джейсон как?

— Помогла ему одеться. Днём ему лучше. Не пойму, почему. Ночью тяжко. Эта ночь… Трудная ночь…

— Сейчас осмотрю обоих. — Я не стал спрашивать её насчёт новостей, насчёт последних директив Белого дома или агентства по чрезвычайным ситуациям. Что проку, ведь вселенная Кэрол ограничивается прилегающей к «большому дому» территорией. — Кэрол, вам нужно отдохнуть.

— Мне шестьдесят восемь. Сплю я намного меньше, чем раньше. Но ты прав, Тайлер, что-то я подустала. Надо бы прилечь. Вот только часы заведу. Они, видишь ли, отстают, если их не заводить регулярно. Твоя матушка их каждый день заводила, знаешь… А после неё Мари, каждый раз, когда приходила убирать. Но Мари уже полгода как не приходит. Полгода часы показывали четыре с четвертью. Как в старой байке, дважды в сутки точное время.

— И нам надо поговорить о Джейсоне, Кэрол.

По прибытии я скоро свалился, так что узнал лишь фрагменты. Джейсон прибыл без предупреждения за неделю до исчезновения «Спина» и в ночь возвращения звёзд заболел. Среди явных симптомов частичный паралич, высокая температура, расстройство зрения. Кэрол пыталась вызвать врача, но в сложившихся обстоятельствах успеха не добилась. Таким образом, она лечила сына сама, ограничиваясь мерами по поддержанию организма, не в состоянии даже поставить диагноз.

Она опасалась, что Джейсон умрёт. На остальной мир опасения её не распространялись, ибо Джейсон заверил её, что ничего страшного не случится и скоро всё вернётся в норму.

Кэрол верила сыну и не боялась распухшего солнца. Но ночи тяжелы, тяжелы… Она покачала головой. Ночь всякий раз заставала Джейсона врасплох, давила его кошмарами.

Сначала я направился к Диане.

Кэрол разместила дочь в одной из верхних спален. В детстве Диана жила в этой комнате, но затем, после того, как она «задурила», помещение превратилось в типовую гостевую. Состояние Дианы стабилизировалось, дыхание несколько нормализовалось, но это нельзя было считать обнадёживающим признаком. Для СПАССА характерно такое «приливно-отливное» течение, за облегчением наступала острая фаза, истирающая ресурсы ослабленного организма.

Я поцеловал её сухой горячий лоб и велел отдыхать. Не знаю, услышала ли она меня.

Затем я направился к Джейсону.

Кэрол рассказала, что Джейсон вернулся домой после какого-то конфликта в «Перигелион фаундейшн». Она не смогла точно вспомнить, что он ей рассказывал, но без И-Ди там не обошлось. «И-Ди снова безобразничал», — сказала Кэрол. И каким-то образом упоминался «этот чёрный морщинистый крошка, которого убили, марсианин», — тоже слова Кэрол.

Марсианин. Ван, снабдивший Джейсона средством перехода в Четвёртое состояние. Средством, которое должно было его защитить от того, что его сейчас убивало.

Комната Джексона. Я постучался, вошёл. Та же самая комната, которую он занимал тридцать лет назад, в детстве, до того, как исчезли звёзды. Если всмотреться, можно различить на стене пятно, оставленное листом со схемой Солнечной системы. Тот же ковровый пол, с которого, однако, отмыли и отчистили пятна от пролитой нами колы; никаких бумажек и крошек, оставляемых нами на полу в дождливые дни, подобные этому. Джейсон не спал.

— Вроде Тайлер. — Он улыбнулся.

Джейсон лежал на кровати, но одетый. В это утро он захотел одеться. Кэрол принесла ему чистые штаны камуфляжного цвета и голубую рубаху. Собственно, он полусидел, подсунув под спину несколько подушек.

— Темновато тут у тебя, Джейс, — заметил я.

— Отдёрни шторы, если хочешь.

Я так и сделал, но намного светлее в комнате не стало. В основном, изменилась окраска помещения, приобрела янтарный оттенок.

— Не возражаешь, если я тебя осмотрю?

— Конечно, валяй.

Он не повернулся ко мне. Если судить по повороту его головы, он глядел на пятно на обоях, оставленное плакатом-схемой Солнечной системы.

— Кэрол сказала мне, что у тебя со зрением не всё в порядке.

Джейсон усмехнулся:

— Кэрол пытается видеть всё в розовом свете. Я фактически ослеп. Со вчерашнего утра вообще ничего не вижу.

Я присел рядом с ним на край кровати. Он повернул ко мне голову. Движением плавным, но мучительно медленным. Я вынул из кармана ручку с лампочкой и посветил в его правый глаз.

Зрачок не сократился.

Зато вытворил нечто куда более кошмарное.

Засверкал. Казалось, что в зрачок Джейсона кто-то вмонтировал множество крохотных огранённых алмазов.

Джейсон, должно быть, почувствовал, как я вздрогнул.

— Что, худо?

Я не сразу смог ответить. Он несколько помрачнел и продолжил:

— Мне, Тайлер, в зеркало, сам понимаешь, не поглядеться. Так что, прошу тебя, поведай, что там тебя так испугало.

— Э-э… Джейсон, я даже не знаю, что это. Не могу определить.

— Просто опиши, что увидел.

Я попытался сосредоточиться и занять точку зрения беспристрастного исследователя:

— Как будто в твой глаз вросли какие-то кристаллики. Склера выглядит нормально, радужка тоже без заметных изменений. Но зрачок полностью забит… Ну, как будто мельчайшие кусочки слюды, что ли. Услышал бы — не поверил. Я не знаю, что с этим делать.

Я встал, подтащил к кровати стул, уселся снова. Какое-то время мы молчали. Я вслушивался в тиканье прикроватных часов, ещё одной антикварной редкости часового хозяйства Кэрол.

Джейсон вздохнул и попытался изобразить на физиономии бодрую улыбку:

— Спасибо, Тайлер. Естественно, что ты не знаешь, что с этим делать. Ты с этим ничего не сможешь сделать. Но твоя помощь мне в ближайшие дни всё равно понадобится. Кэрол пытается, но она уже не та.

— Я тоже не тот.

Дождь после непродолжительного затишья полил снова.

— Помощь мне нужна не чисто медицинского свойства.

— Ты имеешь какое-то представление о том, что с тобой произошло?

— Лишь отчасти.

— Тогда, пожалуйста, объясни, потому что меня это пугает.

Джейсон слегка склонил голову, как будто прислушиваясь к каким-то неведомым мне звукам. Я уже стал опасаться, что он обо мне забыл, когда он вдруг снова заговорил:

— Вкратце суть в том, что моя нервная система попала под контроль чего-то мне неподвластного. Состояние глаз — лишь одно из внешних проявлений моего общего состояния.

— Болезнь?

— Нет, но внешние проявления болезни.

— Заразное состояние?

— Нет. Напротив, полагаю, что уникальное. Этой, с позволения сказать, болезнью могу заболеть лишь я один. Во всяком случае, на этой планете.

— Значит, это связано с Четвёртым возрастом?

— В какой-то мере. Но я…

— Нет, Джейс, сначала ответь. Является ли твоё теперешнее состояние прямым следствием применения того средства, которое я тебе вводил?

— Не прямым следствием, нет. Ты заблуждаешься, если так думаешь.

— Мне сейчас наплевать, кто в чём заблуждается. Кэрол сказала тебе, что Диана больна?

— Сказала, что у неё что-то вроде гриппа.

— У неё не грипп, Джейсон. У неё СПАССА в запущенной форме. Я провез её две тысячи миль сквозь то, что все считают концом света, потому что она умирает и потому что есть лишь одно средство её спасти, а теперь у меня появились сомнения и на этот счёт.

Он сделал движение головой, как будто пытался отогнать что-то мешающее, и, когда я уже собирался привлечь его внимание, снова открыл рот:

— Марсианская жизнь сложнее, чем мы её видим. Есть в их жизни определённые аспекты, которых Ван в разговорах с тобой не касался. И-Ди кое о чём догадывался. Марс далеко ушёл от нас в области биотехнологии. Когда-то четвёртый возраст на Марсе представлял собою именно то, что мы о нём думали: долголетие и социальная институция. Но затем произошли кое-какие изменения. Для поколения Вана Четвёртый, скорее, платформа, исходное состояние для дальнейших модификаций. Это уже не просто четвёртый, а четыре-один, четыре-два и так далее, в разных направлениях.

— То, что я тебе вводил…

— Ты вводил мне базовый четвёртый, без всяких подпунктов.

— Но?