— Честно говоря, я Джейсоном восхищаюсь. И не только потому, что он очень умён. Он один из многознатцев, прости мне древнее слово. И «Спин» он воспринимает всерьёз. Население Земли что-то около восьми миллиардов, так? И уж каждый из них знает, по меньшей мере, что звёзды с неба сгинули. Но они продолжают жить так, как будто не придают этому значения. Мало кто осознал наличие «Спина». «Новое царство» осознало. И Джейсон тоже.

Я подумал, что Джейсону не польстило бы такое сравнение.

— Однако несколько по-разному осознали, не так ли?

— В этом суть вопроса. Две точки зрения, два восприятия, на выбор. Рано или поздно людям придётся признать реальность, хотят они этого или нет. И им придётся выбирать между научным восприятием и духовным. Это и беспокоит Джейсона. Потому что, когда речь заходит о жизни и смерти, побеждает вера. Где бы ты предпочёл провести вечность? В земном раю или в стерильной научной лаборатории?

Мой ответ на этот вопрос вряд ли удовлетворил бы Саймона. Я сразу вспомнил, как на подобный вопрос ответил Марк Твен.

Конечно, в раю — там райски прелестная погода.

Конечно, в аду — там адски классная компания.

Из дома доносились голоса Дианы — язвительный, нервный, возбуждённый — и Джейсона — мрачный, негромкий, монотонный. Мы с Саймоном вытащили из гаража два складных кресла, уселись в тени под навесом, чтобы дать им доспорить без помех, и завели речь о погоде. Погода радовала, и в этом пункте у нас расхождений не наблюдалось.

Спор в доме, наконец, завершился. Через некоторое время оттуда появился укрощённый — либо просто смирившийся — Джейсон и пригласил нас помочь ему с ужином. Мы проследовали за ним на задний двор, беседуя на отвлечённые темы. Потом появилась Диана, всё ещё красная, взъерошенная, но явно торжествующая. Так она всегда выглядела, когда выигрывала очко у брата: несколько высокомерно и несколько удивлённо.

Мы засели за курицу с остатками трёхингредиентного бобового салата и охлаждённый чай.

— Не возражаете, если я благословлю трапезу? — спросил Саймон.

Джейсон подавил звериный рык и молча кивнул. Саймон напустил на себя вид серьёзный и торжественный, склонил голову, и я приготовился к нудной получасовой проповеди. Святой муж, однако, ограничился лишь одной, хотя и не слишком краткой, фразой.

— Ниспошли нам смелость воспринять благодать, дарованную Тобою в сей и во все иные дни. Аминь.

Молитва не выражала никакой благодарности, а требовала смелости. Весьма в духе времени. Диана улыбнулась мне через стол, пожала руку Саймону, и мы принялись за еду.

С ужином мы покончили при солнечном свете, комары ещё не вылетели на разбой. Ветер замер, воздух понемногу охлаждался.

А где-то события развивались бешеным темпом.

Мы ужинали, не имея представления — даже Джейсон, несмотря на свои разветвлённые связи, ничего не знал, — что между первым куском курятины и последней ложкой бобового салата китайцы прервали переговоры и дали приказ о немедленном пуске усовершенствованных ракет «Донг-Фенг» с термоядерными боеголовками. Мы ещё не вытащили пиво из холодильника, а ракеты уже отрывались от стартовых рамп.

Мы убрали со стола. Я упомянул изношенные свечи и свой план свозить Саймона утром в город. Диана пошепталась с Джейсоном и через некоторое время ткнула его локтём. Тот кивнул и повернулся к Саймону:

— Под Стокбриджем есть супермаркет, работающий до девяти. Можем смотаться туда хоть сейчас.

Явное предложение мировой, хотя и без особого воодушевления. Саймон преодолел удивление и отреагировал:

— Если в этом «феррари», то против такого предложения мне не устоять.

Гордящийся своей шикарной тачкой Джейсон пообещал Саймону продемонстрировать все её качества и направился в дом за ключами. Саймон обозначил мимикой удивлённое «ну и ну!» и последовал за ним. Я поглядел на Диану. Она сияла, гордая триумфом своей дипломатии.

А в это время китайские ракеты приблизились к Барьеру, пересекли его, направляясь к целям. Странно. Они летят над чёрной холодной Землёй, управляются лишь внутренними системами наведения, и устремлены они к артефактам неизвестного происхождения и назначения, парящим в сотнях миль над полюсами Земли.

Драма без зрителей с внезапной развязкой.

Просвещённые умы после взрывов боеголовок китайских ракет объединились во мнении, что это грубое вмешательство никак не сказалось на разделении шкал времени. Однако оно сказалось — причём существенно — на фильтрующих свойствах Барьера. Не говоря уже о человеческом восприятии «Спина».

Как ранее отмечал Джейсон, временной градиент означал, что, не сооруди гипотетики вокруг нашей планеты надёжный щит, всё живое было бы сметено с её поверхности интенсивным потоком радиации синего смещения. Более чем трёхлетняя доза облучения каждую секунду! Окружающий Землю пузырь не только ограждал планету от смертельного влияния извне, но и регулировал её собственную тепло– и светоотдачу во Вселенную. Вероятно, по этой причине погода оставалась по большей части этакой… приятно усреднённой.

Во всяком случае, небо над Беркширом, когда китайские ракеты долетели до своих целей, в 19:55 Восточного пояса, было яснее уотерфордского хрусталя.

Я был с Дианой в доме, когда зазвонил домашний телефон.

Заметили ли мы хоть что-нибудь до звонка Джейсона? Изменение солнечного света, игру светотени от облаков? Нет, совершенно ничего. Всё моё внимание сосредоточилось на Диане. Мы тянули что-то охлаждённое и болтали о пустяках. О прочитанных книгах, о фильмах. Разговор втягивал, бодрил и убаюкивал, гипнотизировал не содержанием, а ритмом, каденциями, как обычно бывало, когда мы разговаривали без помех, один на один. Любая беседа друзей или любовников даже на самые банальные темы протекает в своём особом ритме, со скрытыми течениями. То, что мы говорили, не имело особого значения, больше значил скрытый подтекст, глубокий и иногда предательский.

И очень скоро в мелодию общения вплелись нотки флирта, как будто Саймон Таунсенд и восемь лет ничего не значили. Сначала шутки ради, затем… Я сказал ей, что мне её не хватало. Она ответила:

— Бывало, мне так хотелось с тобой поговорить… Мне нужно было с тобой поговорить. Но я не знала твоего номера или воображала, что ты занят.

— Номер ты могла бы найти. И я не был занят.

— Да, конечно… Скорее, это была моральная трусость.

— Я такой страшный?

— Не ты. Наша ситуация. Мне казалось, что я должна перед тобой извиниться. И не знала, как это сделать, как к этому подступиться. — Она печально улыбнулась. — И, кажется, по-прежнему не знаю.

— Тебе не в чем передо мной извиняться.

— Спасибо за то, что ты так считаешь, но я с тобой не соглашусь. Мы больше не дети. Мы можем оглянуться и проанализировать прошлое. Мы были близки друг другу настолько, насколько можно быть близкими, не соприкасаясь. Но этого мы не могли. Не могли даже говорить об этом. Эта тема была табу.

— С ночи, когда исчезли звёзды, — пробормотал я, еле ворочая пересохшим от волнения языком.

Лицо Дианы исказила гримаса:

— Та ночь… Та ночь… Знаешь, что я помню о той ночи? Бинокль Джейсона. Вы глазели в небо, а я шпионила за домом. Звёзд я не помню. Зато помню, как увидела Кэрол в одной из задних спален с кем-то из службы доставки. Она была пьяна и, похоже… — тут Диана усмехнулась. — Для меня как будто небо рухнуло. Всё, что я ненавидела в своём доме, в семье, сконцентрировалось в этот момент. Хотелось притвориться, что всего этого нет на свете. Ни Кэрол, ни И-Ди, ни Джейсона…

— Ни меня?

Она продвинулась и как-то совершенно естественно, в духе разговора, прижала ладонь к моей щеке. Ладонь, охлаждённую стаканом, который она только что в ней сжимала.

— Ты — исключение. Я боялась, очень боялась. Ты проявил редкое терпение. И я это ценила.

— Но мы не могли…

— Мы не могли прикоснуться друг к другу.

— Прикоснуться. И-Ди бы этого не потерпел.

Она отняла руку:

— Мы могли бы от него что угодно скрыть, если бы захотели. Но ты прав, И-Ди представлял собою проблему. Он заражал всё вокруг. Вспомнить тошнит, как он твою мать третировал. Ей-богу, мне стыдно было за то, что я его дочь. И я страшно боялась, что, случись что-нибудь между нами, между мной и тобой, это будет лишь твоя месть И-Ди.

Она резко откинулась на спинку. Мне показалось, что она сама себе удивилась.

— Чушь, — прокомментировал я её последнее заявление.

— Я тогда совершенно запуталась.

— А «Новое царство» для тебя теперь — не месть И-Ди?

Диана улыбнулась:

— Нет. Я люблю Саймона не потому, что это злит отца. Жизнь не столь примитивна, Тайлер.

— Я не хотел предположить…

— Но ты видишь, как всё закручено и завязано. В твоей голове возникают какие-то подозрения, закрепляются там… Нет, «Новое царство» с отцом не связано. Оно связано с поиском божественного в том, что происходит на земле, с внедрением божественного в нашу жизнь.

— Может, «Спин» не такая простая штука…

— Мы погибнем или преобразимся, так говорит Саймон.

— Он мне сказал, что вы небо на земле строите.

— А разве не в том задача христиан? Воплотить Царство Божие в пашей жизни…

— В пляски без штанов при луне.

— Тайлер, не будь как Джейсон! Конечно, не всё в движении гладко. Мы тут были на собрании в Филадельфии, сошлись поближе с одной парой нашего возраста. Рассудительные, дружелюбные. Беседовали о Втором Пришествии, обедали вместе. Потом они пригласили нас к себе в гостиницу. И сразу на столе появился кокаин, на экране порновидео. Мало ли кого притягивает «Новое царство»! Ещё бы… Для них теология — пустой звук, разве только что-то об Эдеме ухватят… Но в сути своей это движение ухватывает главное, искреннюю живую веру.

— Веру во что, Диана? В действо под названием «Экстаз»? В свальную групповуху?

Я тут же пожалел о сказанном. Она не на шутку обиделась:

— Экстаз — не промискуитет, Тайлер. В идеале, во всякое случае. Во Господе ни единый акт не запрещён, если он совершается не во гневе и мстительности, если он выражает любовь божественную и людскую.