В данный момент уже рвались плоть и мышцы, а не только одежда. Каждой клеткой своего существа, Алек ненавидел убивать собственный народ. Он знал Дэниела, не очень хорошо, но знал. А теперь он казнил его.

Рыдающий старик, который сидел на земле, потерял сознание.

Части тела были разбросаны по всему переулку. Алек дал выход своему гневу. Кто подначил его народ на убийства? Кто бы мог на это решиться? Но в глубине себя, Алек знал правду, и осознание этого разъедало его.

После расправы над Даниэлем, он обратил свое внимание на Сильвестера. Крылья втянулись в его плоть на спине. Кровь из прорезей от крыльев сочилась по телу, смешиваясь с кровью Дэниеля. Алек обнажил меч.

— Сильвестер, — произнес он со скрытой угрозой в голосе.

— А-а-лек, брось, мы все напуганы той смертной.

— Сильвестер, я возлагал на тебя большие надежды, — печально произнес Алек, однако его лицо осталось бесстрастным.

Сильвестер таращил глаза на пяти футовый меч. Лунный свет танцевал по всей длине лезвия.

— Вы ни за что убили безвинную женщину. Ни за что! Ты знаешь какое наказание за это.

— Откуда нам знать, что она не подставит нас?!

— А ты никогда не подумывал спросить у меня? А, Сильвестер?!

— Алек, я не сдамся без боя!

— Отлично! — Алек вложил меч в ножны.

Они схлестнулись; мраморная плоть против мраморной плоти. Пинки и удары сотрясали стены вокруг них. Сильвестер был храбрым и находчивым воином. На краткий миг, Алек был застигнут врасплох. Сильвестер просунул руки через подмышки Алека и, нажимая кистью руки на шею и затылок, склонил того к земле, грозя сломать ему шею. Алек перевернулся вместе с противником и оказался сверху него. Он схватил Сильвестера за плечи и протаранил им стену. В бою Сильвестер был не чета Алеку.

Алек смотрел, как меняется выражение на лице Сильвестера: от презрения к чудовищному осознанию того, что его голова оторвана от тела.

Он умер с честью.

Со скоростью и пластичностью паука, Мэтт перелез через стену на крыше многоэтажного здания на пересечение Двадцать третьей и Первой-авеню. Его цель — мужчина-вампир в черном, обольщающий молодую девушку.

Девушка, готовая стать закуской для вампира, стояла неподвижно. Она расстегнула пальто. На улице было около пяти градусов выше нуля, и температура понижалась. Она скинула пальто на землю и начала порывисто расстегивать блузку, оторвавшиеся пуговицы разлетелись во все стороны. Она оттянула раздражающую кожу ткань и обнажила шею. Располагающе улыбаясь, вампир вальяжно направился к ней.

Мэтт наблюдал за ними с ужасом и вожделением. Глотать кровь и получать от этого процесса удовольствие, было заложено в его природе. Он закрыл глаза, заставляя провокационное желание, являющиеся неотъемлемой частью него, утихнуть. Его тело содрогалось от напряжения.

— Человеческие женщины — отребья, — глумился вампир.

Тело Мэтта начало биться в конвульсиях; нос и рот стали мордой, мышцы взбугрились, пальцы свело судорогой в кулак. Из пальцев появились когти, а кожу покрыл черный мех. Его темно-карие глаза занялись жутким свечением, исходящим изнутри.

Перекинувшись, он с рычанием спрыгнул с крыши здания и приземлился на голову вампира, сбив того с ног. Позабытая девушка стояла, как вкопанная там, где ее и оставили.

— Джеймс, — произнес скрипучим голосом Мэтт в волчьем обличье. — Не делай этого.

— Мне нравится моя жизнь такой, какая она есть. Я не хочу быть вынужденным все бросить и начинать все с нуля. Я пустил здесь корни. Неужели ты не понимаешь, Мэтт?

— Я понимаю, но ты не знаешь всех деталей, Джеймс. Остановись, прежде чем я волей-неволей учиню нечто ужасное, — мрачно предрек он.

— А я и не ожидал ничего другого от холуя нового короля!

Они бились не на жизнь, а на смерть. Мэтт одержал верх; голова Джеймса полетела с плеч.

Сражения продолжались в таком духе большую часть ночи. В определенный момент Алеку пришлось заручиться поддержкой Луизы. Он осознавал, что злоупотребляет их дружбой, прикрываясь радушным отношением со стороны ее стаи. Но они отнеслись с пониманием и готовы были помочь, если сражения перекинуться на их территорию. К тому моменту, как сражения закончились, небо уже просветлело. У Алека из раны, нанесенной ему отщепенцем-вампиром, текла кровь. Ему необходимо было вернуться домой и погрузиться в сон, чтобы рана затянулась.

Солнце уже начинало всходить; Алек, Мэтт и Луиза единодушно пришли к выводу, что им суждено встретить наступление сегодняшнего утра.

Алек, едва способный двигаться, медленно побрел домой. Ментально, он опустил затемняющие экраны на окнах по всему дому. В особняке стояла мертвая тишина, он знал, что Иону нигде не нашли. Она проявила смекалку, не появившись ему на глаза. Потирая лицо, он поднялся по лестнице. Лицо осунулось, кости отчетливо выдавались под натянувшейся кожей. Алек знал, что ему нужно поесть, но больше всего ему требовался сон, и это как никогда пугало его.

Он знал, что Таня беспокоится за него и нужно ей позвонить, рассеять ее опасения. Она плохо спала, мешая ему драться. Во время сражения он чувствовал ее эмоции и был благодарен ей за то, что она не обладает даром эмпата. Но рано или поздно, она все узнает и поплатится за это.

Барри Чен в приподнятом настроении и полной убежденности, что сегодня не получит пули, перескакивая через четыре ступеньки, взбежал по лестнице 201-ого участка. Он стремился защищать невинных: через год он станет детективом и тогда займется настоящей оперативной работой. Он улыбнулся дежурному сержанту.

— Привет, Манкузо, что слышно? — спросил Барри, доставая из коробки с логотипом «Криспи Крем» пончик, обсыпанный сахарной пудрой.

— Ты не слышал новостей?

— Я воссоединился со своей позабытой невестой. Так что, нет, я не слышал новостей. Что происходит?

— Вчера вечером в городе произошло, по меньшей мере, десять убийств. Во всех пяти районах города. И это странно, мужик.

Барри откусил кусочек пончика:

— Ты имеешь в виду не обычные выстрелы и поножовщину? — Сахарная пудра и крошки осыпались с уголков рта.

— Нет, мужик. Отсеченные головы, расчлененка и полностью обескровленные тела.

— Не может быть! Не в службу, а в дружбу, скажи: ты шутишь?

— Обескровленные тела, — взволнованно повторил сержант.

— Это напоминает убийства, которые произошли несколько месяцев назад. Мы с Родригесом натолкнулись на два трупа: первый — был избит до полусмерти, а второй — обескровлен.

— Да уж! Современные упыри в Нью-Йорке, но с другой стороны у нас и своих, местных, уродов хватает.