Лурдес кивнула, и по ее щекам ручьями потекли слезы.
— Один из оставшихся адвокатов будет рад вам помочь.
— Нет. Мне нужна мисс Уильямс. Она в курсе моего дела. Не берите в голову. — Женщина выбежала из кабинета. А помощник окружного прокурора пнул письменный стол и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.
— Она пропала. Дозванивайтесь.
Я вновь нашел мою любимую, мою жену. Это была уверенная итальянка, храбрая, милосердная и благочестивая христианка. Она не раз предпринимала отчаянные попытки вступить в орден женщин- рыцарей.
Европу захлестнула волна христианства. Тевтонский орден[29] и Орден де Ла Аша[30] собирались участвовать в сражении против Оттоманцев[31] в Пруссии[32]. Моя любимая была не робкого десятка и не содрогалась от вида сражений и кровопролития.
Я лишь хотел быть ее возлюбленным. Я им и был… в течение месяца. Она была не замужем и ни с кем не обручена. По общему мнению, она являлась старой девой. Казалось, что ее сердце ждало моего возвращения. Когда я увидел ее на рынке, торгующейся за оливки, мое сердце почувствовало — это
У нее было время для принятия решения. Она славилась своим боевым искусством и справедливым сердцем. В те времена почитали женщин-рыцарей. Однажды ночью мы должны были встретиться на маленькой вилле во владениях ее тетки. Это было наше место для свиданий. Она опаздывала, и я волновался. И тут я почувствовал ее присутствие. Я видел ее нерешительность. Причина ее огорчения легко объяснялась: она уезжала. В ту ночь мое сердце разбивалось тысячу раз. Каждый раз, лаская ее лицо и вдыхая запах ее волос, я плакал. Ведь я знал, что вновь теряю ее. Вместо того чтобы умереть от чумы, она умрет где-то на поле сражения от меча, вонзенного в грудь.
Поэтому, когда наши тела увлажнились от лихорадочных поцелуев, моя возлюбленная в приступе страсти выдохнула:
— Возьми меня, я буду скучать по нашим минутам любви.
Я погрузился в нее глубоко и самозабвенно. После того, как миновал пик страсти, я уткнулся лицом в ее груди. Я поцеловал их. Я присосался к ним, словно от них зависела моя жизнь. Потом страсть вспыхнула вновь. Мы любили и любили друг друга часами напролет, пока не взошло солнце.
Я смотрел, как она надевала белую тунику с черным крестом на груди. Накинув плащ на плечи, она затянула шнуровку через петлю, надежно закрепив его. Ее меч, вложенный в ножны, — послушный ее руке, — и щит лежали на нашей кровати.
Мне же пришлось уехать в родные места. Я должен был оберегать независимость народа моей матери от притеснений Ричарда I [33].
Два года спустя я получил известие о том, что моя возлюбленная действительно погибла в бою. Необычный на вид оттоманский турок — с фиолетовыми глазами и молочно-белой кожей — заколол ее ударом прямо в сердце.
Глава 5
Алек любил это темное время суток. С приходом вечера все спешили добраться до дома, и это значило, что наступил час пик. Вторая авеню, его любимая улица, была столь тиха, что казалось, будто город вымер. Алек через витринное окно помахал рукой владельцам магазинчиков, с которыми он подружился, вновь пустив корни на Манхэттене.
Сегодняшним вечером поднялся ветер, поэтому он был одет в теплую куртку. Он не чувствовал холода — важно было не выделяться из толпы. Когда холодно — носить соответствующую верхнюю одежду, когда тепло или жарко — носить одежду с коротким рукавом: все очевидно.
Только он собрался завернуть за угол, как ландшафт изменился. Искажение было едва уловимым, хотя Алек не заметил чего-то неправильного или необычного. Здания стали прозрачными. Они подрагивали, словно сквозь завесу горячего воздуха от обогревателя. Наряду с визуальными изменениями и его разум ощутил перемену. Алек повернулся кругом, сбитый с толку и плохо понимая, что происходит.
— Удивительно, что только ты можешь видеть сквозь наши иллюзии, — раздался низкий голос. — До сих пор.
Алек повернулся в ту сторону, откуда донесся голос, — из тени вышел темный силуэт. Безмятежная ночь становилась хуже некуда.
Алек закатил глаза от раздражения.
— Что нужно твоему народу? — грубо спросил он.
— Того же, чего хотел со дня смерти твоего деда. У тебя было предостаточно времени для скорби, сейчас же пришло время принять мантию, — ответил Ану, скрестив руки на груди.
Алек увидел, как его бледные губы изогнулись в легкую, удовлетворенную улыбку.
Еще несколько силуэтов, облаченных в длинные, черные как смоль, развевающиеся одеяния или в длинные платья с кожаными корсетами, выступили из тени, кивая в знак согласия. Существа всех рас, культур и происхождений, приближаясь, окружали его. Он находился в катакомбах Вышеграда — место собраний печально известного Кровавого Высшего Совета в замке его деда.
Алек почти уже добрался до места назначения, когда они схватили его, как мышь, стащившую сыр из мышеловки.
Он вздохнул.
— Я направлялся по важному делу, пожалуйста, нельзя ли побыстрее.
Разумеется, он знал, чего они хотят. Его время быть
— Время принять мантию деда. Прошел год со дня его смерти, и пора тебе исполнить свой долг, — сказала Рэйчел.
— Наш народ нуждается в повелителе. Его нужно возглавить, прямо сейчас, — произнес Ану.
— У нашего народа нет правителя. Вы все это знаете.
Рэйчел, — с остроконечными ушами, лысой головой и улыбкой Моны Лизы, — вышла вперед и коснулась ладонью его щеки, вытянув длинные ногти. Ее кожаное платье смялось, когда она опустила руку.
— Они будут послушны тебе.
Алек молча смотрел на нее, а затем прибегнул к телепатической связи: «
Рэйчел была лучшей подругой деда, советником и, возможно, кем-то большим. Дед никогда не раскрывал ему, что творилось в его сердце, но Алек догадывался, что причиной их дружбы были сердечные дела.
— Проведите голосование и выберите того, кто лучше всех справится с этой обязанностью. Я не могу, — сказал он вслух.
— Ты самый гуманный и самый справедливый, к тому же обладаешь большой силой. Наш народ слушает тебя. Ты без пяти минут древний. Королевство твое,
Алек также внимательно посмотрел в лицо Нафи. Она была такой же уравновешенной, как и Рэйчел. Они не склонны к капризам или выходкам, а вот Ану — совсем другое дело. Его беспокоило это создание. Об альтернативе и речи не шло, но от самой ее возможности Алека бросало в дрожь. Если то