Эсмонда в своем фамильном поместье в Балликахане. Я поинтересовался, как долго он там прожил.

– Совсем немного. Мы переехали туда из Дублина, когда мне было пять лет, а когда мне стукнуло десять, наше семейство отправилось в Малайю.

– А вы никогда не пытались сами вести дневник? – спросил я Донелли просто так, без всякого интереса, чтобы заполнить паузу. В ответ на меня вылился поток откровений. Но сперва он с трудом выдавил: – Я никогда не вел никаких дневников, потому что в моей жизни было много такого, о чем мне никогда не хочется вспоминать.

– Но это соображение не отпугнуло Эсмонда?

Он криво усмехнулся, бросив на меня странный взгляд.

– Сексуальная жизнь Эсмонда была такова, что он мог о ней написать. О моей жизни писать невозможно.

Я подумал, что он имеет в виду сожженный сарай. Я сочувственно кивнул и сказал, что понимаю его. Он ответил с легким оттенком самоиронии:

– Сомневаюсь, чтобы вы меня понимали. Когда мне было восемь лет, у нас была гувернантка, которая избивала нас и играла нашими пенисами.

– Кого это вас?

– Моего брата Эсмонда и меня. Эсмоид на год старше меня. Эта девица была шотландкой из Глазго – высокого роста, пышущая здоровьем распутница. Оба мы сразу же, как только увидели ее, влюбились в нее без памяти – ходили за ней, как ручные псы. Однажды мы гонялись друг за другом вокруг стола, на котором стояла фарфоровая ваза – она упала и разбилась вдребезги. Наших родителей не было дома, и мы умоляли Бриджит ничего им не рассказывать о нашем проступке. Она согласилась, собрала осколки вазы и решила за это нас наказать сама. Такая перспектива вполне нас устраивала. Она велела подняться нам в нашу комнату и снять штаны. Когда она вошла к нам с палкой в руках, мы оба были совершенно нагие. Она уселась на постели и заставила нас лечь к ней на колени, затем каждый из нас получил по десять ударов палкой.

– Это вас возбудило?

– Не столько наказание. Меня лично возбудило то, что мне пришлось лежать обнаженным на ее коленях.

Я не буду передавать конец этой истории словами Донелли, так как он вдавался в разные незначительные детали. Он сказал, что они с братом признались друг другу, что им доставило удовольствие наказание, которому их подвергла Бриджит. В следующий раз, когда они снова остались наедине с ней в доме, они нарочно что-то разбили и снова подверглись приятному для них наказанию. Все это происходило в 1928 году, когда в моду вошли короткие юбки. Он имел возможность во время порки прижимать пенис к ее голой коленке, и Донелли признался, ощущение было таким острым, что он почти терял сознание от наслаждения. Однажды она заметила его эрекцию, когда он откинулся на спину, и прикоснулась к его возбужденному пенису. Родители Донелли придерживались мнения, что нельзя закатывать крайнюю плоть, поэтому головка его пениса всегда была покрыта кожицей. Девушка сказала, что это очень вредно для здоровья, и начала очень осторожно и нежно закатывать кожицу на пенисе. После этого случая они с братом только и мечтали, чтобы она снова отшлепала их и повторила операцию с крайней плотью. Через неделю им уже не нужно было разбивать вещи, чтобы добиться трепки от Бриджит. Как только они оказывались одни с девушкой дома, они предлагали ей играть с ними в школу, и она была у них учительницей. Они нарочно давали неправильные ответы на ее вопросы или не слушались наставницы, в наказание она предлагала им подниматься и их комнату, где они раздевались, и повторялась уже ставшая привычной порка у нее на коленях с закатыванием крайней плоти «ради здоровья, в медицинских целях». А однажды ночью, когда родителей не было дома, она позволила им залезть к себе и постель и сняла свою ночную сорочку. Донелли сказал, что испытал странное разочарование, хотя она позволила им нормальную сексуальную игру с закатыванием крайней плоти: ему уже был необходим ее образ полностью одетой девушки, шлепающей их палкой, чтобы получить полное удовлетворение и наивысшее сексуальное наслаждение.

Все закончилось, когда ему исполнилось девять лет, и их семья переехала в Малайю, где их отец получил место управляющего на медном руднике. Там они узнали, что Бриджит вышла замуж, и это известие повергло братьев в глубокое отчаяние: каждый из них мечтал, когда станет взрослым, жениться на ней.

Спустя два года они уже почти забыли о ней, но однажды мать спросила, как бы они посмотрели, если бы Бриджит приехала к ним и стала снова о них заботиться. Она развелась с мужем, и ей нужно уехать из Шотландии. Бриджит присоединилась к их семейству, когда они приехали на каникулы в Лондон, а затем вернулась с ними в Малайю. Донелли рассказывал, что она пополнела и округлилась, и они оба нашли ее ещё более привлекательной. Как только они остались с ней наедине, его брат спросил у нее:

– Вы будете нас наказывать, когда мы не будем слушаться?

– Обязательно, – пообещала она.

Донелли признался, что их с братом передернуло от наслаждения.

В течение нескольких недель все оставалось по-прежнему; у них были местные слуги, и Бриджит боялась скомпрометировать себя в их глазах. Но жаркий климат и отсутствие сексуального партнера заставили ее забыть об осторожности. Вокруг нее ходили обнаженные туземцы, и она жаловалась, что ее это шокирует, так как она воспитана в строгих традициях. Мальчики получали удовольствие, подтрунивая над ней, а иногда они ее щипали, за что получали в ответ шлепки. Все увеличивающаяся сила этих шлепков говорила о том, что их вскоре ожидает нечто большее. Однажды вечером после ванны она высказала удивление, насколько увеличился в размере половой член Донелли. Эсмонд ощутил острую ревность к брату, и этой ночью между братьями произошла жестокая драка, которая закончилась разбитыми в кровь губами и синяками под глазами.

Как-то она застала мальчиков, когда те тайком курили в сарае, и сказала, что немедленно их накажет. Дело было днем, и нельзя было раздеться полностью. Они только спустили брюки и прижались к ней. Донелли сказал, что когда все кончи лось, все трое стали красными и тяжело дышали, и он уверен, что она испытала оргазм (хотя, конечно, тогда он не понимал этого).

Через несколько дней мать взяла с собой Эсмонда и уехала с ним в ближайший городок, чтобы купить ему одежду. Донелли остался дома один. Он поднялся в комнату Бриджит, там никого не было. Он открыл шкаф и обнаружил там платье, которое она носила в Дублине, когда подвергала их наказанию, – коричневое платье из какого-то грубого плотного материала. Он разложил платье на постели, разделся донага и улегся на него ничком, с наслаждением вдыхая особенный запах Бриджит. Внезапно он услышал, как хлопнула входная дверь. Он узнал шаги Бриджит. Она прошла на кухню. Ему захотелось, чтобы она увидела его