понемногу спадала, и от реки повеяло спасительной прохладой. Тени, падающие на берег от леса, стали понемногу удлиняться, а по ровной глади реки побежали небольшие расходящиеся круги – закончилось самое жаркое время и рыба стала охотиться.
– Постоять бы здесь с удочкой, – мечтательно вздохнула Каэ. – Красота.
– Вы любите ловить рыбу? – восхищенно воскликнул альв. – Что же вы раньше не сказали?
– Как-то все некстати было, Воршуд.
– Почему это некстати? – возмутился альв. – Мы же Дер переплывали, а вы ни словечком, ни полсловечком не обмолвились, что рыбачить любите.
– Я левиафанов ловить на удочку категорически отказываюсь.
– Дался вам этот левиафан, знаете ли. Подумаешь, один-единственный левиафан, – не на шутку разошелся маленький человечек. – Что, из-за него теперь и вовсе на рыбалку не ходить?
Каэтана рассмеялась и с удовольствием поддержала настоящий рыбацкий разговор, приятно поразив альва знанием насадок, снастей и повадок различных рыб. Она же для себя тоже извлекла немалую пользу из этого разговора, выяснив без особого труда, что и рыба в этом мире водится все больше знакомых видов.
К тому времени, как они с Воршудом добрались до предположений о том, что можно выловить в Даргине, Бордонкай столкнул плот на воду, и теперь Джангарай и Ловалонга грузили на него вещи. Каэ с альвом поторопились им помочь. А урахаги спешно сбегали в лес, чтобы набрать в гнездах учуянных еще накануне птичьих яиц на ужин.
После недолгих колебаний решено было отплыть немедленно.
Они залезли на плот и умостились на нем с наибольшими удобствами, которые могли себе позволить. Каэтана сразу же пристроилась на передней части, с нескрываемым наслаждением растянувшись на бревнах во весь рост. Бордонкай вооружился самодельным веслом, которое вырубил из ствола молодого ясеня, и встал с правой стороны. Слева, с таким же веслом, поместился Эйя. Однако вскоре выяснилось, что ни он, ни Ловадонга, ни Джангарай не в состоянии грести с такой же силой и скоростью, что и огромный гемерт. Поэтому через несколько минут неудачных экспериментов Бордонкай разогнал всех и стал управлять плотом сам.
Они хотели переправиться через реку напрямую, чтобы не терять времени, но противоположный берег был настолько крутым и обрывистым, что нельзя было даже представить себе, как на нем можно высадиться, а тем более с лошадьми. Поэтому они вывели плот на середину Даргина и стали медленно двигаться по течению, высматривая место поудобнее.
Сначала путешествие проходило в полном молчании. Даже близнецы не разговаривали, а наслаждались короткими минутами затишья и оглядывали окрестности. Альв дремал, положив руки под голову, а Джангарай и Ловалонга сели рядом, словно решили вести беседу, но так и не нашли подходящих слов. Время застыло, и только плот неутомимо двигался по реке да вода мерно плескалась под веслом Бордонкая.
Даргин был довольно широкой и глубокой рекой, а вот его течение, к огромной радости друзей, было слабым.
Каэтана сначала с недоверием поглядывала на темные воды, с одной стороны испытывая желание опустить хоть руку в манящую прохладу, с другой – не забывая о том, что здесь может водиться какая- нибудь зубастая хищная тварь, которыми так щедро был населен Вард. Однако создавалось впечатление, что река совершенно безопасна.
Неизвестно, сколько еще времени Каэ вела бы бесконечный внутренний спор; возможно, пока они не пристали бы с другой стороны. Но тут плот выплыл на такой отрезок реки, что дух захватило от неописуемой красоты.
Чащи Тор Ангеха отступили от берега и теперь находились довольно далеко от Даргина, производя впечатление обычного густого и тенистого леса без всяких рпризов. И перед ним протянулась широкая песчаная коса. Сколько можно было охватить взглядом – прозрачная чистая река текла между двух берегов, один из которых представлял собой огромный золотой пляж с кромкой леса на горизонте, а другой – высокий песчаный обрыв, весь изрытый птичьими норами. Солнце еще
Скользило яркими лучами по песку, заставляя каждую песчинку гореть и искриться крохотным драгоценным камешком. Бело-золотые цвета, смешанные с невероятной голубизной воды и неба, по которому редко-редко проплывали пушистые белые облачка, создавали впечатление гармонии и тишины. Это был покой, ставший настолько редким в жизни друзей, что они зачарованно смотрели теперь на то, мимо чего раньше равнодушно проходили.
Каэтана перевернулась на живот и свесилась над краем плота, приблизив лицо к самой поверхности воды. Она не верила, что в такой реке может водиться какое-нибудь чудовище, и залюбовалась, забыв обо всем.
Дно освещалось яркими лучами солнца, и сквозь толщу прозрачной, слегка зеленоватой воды были видны мельчайшие предметы. По поверхности реки бежали легкие блики, отражаясь на лице и слепя глаза. От мерных движений Бордонкая, который неутомимо греб самодельным веслом, плот покачивало.
Длинные донные травы поднимались к поверхности, высвеченные золотыми лучами, и куполообразно сплетались, образуя подобие некоего таинственного подводного храма. Розовые и желтые ракушки в невероятных количествах усыпали дно; среди камней черными чудовищами лежали затонувшие бесформенные коряги. Это был особый мир, недоступный наземным жителям, близкий и одновременно далекий, которым никогда нельзя было налюбоваться вдоволь.
Альв присоединился к Каэтане, как он думал, на пару минут, не видя ничего особенного в красотах подводного царства, да так и застыл в самой неудобной позе на пару часов. Эйя и Габия прервали разговоры и тоже стали разглядывать дно реки, восхищаясь и волнуясь, – они впервые обратили внимание на то, что вода – это прекрасное творение, дарующее жизнь и наполняющее душу чистотой и покоем.
Серые чайки кружили над водой, оглашая воздух печальными криками. Впрочем, как проницательно определил Воршуд, крики были не столько печальными, сколько склочными, – похоже, птицы не поделили рыбу.
Мерный плеск воды и шлепанье весла, тихие разговоры Джангарая и Ловалонги, которые сидели сзади, стараясь внимательно оглядывать окрестности, теплые лучи солнца и многодневная усталость – все это сплелось в единое целое, в огромное желание смежить веки и уснуть хоть на пару минут. Каэ понимала, что засыпать нельзя, но глаза сами собой закрылись, и сон разморил ее.
Она не знала точно, сколько спала. Возможно – несколько минут, возможно – более часа. Разбудил ее громкий крик, который одновременно издали Эйя и Габия. Каэ вскочила, вытягивая мечи, но оказалось, что вокруг никого не было видно; только Джангарай с Ловалонгой озирались по сторонам, держа оружие наготове, да Бор-донкай, занеся весло, напрягся в ожидании опасности;
– Да нет же, – досадливо сказал Воршуд, потянув Каэ за руку. – Посмотрите в воду, это на дне.
Все как по команде уставились в реку – благо течение здесь было совсем слабое, отчего плот сносило не очень заметно. И они застыли, любуясь открывшейся их взглядам картиной.
На дне реки лежала исполинская статуя, высеченная из белого гладкого камня, – скорее всего мраморная. Она была высотой в несколько человеческих ростов, насколько друзья могли определить ее размеры, учитывая искажение, которое дает толща воды.
Статуя лежала на песчаном дне, в стороне от каменной гряды и затопленных стволов деревьев, поэтому была прекрасно видна во всех деталях.
Она изображала юношу с безупречно пропорциональным телом. Нижняя же часть тела была у него чешуйчатой и вместо ног заканчивалась мощным хвостом, который мало напоминал обыкновенный рыбий. Скорее всего такой хвост мог принадлежать морскому дракону.
Лицо юноши тоже отвечало всем требованиям самого взыскательного вкуса. Короткие вьющиеся волосы, высокий гладкий лоб без единой морщины. Широко открытые глаза имели редкий разрез – чем-то он напомнил друзьям глаза Каэ, когда она сердилась, – такой же слегка удлиненный и раскосый. Брови были
