Король Саксонии не может купить пять китайских фарфоровых ваз из-за того, что этот негодяй не умеет сделать золото! Висеть, определенно висеть Бетгеру на виселице[98] .
Мало ли таких виселиц (их ставили специально для алхимиков, не добывших золото), украшенных золотыми бумажками, словно рождественские елки, стоит по всей Европе, мало ли повесили уже другие короли шарлатанов, которые обещали добыть золото и ни черта не добыли!
Август Сильный вскочил, велел подать плащ и шляпу и лично отправился к Бетгеру. А Бетгер и сам знал, что ему не миновать виселицы, и уже не ждал, что когда-нибудь увидит золотую крупинку на дне своей колбы. Но в полном отчаянии он все-таки день и ночь проводил всё новые опыты и бросал в колбы все вещества, какие существуют на свете, — а вдруг, а вдруг?!
И вот, несколько дней назад, смешав различные вещества, он получил массу, из которой вылепил чашечки и отправил их в печь. Вместе с чашечками он отправил в печь свою дерзкую, свою безумную надежду на спасение, ибо, если он не ошибся, если он верно рассчитал, он вытащит из печи нечто, не уступающее золоту.
В тот вечер он, Иоганнес Бетгер, ученик аптекаря, ученый-самоучка, держал в руках еще теплую, еще не остывшую коричневую чашку, когда распахнулась дверь и в лабораторию-тюрьму ввалился Август Сильный, курфюрст Саксонии. Август Сильный не успел сказать Бетгеру всего, что он думает о проходимцах и шарлатанах. Он не успел этого сказать, потому что увидел в руках Иоганнеса Бетгера коричневую чашечку и понял все.
Слишком страстно он любил фарфор, слишком хорошо знал, что это такое, и слишком много фарфора собрал в своем золотом дворце.
Август бережно взял коричневую чашку, бросил ее на каменный пол и поднял осколки, чтобы увидеть излом. Сомнений не было: Иоганнес Бетгер, ученик аптекаря, ученый-самоучка, изобрел фарфор, первый в Европе!
Это случилось в 1704 году, а вскоре все тот же Иоганнес Бетгер научился добывать белый фарфор. И это было ничуть не меньше, как если бы он научился добывать золото. Август Сильный открыл фабрику фарфора в Мейсене, близ Дрездена. Со временем она стала приносить такой доход, что Август, будь он жив к тому времени, стал бы так богат, что мог скупить, если бы захотел, весь фарфор, все вазы, какие изготавливают китайцы за год. А Бетгер в конце концов все равно умер в заточении, поскольку его заподозрили в том, что он хотел рассказать о своем открытии. Ведь он открыл состав порошка петунзии! И конечно, все ученые хотели узнать, что это такое, в конце концов, и имеет ли пе-тун-се (или, как говорили европейцы, петунзия) отношение к философскому камню и к тайнам жизни, как подозревал покойный мастер Врум и многие другие.
Итак, китайского секрета больше не существовало, и теперь…
Да, теперь-то и начинался дрезденский секрет, почище китайского.
На завод принимали рабочих, которые приносили над гробом страшную клятву не разглашать тайны. Арканистами (от латинского «арканум» — «тайна») называли алхимиков, и Бетгера, и еще рабочих дрезденской фарфоровой фабрики. И конечно, вокруг тайны поползли темные слухи. Говорили, что Бетгер продал душу дьяволу и за это дьявол обучил его делать фарфор; что Бетгер боялся дьявола, много пил, не отпуская гостей, и ночи напролет играл с гостями в карты, чтобы не оставаться одному.
Правители разных стран, конечно, тоже опасались дьявола, но иметь свой фарфоровый завод было куда важнее, чем спасать душу.
Прошло несколько лет, и секрет был перекуплен[99], рабочих- арканистов сманили в другие государства. В Европе стали возникать фарфоровые заводы. Заводы выпускали тонкую расписную посуду, скульптуры и вазы. А все тот же Август Сильный потребовал, чтобы для его сада сделали из фарфора птиц и животных в натуральную величину, в том числе и слона… И не было предела и конца причудам, странным формам, изощренным рисункам и тончайшим краскам.
Фарфор шел войной на фаянс по всей Европе. Европейский фарфор плечом к плечу с китайским фарфором наступал на фаянс по всему фронту. И некоторые мастерские фаянса закрылись, пали в бою, как крепости, не выдержавшие штурма. А другие капитулировали, забыв былую славу старого фаянса и его достоинства: мастера Италии стали делать новый фаянс. Подражание итальянцев не пошло на пользу. Их изделия были лишь бледной копией, слепком с фарфоровых. Фаянс растерял свои достоинства и не приобрел новых.
В Саксонии, Пруссии и Баварии богачи вообще забыли о фаянсе, но в скромных домах ставили на стол фаянсовые кружки, фаянсовый кувшин для молока и фаянсовые толстые тарелки, на которых были нарисованы большие пухлые розы, толстые дубовые ветки и румяные рыцари.
И только во Франции обстоятельства сложились так, что фаянс не только держал оборону против фарфора много лет, но еще и окреп и набрал силу как раз в то время, когда его европейские собратья, фаянсовые изделия, уже отошли на задний план.
Случилось это в царствование Людовика XIV[100], за 20 лет до открытия Бетгера. Король затевал бесконечные войны, довел страну до страшного голода и разорил настолько, что вынужден был придумать какой-нибудь невероятный способ, чтобы добыть золото и серебро. Алхимикам он не верил, в торговле разочаровался и потому изобрел свой собственный способ добычи драгоценного металла. Он приказал всем своим подданным сдать на монетный двор все серебряные вещи, какие у них были: блюда, кубки, обеденные приборы, статуэтки, щипцы, канделябры, флаконы и соусники…
В один день в плавильных печах королевского монетного двора погибло столько произведений искусства, сколько не могло быть разграблено вражескими войсками за год, если бы они захватили Францию. Монетный двор печатал горы новеньких серебряных монет, но войны продолжались, поглощая все деньги, голод в стране усиливался, и король отослал монетчикам свой собственный золотой обеденный прибор, а себе велел подать обед на фаянсе. И все вельможи и дворяне тотчас перешли на фаянсовую посуду, как если бы они были простыми крестьянами. А мастера французского фаянса должны были делать такие вещи, которые по тонкости отделки и красоте материала не уступали бы серебряным. Потому за короткое время фаянс достиг во Франции большого расцвета, и из фаянса стали делать абсолютно все вещи, какие могли стоять в доме, включая мебель и даже лестницы.
Последний король Франции — Людовик XVI[101] фаянса не любил, а любил фарфор и свою фарфоровую фабрику и Севре. И даже сам занимался распродажей фарфоровых ваз и статуэток на ярмарке, которую устраивал в своем дворце.
А его мать, принцесса Саксонская, так любила фарфор, напоминавший ей о ее родине, что придворные устроили специальную оранжерею из фарфоровых цветов.
Итак, фарфор расцветал под опекой короля, но фаянс не сдавался. Фаянс упорно проникал в дома Франции самых разных сословий, фаянс всячески доказывал, что может соперничать не только с фарфором и стеклом, но и с деревом и с камнем. Фаянсовыми в домах Франции были: вазы, курильницы, табуретки, столики, скамеечки, стулья, рамы и рамки, черенки ножей и вилок, стены в ванной комнате, статуэтки и статуи, парковые скульптуры и камины.
А когда пала монархия, некто Оливье, фаянсовых дел мастер, преподнес республиканцам национального Конвента небольшую фаянсовую печку в виде Бастилии, той самой тюрьмы, куда сажали неугодных лиц французские короли и которая была разрушена в первые дни революции[102].
Тогда же появились фаянсовые тарелки с рисунками и стихами, прославляющими республиканцев.
Казалось, фаянс изо всех сил стремился завоевать расположение нового правительства, оттесняя
