хорошо чувствовал, но сейчас чувствую себя гораздо лучше, чем выгляжу.

Не в состоянии придумать достойного ответа, Хьюлитт ухватился за основание плавника – золотого, покрытого красными кровеносными сосудами и торчавшего из бронированных чешуй подобно стеблю гигантского ревеня. Ему тут же показалось – чалдерианин хочет сбросить его, и он ухватился покрепче, но понял, что чудище просто пришло в движение. И декоративные водоросли, и массивные фигуры пациентов понеслись мимо с огромной скоростью.

Хьюлитт заметил: в палате нет кроватей, и решил, что в такой обстановке кровати смотрелись бы весьма экзотично. Для лежачих больных тут имелись приспособления, формой напоминавшие коробчатых воздушных змеев, у которых была снята одна плоскость. Внутри этих «змеев» находились пациенты, тела которых были свободно закреплены в этих приспособлениях. Около одного из таких пациентов, чья чешуя потрескалась и обесцветилась не то от возраста, не то от болезни, расположился Лиорен. Большинство остальных пациентов плавали около помеченных определенными значками участков стен или потолка, направив громадные глазища на освещенные экраны. Вероятно, смотрели развлекательные программы. В дальнем конце палаты, куда, по всей вероятности, нес Хьюлитта его проводник, двое чалдериан в полной неподвижности застыли нос к носу. Когда к ним приблизились Двести одиннадцатый и Хьюлитт, их массивные хвосты дрогнули и они торжественно развернулись к прибывшим, раскрыв громадные пасти.

– Можешь отцепиться, – посоветовал Хьюлитту Двести одиннадцатый и, протянув щупальце в сторону товарищей, представил их:

– Это пациенты Сто девяносто третий и Двести двадцать первый. А это – посетитель-землянин, который хочет поговорить с нами.

– Вижу, что это не один из твоих наружных паразитов, – фыркнул Сто девяносто третий. – И о чем же он хочет с нами поговорить? О той дурацкой причине, из-за которой нам приходится все еще здесь торчать?

Прежде чем Хьюлитт нашелся что ответить, Двести двадцать первый вмешался:

– Прости нашего друга, маленький воздуходышащий брат. На его манерах отрицательно сказались нетерпение, скука и тоска по родине. Обычно он ведет себя гораздо приличнее, ну... то есть немного приличнее. Но его вопрос остается в силе – почему ты здесь и что ты хотел нам сказать?

Хьюлитт не сразу нашел в себе силы заговорить. Когда трое чалдериан выстроились перед ним в ряд, он почувствовал себя не слишком спокойно. Вида одного чалдерианина с разинутой пастью ему вполне бы хватило для того, чтобы утратить присутствие духа. Но теперь, когда их стало трое, они почему-то выглядели до того нелепо и даже смешно, что Хьюлитт успокоился. Он решил, что правду можно сказать, употребив немного изобретательности.

– Сам не знаю, о чем я хотел бы с вами поговорить, – протянул он. – Тема не имеет значения, просто хочется немного поболтать. Я не медик и не психолог, я всего лишь бывший пациент, после лечения участвующий в исследовании. До тех пор, пока меня не выпишут из госпиталя, мне положительно нечем заняться, поэтому я попросил, чтобы мне позволили посещать других пациентов и сотрудников и разговаривать с ними. Мне позволили.

Здесь можно познакомиться с представителями почти всех видов, живущих в Федерации, – добавил Хьюлитт. – За все время, пока я жил на Земле, я успел познакомиться только с пятью инопланетянами. Нельзя же было упускать такую возможность.

– Но на Земле живет больше ста чалдериан, – возразил Двести одиннадцатый. – Они там работают консультантами по восстановлению популяции и обучению полуразумных морских млекопитающих, которых ваши предки чуть было не истребили до конца.

– Но большую часть ученых составляют сами чалдериане и члены их семейств, – заспорил Хьюлитт. – Только немногим землянам, специалистам по морской биологии, разрешается встречаться и работать вместе с ними. Посещения базы неспециалистам вроде меня запрещены, а здесь можно ходить друг к другу в гости.

– Все равно, – проворчал Сто девяносто третий. – Если ты решил тоску развеять, то здорово рискуешь. Наша планета еще мирная, а тут, говорят, такие есть... Ты чем болел? Психологических осложнений не было, случайно?

– Большинство врачей, лечивших меня на Земле, так и думали, – признался Хьюлитт, чувствуя, что иронизировать с чалдерианами не стоит. – Но здесь, в Главном Госпитале Сектора, причину моей болезни устранили и вдобавок доказали, что земные доктора ошибались на мой счет. А рисковать я особо не рискую, поскольку падре Лиорен вызвался быть моим проводником и телохранителем.

– Наверное, больничное начальство тебе чем-то обязано, раз согласилось выполнить такую необычную просьбу, – отметил другой АУГЛ. – Так чем же ты все-таки болел?

Хьюлитт мучился в поисках подходящего ответа, но его опередил Сто девяносто третий:

– Наверное, какой-нибудь хворью страдал, из тех, к которым склонны все неяйцекладущие существа. Видите, молчит? Значит, не хочет рассказывать. Ну а мне это и так не очень-то интересно.

Хьюлитт хотел было возразить и объяснить, что он вовсе не неяйцекладущая самка, но поскольку не понимал, какого пола перед ним чалдериане, то решил, что и они запросто имели право ошибиться на его счет.

– Как правило, – сказал он, – самые пикантные сплетни ходят насчет физических или эмоциональных аспектов процесса размножения. А мне не хотелось бы развлекать вас тем, что опорочило бы других.

– Понятное дело, – откликнулся Сто девяносто третий. – Только сейчас нам гораздо интереснее было бы узнать, почему нас не отправляют домой. Ты про это ничего не слыхал?

– Мне очень жаль, но нет, не слыхал, – ответил Хьюлитт. – Но постараюсь выяснить.

«Это уж точно», – подумал он, снова вспомнив полученное «Ргабваром» предупреждение и учебную эвакуацию в своей бывшей палате. Разрешат ли ему разглашать то, что он выяснит, – это уже другой вопрос. Почему-то он начинал догадываться, что ответ на этот вопрос непрост и неприятен. Но скоро стало ясно, что на самом деле чалдериане больше всего жаждут поговорить о своей родине.

Поначалу Хьюлитту показалось, что все их попытки описать ему водную планету Чалдерскол равны стараниям рассказать дальтонику о красках заката, но он ошибся. Буквально несколько минут спустя он уже ощутил прелесть свободы передвижения в океане, покрывавшем всю планету целиком, за исключением двух небольших полярных участков суши. Глубина чалдерскольского океана местами достигала более ста миль.

Чалдериане пробили себе путь наверх по подводному древу эволюции, научились выживать в водной среде, а затем стали использовать природную энергетику подводных вулканов, не забывая при этом заботиться и о неразумных обитателях самой красивой планеты в федерации, планеты, красоту которой таким воздуходышащим с маленькими глазами, как Хьюлитт, можно было постичь только за счет увеличивающих изображение приборов и подводных судов. Когда чалдериане еще не знали, что такое огонь, когда они еще только-только делали первые шаги в развитии техники, они уже были цивилизованным народом. Дальнейшее развитие техники позволило некоторым из них совершать полеты над океаном – полеты по воздушному пространству, которое по условиям приближалось к вакууму, а затем – совершать полеты в космос. Но как бы далеко они ни улетали от родины, они продолжали оставаться частицами материнского чалдерскольского океана и нуждались в том, чтобы время от времени возвращаться на свою планету.

Они были настолько велики, им требовалось такое громоздкое оборудование и такие сложные системы обеспечения при полетах в космос, что Хьюлитт вообще удивлялся: зачем чалдерианам покидать родную планету?