это, только если не буду смотреть на тебя, потому что тогда я представляю тебя старым и глубоко несчастным Родителем, просящим о помощи. Но я не могу помочь тебе, как и ты не можешь помочь мне, потому что, Лиорен, я тоже провинился.
Голос гроалтеррийца стал так тих, что Лиорену пришлось вывести транслятор на полную громкость.
Великан прошептал:
– Я повинен в великом и ужасном грехе.
Глава 14
Только через час Лиорен вернулся на сестринский пост, где обнаружил Селдаля. Полуатрофированные крылья хирурга подрагивали, перья свирепо шуршали – так налладжимцы выражали ярость.
– Медбрат утверждает, что вы распорядились отключить магнитофоны, – выпалил Селдаль, не дав Лиорену и рта раскрыть, – а также стереть предыдущие записи бесед с больным. Вы превысили свои полномочия, Лиорен. Я полагал, что от этой пагубной привычки вы избавились после инцидента на Кромзаге. Однако вы разговаривали с больным дольше, чем все медики госпиталя, вместе взятые, со времени поступления гроалтеррийца на лечение. Что он вам сказал?
Лиорен ответил не сразу.
– В точности повторить не смогу. Большая часть полученных мною сведений носит сугубо личный характер, и пока я не решил, какие из них можно разглашать, а какие нельзя.
Селдаль издал громкий и не слишком пристойный клекот.
– Больной наверняка сообщил вам сведения, которые помогут мне в его лечении. Я не могу принудить сотрудника вашего отделения сообщить мне данные психоэмоционального плана, однако я могу попросить О'Мару, дабы он отдал вам соответствующее распоряжение.
– Старший врач, – медленно проговорил Лиорен, – будь то Главный психолог или любой другой руководитель, мой ответ остался бы неизменным.
Медбрат-худларианин ретировался – видимо, решил не смущать руководителя отделения своим присутствием при споре.
– Скажите, вы по-прежнему разрешаете мне посещать пациента? – осторожно поинтересовался Лиорен. – Не исключено, что в дальнейшем мне удастся получить сведения, основанные на прямом наблюдении и дедукции, на выявлении фактов и материалов отвлеченного характера как о самом пациенте, так и о виде, представителем которого он является. Надеюсь, эта информация могла бы оказаться вам полезной. Однако необходима большая осторожность, чтобы не нанести больному обиду, – он придает большое значение содержимому своего сознания и тем словам, которыми пользуется для раскрытия этого содержимого.
Перья Селдаля успокоились и улеглись ярким, ровным ковром.
– Я разрешаю вам и впредь посещать больного. Надеюсь, вы не станете возражать, чтобы я поговорил с ним – с пациентом, вверенным моим заботам?
– Если вы пообещаете ему, что ваша беседа не будет записываться, – протянул Лиорен, – вероятно, он с вами поговорит.
Как только Селдаль ушел, медбрат-худларианин вернулся на свое место, к мониторам. Он негромко проговорил:
– Со всем моим уважением, Лиорен, позволь поставить тебя в известность о том, что худларианский орган слуха исключительно чувствителен, и его нельзя привести в бездеятельность путем каких-либо заглушек. В этой палате вообще не предусмотрена звукоизоляция.
– Вы... все слышали? – воскликнул Лиорен, ощутив страшный гнев из-за того, что откровения пациента были подслушаны, и из-за того, что Селдаль, от которого он скрыл содержание беседы с гроалтеррийцем, в скором времени все узнает по системе распространения больничных сплетен. – Все-все? И даже о том преступлении, которое пациент совершил до своего помещения в госпиталь?
– Мне было сказано «не слушать», – отозвался худларианин, – и я не слушал. А того, что я не слышал, я никак не смогу обсудить с кем бы то ни было – кроме того, кто отдал мне распоряжение не слушать.
– Спасибо вам, медбрат, – с чувством поблагодарил худларианина Лиорен. Мгновение он созерцал наклейку на туловище медбрата, на которой значились только символы его принадлежности к персоналу и конкретному отделению. Именами худлариане пользовались только при общении с родней или теми особями, с которыми намеревались вступить в брачный союз. Лиорен запомнил сочетание символов – на тот случай, если еще раз увидится с медбратом. Затем он спросил:
– Не желаете ли уже сейчас обсудить со мной что-либо из того, чего вы не слышали?
– Со всем моим уважением, – ответил худларианин, – я бы предпочел высказать некоторые собственные соображения. У меня такое впечатление, что ты на редкость быстро завоевал доверие пациента тем, что без прикрас поведал ему о себе и предложил ему ответить взаимностью.
– Продолжай, – попросил Лиорен, решив перейти с худларианином на «ты».
– На моей планете – и насколько я могу судить, среди большинства населения Тарлы, – продолжал медбрат, – это не имело бы значения, ибо мы считаем, что жизнь начинается рождением и заканчивается смертью, и нам неведомы такие понятия о дурных поступках, которые, судя по всему, очень тревожат пациента. Однако если говорить о гроалтеррийцах и представителях многих других цивилизаций Федерации, то ты ступил на очень опасную философскую стезю.
– Знаю, – отозвался Лиорен и заторопился к выходу из палаты. – Теперь мы имеем перед собой не чисто медицинскую проблему, а и философскую, и я надеюсь, что библиотечный компьютер даст мне кое-какие ответы. По крайней мере я знаю, каков будет мой первый вопрос: «Какая разница между преступлением и грехом?»
Когда Лиорен вернулся в отделение, ему было сказано, что О'Мара у себя, но распорядился, чтобы его не беспокоили. Брейтвейт и Ча Трат собирались обедать, но соммарадванка задержалась, не скрывая, что хочет расспросить Лиорена о том, что и как. Лиорен сделал вид, будто бы не замечает ее безмолвного любопытства, поскольку сам пока не понимал, о чем может, а о чем не может рассказывать.
– Я вижу, вы сильно озабочены, – изрекла Ча Трат, резко указав на экран компьютера Лиорена. – Ваша озабоченность достигла того уровня, когда вы ищете забытья в... Лиорен, подобное поведение нетипично для личности, столь хорошо организованной. С какой стати вы запрашиваете весь этот материал о религиях, исповедуемых в Федерации?
Лиорену понадобилось некоторое время на обдумывание ответа, потому что его вдруг осенило: с тех пор, как он занялся Селдалем и его пациентами, он гораздо больше думал о бедах Маннена и гроалтеррийца, чем о своих собственных. Эта мысль явилась для него истинным откровением.
– Я благодарен вам за заботу, – осторожно проговорил Лиорен. – Однако моя озабоченность не возросла с тех пор, как мы виделись в последний раз. Как вам уже известно, я изучаю поведение Селдаля путем бесед с его пациентами, и процесс этот несколько усложнился с этической стороны – усложнился до такой степени, что я не знаю, что из того, что мне стало известно, я могу вам поведать. Да, религия имеет отношение к делу. Однако это область, в которой я совершенно некомпетентен, а мне бы не хотелось выглядеть профаном, если со мной поведут разговор на эту тему.
– Но кто станет задавать вам вопросы о религии, – удивилась Ча Трат, – когда этой темы все стараются избегать? В этой области возникают споры, в которых не бывает правых. Неужели о чем-то подобном вас станет спрашивать Маннен, тяжелейший больной? Если ему нужна помощь такого рода, я не удивлюсь, если он будет просить о ней вас, а не своего сородича. Между тем ваше замешательство мне понятно.