тысячу футов и сделайте серию «восьмерок». Восьмерки делайте как можно поменьше, но на максимальной скорости, так чтобы точка пересечения находилась над нашими головами. Понятно?

– Да, но...

– Тем самым мы дадим понять зверюге, что наш корабль не просто корабль, а весьма необычный корабль, – объяснил Конвей и добавил:

– Будьте готовы срочно подобрать нас в случае, если что-то пойдет не так.

Несколькими минутами позже Харрисон оставил врачей у буровой установки.

– Я понял, что вы задумали, доктор, – произнес Эдвардс. – Вы хотите привлечь к нам внимание. Икс отмечает точку, а восьмерка – это тот же икс, но с соединенными концами.

Разведывательный корабль над ними выделывал самые маленькие восьмерки, которые когда-либо видел Конвей. Даже учитывая, что корабельные гравикомпенсаторы работают на полную мощность, на Харрисона сейчас действовали четырехкратные перегрузки. Вокруг них по земле металась тень, прочерчивая ярко-желтую линию из свернувшихся листьев. Поверхность отзывалась подрагиванием на грохот небольших ракетных двигателей и тут едва уловимо начала подрагивать сама по себе.

– Харрисон!

Корабль прекратил маневрировать и с ревом опустился за спиной врачей.

К тому времени поверхность уже ходила ходуном.

И тут появились они...

Два большущих гладких металлических диска вертикально торчали из земли футах в двадцати позади них. Пока люди их разглядывали, диски неожиданно превратились в бесформенные металлические капли, которые растекались на несколько футов. Затем они так же неожиданно вновь превратились в диски с острыми, как у бритвы, краями, глубоко взрезающими поверхность. Прежде чем Конвей сообразил, что происходит, каждый из дисков прорезал уже больше четверти круга вокруг них.

– Думай, что это кубы! – заорал он. – Думай, что это что-то тупое! Харрисон!

– Люк открыт. Бегите сюда!

Но они не могли бежать, чтобы не отвести глаза от дисков и не посылать им мысленные приказы, и потому они дюйм за дюймом пятились к кораблю, изо всех сил желая, чтобы диковинные диски стали кубами, сферами, конскими подковами – чем угодно, только не циркулярными пилами, в которые их кто-то превратил.

В Госпитале Конвей наблюдал, какие хирургические чудеса вытворял его коллега Маннон с помощью управляемого мыслью инструмента – многоцелевого, моментально превращающегося по вашему желанию во что угодно. Сейчас две таких штуковины, покачиваясь, поползли по кругу, как кошмарные металлические видения. Они то и дело меняли форму, по мере того как врачи и хозяева пытались превратить их в то, во что каждому было нужно. Борьба была неравной – хозяева обладали большим опытом, но все же врачам удалось помешать чужим мысленным приказам и выбраться из прорезанного круга прежде, чем тот вместе с буровой установкой и остальным скарбом исчезли из виду.

– Надеюсь, инструментам окажут достойный прием, – произнес майор Эдвардс, после того как люк захлопнулся и Харрисон взмыл вверх. – В конце концов, они дадут им пищу для размышлений, прежде чем мы расширим контакт, прибегнув к диаграммам, нарисованным с помощью тени. – Неожиданно он пришел в возбуждение и продолжил:

– А ведь с помощью радиоуправляемых высокоскоростных ракет мы сможем создать совсем сложные фигуры!

– Я больше думаю об узком луче, направленном на поверхность в ночное время, – отозвался Конвей. – Листья будут откликаться на него и раскрываться. Луч можно передвигать очень быстро и модулировать, как в старинных телевизорах. Возможно, удастся передавать даже движущееся изображение.

– То, что нужно! – с энтузиазмом воскликнул Эдвардс. – Другое дело, каким образом огромное чудовище размером с графство, у которого нет ни рук, ни ног, ни чего-то там еще сможет ответить на наши сигналы. Вероятно, что-нибудь да придумает.

Конвей покачал головой.

– Возможно, несмотря на медленные движения, ковры очень быстро соображают и являются пользователями инструментов, которые мы ищем. Их огромные тела подвергаются добровольному хирургическому вмешательству, когда они хотят затянуть внутрь и исследовать образец, который находится вне пределов досягаемости рта. Но я предпочитаю другую теорию – о маленьких разумных существах внутри или под исполином. Возможно, это разумный паразит, который помогает хозяину оставаться в добром здравии с помощью инструментов или других способов и пользуется хозяйскими «глазами» и всем остальным. Так что выбирайте сами.

Пока разведывательный корабль ложился на обратный курс в сторону «Декарта», в нем стояла тишина. Затем Харрисон произнес:

– Мы не вошли в прямой контакт, значит, мы всего лишь поставили закорючку на травяном радарном экране? Но все равно это большой шаг вперед.

– Я понимаю так, – произнес Конвей, – если инструменты были использованы для того, чтобы доставить нас к хозяевам, то те должны быть на достаточно большом расстоянии от поверхности – возможно, они вообще не могут здесь существовать. И не забывайте, что они используют ковер точно так же, как мы используем растительные и минеральные ресурсы. Как бы они проводили анализ живых образцов? Смогли бы они вообще их разглядеть там, внизу? Они пользуются глазами растений, но я не могу себе представить растительный микроскоп. Может быть, на каких-то стадиях анализа они пользуются пищеварительными соками ковра...

Видимо, от этого предположения лицо Харрисона приобрело нездоровый вид.

– Давайте пошлем вниз роботов с датчиками и посмотрим, что они делают, а? – предложил он.

– Все это только теория... – начал было Конвей, но тут же осекся.

Корабельное радио хмыкнуло, прочистило горло и оживленно объявило:

– Разведкорабль девять! Вызывает корабль-матка! У меня срочное сообщение для доктора Конвея. Существо по имени Камсаюг отправилось в путешествие. При нем радиомаяк, выданный ему доктором. Оно движется к активному участку побережья в районе В-двенадцать. Харрисон, у тебя есть, что доложить?

– Да, конечно, – ответил лейтенант и бросил взгляд на Конвея. – Но сначала, думаю, с тобой захочет поговорить доктор.

Конвей был краток, а уже через несколько минут их корабль устремился на аварийной скорости вперед, рассекая небо так быстро, что листья не успевали среагировать на его тень, а все живое, имеющее уши, оглохло от ударной волны. Но Конвей рассерженно думал о том, что ковер, над которым они сейчас пролетали, тоже оглох, и это плюс к остальным болячкам, которые на сегодня включали в себя запущенный обширный рак кожи и только Богу известно какие еще заболевания.

Интересно, может ли такое медлительное, огромное существо испытывать боль и, если да, до какой степени? Была ли ситуация, которую он наблюдал, ограничена лишь сотнями акров «кожи» или болезнь пошла в глубь тела? Что случится с созданиями, которые живут внутри или под гигантом, если умрет, разрушится слишком много ковров? Это коснется даже колесников, не живущих на суше, – будет нарушена экология всей планеты! Кто-то должен вежливо, но очень-очень твердо поговорить с ними, если только уже не слишком поздно.