— Клянусь, в жизни не видел более живого пациента! — восторженно воскликнул он.

— Можете вы объяснить, что произошло?! — взревел О'Мара.

Ответить было непросто, глядя, как пострадавший катается по отсеку.

Физический контакт с Конвеем привел пациента в паническое состояние, а теперь столкновения с полом, стенами, предметами, что плавали в воздухе, вызвали цепную реакцию. Пять пар сильных, гибких конечностей взмывали вверх на два фута, какой бы частью тела существо ни касалось предметов.

Улучив благоприятный момент, Конвей успел юркнуть в переходную камеру. Существо, беспомощно взлетев в воздух посреди отсека, медленно вертелось вокруг оси, напоминая одну из старинных космических станций. Оно постепенно приближалось к стене, и надо было принять меры, прежде чем оно снова начнет метаться по помещeнию.

— Нам нужна тонкая крепкая сеть номер пять, — быстро произнес Конвей, — пластиковый мешок, в который он может поместиться, и несколько насосов.

В настоящий момент не исключено содействие пациента. Поймав его в сеть и спрятав в мешок, мы накачаем туда насосами воздух и в таком виде доставим пострадавшего на катер. Давайте скорее сеть!

Конвей не мог понять, как существо, живущее при такой силе тяжести, могло столь бурно двигаться в разряженном воздухе.

— Курседд, есть ли результаты анализа? — неожиданно спросил он.

Сестра медлила с ответом, и Конвей уже было решил, что она не расслышала его, но тут раздался её бесцветный спокойный голос:

— Анализ закончен. Состав воздуха в отсеке позволяет вам, доктор, спокойно снять шлем и дышать полной грудью.

Вот оно, самое главное противоречие, подумал Конвей. Наверняка Курседд так же растеряна, как и он сам. И тут он рассмеялся, представив, что сейчас творится с медсестрой…

Несмотря на отчаянное сопротивление, спустя шесть часов пациент был доставлен в палату 310-Б, небольшое помещeние неподалеку от Главной операционной ДБЛФ. К тому времени Конвей уже не знал, чего он больше хочет: вылечить пациента или не медля, прикончить его на месте. Судя по всему, спасатели и Курседд, транспортировавшая пациента, испытывали те же чувства. Конвей провел предварительный осмотр, насколько это позволяли сеть и прозрачный мешок, и взял для анализа кровь и соскреб с наружного покрытия пострадавшего. Образцы он отправил в Лабораторию патологии, наклеив на них красные этикетки «Крайне срочно». Курседд сама отнесла их в лабораторию, не доверив пневматической трубе: когда дело касалось цвета этикетки, работники лаборатории вдруг обретали удивительную слепоту.

Наконец, Конвей приказал сделать рентгеновские снимки и, оставив пациента под наблюдением Курседд, отправился к О'Маре.

Когда Конвей закончил свой рассказ, О'Мара с облегчением заключил:

— Ну, самое трудное позади. Полагаю, вам хочется довести это дело до конца? — спросил он.

— Н… н… не думаю, — отозвался старший терапевт.

О'Мара нахмурился.

— Если вы отказываетесь от пациента, так прямо и скажите. Не терплю уверток.

Конвей втянул носом воздух, а затем медленно и раздельно проговорил:

— Я хочу продолжать это дело. Мои сомнения относятся к вашему ошибочному утверждению, будто самое трудное позади. Самое трудное впереди.

Я провел предварительный осмотр больного и, как только будут готовы результаты анализов, проведу более подробное исследование. Завтра при осмотре больного я хотел бы, если возможно, видеть докторов Маннона, Приликлу, Скемптона и вас.

О'Мара поднял брови.

— Странный набор талантов, — сказал он. — Не могли бы вы уточнить, доктор, зачем мы все вам понадобились?

Конвей покачал головой.

— Мне пока не хотелось бы говорить об этом.

— Хорошо, мы придем. — О'Мара явно заставлял себя быть вежливым. — И я прошу прощения, что не так истолковал ваше невнятное бормотание, когда не мог разобрать более одного слова из каждых трех. Идите, доктор, и выспитесь, прежде чем я снова наброшусь на вас.

Только тут Конвей понял, как устал. Кое-как доплелся до своей комнаты, и его походка напоминала стариковское шарканье, а вовсе не спешную, уверенную поступь старшего терапевта.

На следующее утро Конвей два часа провел возле своего пациента, прежде чем собрался консилиум, о котором он накануне просил О'Мару. Нового выяснить ему почти не удалось, он только лишний раз убедился, что ничего не сможет сделать без специалистов.

Первым появился доктор Приликла. О'Мара и Скемптон, главный инженер Госпиталя, пришли вместе. Последним появился доктор Маннон, задержавшийся в операционной ДБЛФ. Ворвавшись в палату, он притормозил, а затем медленно дважды обошел вокруг пациента.

— Похоже на баранку с маком, — сказал он.

Все поглядели на него.

— Увы, это не мак, — вздохнул Конвей. — Совсем не так просто и безвредно. — Он подкатил к пациенту рентгеновскую установку. — Парни из Лаборатории патологии считают, что это злокачественные образования. А сам пациент, если вы присмотритесь внимательней, не имеет ничего общего с баранкой. Физиология, характерная для ДБЛФ, — цилиндрическое тело со слабо выраженным скелетом и сильной мускулатурой. Ложное впечатление создается тем, что по одному ему известной причине он старается проглотить собственный хвост.

Маннон внимательно вгляделся в изображение на экране рентгеновской установки и, выпрямившись, развел руками.

— Типичный заколдованный круг, — произнес он и добавил:

— Поэтому-то вы и пригласили О'Мару? Подозреваете, что у пациента не все дома?

Конвей пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:

— Поражение наиболее значительно там, где смыкаются рот и хвост пациента. В сущности, эти области настолько поражены, что трудно разглядеть границу между ними. Очевидно, опухоли весьма болезненны или по меньшей степени вызывают неодолимый зуд — вот почему он буквально вгрызается в свой собственный хвост. С другой стороны, такое положение тела может объясняться непроизвольным сокращением мышц, которое вызвано либо поражением, либо чем-то вроде эпилептической судороги…