она никогда не замечала, что в зрачках у него есть темные пятнышки, что его чувственно изогнутая нижняя губа немного полнее, чем верхняя, и почему она заметила только теперь, когда он небрежно и нетерпеливо провел рукой по волосам, что пальцы у него сильные и изящные.

— Во-первых, твоя мать не одобрила бы этого. — Он смотрел на нее, но не тронулся с места, не обошел вокруг нее, чтобы выйти из комнаты. — А Люк оторвал бы мне голову.

— А я и не предлагаю позвать их послушать. Мы с тобой и раньше умели хранить наши тайны.

— Что это за логика, Господи прости, — пробормотал он.

Сколько у него было женщин? Задав себе этот вопрос, она неожиданно ощутила четкий укол ревности. Сколько женщин откидывали назад этот непокорный завиток волос с его лба и…

И что? Лежали с ним голые, смотрели ему в глаза, трогали и целовали?

Теперь настала ее очередь покраснеть от того, какое направление приняли ее мысли при воспоминании о том, что совсем недавно она сидела у него в спальне, прячась от лорда Фосетта.

— Почему это я нелогична? У меня есть кое-какие вопросы, а ты знаешь на них ответы. Это прямой путь от начала к концу, насколько я могу судить, — Какие бы мотивы ни двигали ею, она не собиралась доставить ему удовольствие и отступить. — Я по крайней мере знаю, что ты будешь со мной честным.

— Я? — Взгляд у него затуманился. — Напрасно ты так уверена. Спроси лучше Люка.

— Вряд ли я стану спрашивать у моего брата.

— А чем я отличаюсь от него? Я твой двоюродный брат.

— Нет, это не так.

Четыре коротких слова. И таких многозначительных.

Он был прав насчет сладкого запаха цветов. Этот запах был неприятен, от вечернего тепла в комнате стало душно, богатая элегантная обстановка купалась в спокойном свете, проникавшем сквозь прозрачные занавеси, задернутые, чтобы не пропускать зной. У нее перехватило дыхание, но она не поняла почему.

— Да, это не так, — повторил он в конце концов так тихо, что его почти не было слышно. — И учитывая этот аргумент, давай прекратим наши смешные дебаты. У меня назначена встреча. Извини.

Она смотрела ему вслед, огорченная, немного смущенная своей настойчивостью и просьбой и все же не уверенная, чем именно вызвано ее необъяснимое поведение.

Когда через несколько минут в комнату вошла ее мать, девушка все еще стояла на месте, с задумчивым видом рассматривая пустой дверной проем.

— Я только что встретила Майлза. Мне показалось, что он чем-то озабочен.

— Вот как? — Элизабет смотрела, как мать суетится над цветами, рассматривает карточки, и насмешливо добавила: — Он действительно ушел как-то неожиданно.

— Он сейчас занимается своим новым деловым предприятием.

— Наверное.

— Сегодня вечером у нас будет Фосетт, милочка. Что вы наденете?

— Люк знает, что сейчас меня не интересует брак с его светлостью.

Элизабет вытащила из букета розу и бездумно вертела ее в пальцах. Рука у нее слегка дрожала после недавней стычки. А что ее интересует? Этого она не знала, но только не цветы, не стихи и не бессмысленные комплименты.

А вдруг ее интересует Майлз? — с беспокойством подумала она.

Мать поставила одну из ваз и обернулась.

— Поверьте мне, этот сезон — просто водоворот. Я помню, как это было, когда я начала выезжать. А сейчас: настойчивые джентльмены, непристойные сплетни и множество любопытных взглядов. Это может подействовать обескураживающе.

— Я не совсем подавлена, но, признаюсь, до некоторой степени сконфужена. — Эти слова казались прилично нейтральными, хотя слово «сконфужена» приобрело совершенно новое значение после прошлой ночи и впечатляющего момента на лестнице. — Большинство моих подруг, кажется, знают, чего хотят. У меня такой уверенности нет. Лорд Фосетт, несмотря на его состояние и приятную внешность, это не тот человек, которого я представляю себе в качестве мужа.

— Благодаря удачным обстоятельствам с состоянием вашего брата и его открытому уму, я уверена, что вы не склонны принимать предложение, которое вам не по душе. А теперь, — сказала мать с изящным апломбом, усаживаясь в кресло и протягивая руку к звонку, — не выпить ли нам чаю в ожидании визитеров? Вы могли бы развлечь меня, рассказав, что слышали о леди Бруэр. Я мало знаю о ней, если не считать ее демонстративного появления в обществе в сопровождении Люка. Это не похоже на него — афишировать свою личную жизнь. Вы не знаете, почему он это сделал? Что может сказать об этом Майлз?

Элизабет радовалась, что вопросы с такой быстротой следует один за другим, потому что предметом разговора была уже не ее светская жизнь, но упоминание о Майлзе заставило ее сглотнуть и минуту подождать, перед тем как ответить.

— Откуда мне знать, что думает Майлз?

— Вы всегда это знаете, милочка, — простодушно ответила мать.

Теперь уже нет, мрачно подумала Элизабет, вспомнив выражение его лица, когда она так порывисто бросила ему вызов.

Теперь уже нет.

— По-моему, все гораздо сложнее, чем вы думаете, — пробормотала она.

Люк не был склонен к романтическим жестам.

Но наверное, должен был признаться, что ему хотелось сделать такой жест, а потом выбросить его из головы, хотя он и сам не знал, как долго сможет притворяться. Он рассматривал обитый изнутри бархатом ящик, сверкающее содержимое которого являло все цвета от самого светлого аквамаринового до самого темно-алого. Этот магазин, один из самых модных в Лондоне, не выставлял свою роскошь напоказ; его витрины, выходившие на знаменитую улицу, были весьма скромными. Здесь джентльмены могли купить любые подарки своим женам или временным любовницам в зависимости от толщины своих кошельков. Это было очень дорогое и престижное заведение, и чтобы покупать здесь, нужно было иметь глубокие карманы.

Причины, по которым Люк выбрал именно эту лавку, были неясны даже ему самому.

Серьги с топазами, решил он, под цвет неуловимому оттенку золотистых прядей в волосах Мэдлин. Цена была запредельная, но серьги являли образец изящного вкуса. Бесспорно, они были необычные, вроде той красивой женщины, которая в настоящее время занимала его мысли так, что он действительно уже начал тревожиться. Он повернулся к своей спутнице.

— Что ты скажешь?

— Я никогда не видела, чтобы ты раньше думал о драгоценностях так, словно от этого выбора зависит твоя жизнь, вот что я скажу. — Регина бросила на него любопытный взгляд. — И мне очень нравятся эти серьги с топазами, если ты спрашиваешь о них. Какой женщине могли бы они не понравиться? Они просто необыкновенные. И они очень старинные, насколько я могу судить, и элегантные. И еще мне нравится, что камни имеют фаллические очертания.

«Фаллические очертания». Только Регина могла произнести такие необычные слова таким небрежным томом.

Державшийся поодаль продавец, почуяв возможность продажи, улыбнулся с вкрадчивым видом.

— Они античные, милорд, Мне говорили, что когда-то они принадлежали одной этрусской принцессе.

Люк не очень-то поверил в это, но золотая филигрань была настолько великолепна, что слова продавца вполне могли оказаться правдой, и, по его мнению, камни имели красивую цилиндрическую огранку. Золотых дел мастера во времена итальянской античности были настоящими художниками, а ему