Всех ваших я нашел в самом удовлетворительном состоянии. Особливо вашу сестрицу, похорошевшую до невозможности. Однако не скрою от вас, что она была несколько разочарована, увидев меня одного и не получив четкого и твердого ручательства касательно вашего скорого приезда, которого она продолжает ждать и чаять с несокрушимой верой, безусловно достойной вознаграждения. При одной лишь мысли о том, что ее надежда может быть обманута, у нее на глазах наворачиваются слезы. Что же до вашей матушки, то та, по ее собственным словам, удовлетворится молчаливым негодованием…

Дорога сюда действительно на редкость приятная. Плыть пароходом по Волхову, как до, так и после Новгорода, особенно в это время года, — величайшее удовольствие, а что до самого града Новгорода, то намедни один посетивший его иностранный дипломат говорил о нем с самым живым и осмысленным интересом в присутствии нескольких наших великосветских дам, слушавших его с благосклонным недоверием. — Право слово, иностранный дипломат знал историю лучше, чем эти дамы.

Вы видите, милейший Сергей Петрович, что я изо всех сил стараюсь исполнить данное мною вашей очаровательной сестрице обещание использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства убеждения, дабы заманить вас сюда. Тут уж, мне кажется, будут совершенно излишними уверения в огромном удовольствии, которое вы доставите мне своим здесь появлением.

Если вы приедете сюда хоть на несколько дней, не забудьте захватить с собою ружье. Плывя по реке, я мог убедиться воочию, какое множество уток и диких гусей водится в здешних краях. Я видел, как они тучами взлетали и падали совсем рядом с пароходом.

А засим, любезнейший друг, сердечно жму вашу руку и тысячу раз повторяю — всецело вам преданный

Ф. Тютчев.

Старая Русса. 27 июня

C’est ici que j’ai reçu ta dernière lettre sans date, ma fille chérie, et c’est d’ici que je t’écris. Je suis venu ici prendre quelques bains, d’après l’avis des médecins, et un peu aussi pour changer d’air et de lieu… Tout ce pays, arrosé par le Волхов, toute cette première étape de la Russie, vers laquelle elle est momentanément revenue^*, est un pays très curieux… A la grandeur vague et illimitée de ces horizons, à cette masse des eaux, si largement répandues et qui embrassent et mettent en communication une si vaste étendue de pays, on sent instinctivement que c’est bien là un berceau de Géant.

Quant aux bains que je prends ici, il me paraît qu’ils me font du bien… Il est vrai que la saison splendide qu’il fait en ce moment y contribue beaucoup.

J’ai du plaisir par ce temps enchanté à me transporter auprès de vous — en attendant que je le fasse en personne, ce qui arrivera, je l’espère, dans une quinzaine de jours… Ce doit être un charmant séjour que Кунцево en ce moment, et qui tient bien sa place au milieu de toute cette magnificence générale.

Cette invasion splendide de la nature du midi parmi nous rappelle un peu le voyage de l’Impératrice Catherine dans la steppe, avec ses surprises et ses enchantements improvisés et si peu durables, hélas…

J’ai reçu une lettre de Daria qui m’a beaucoup remué. Elle me demande et me conjure, au nom de son isolement, d’aller la rejoindre^*, me disant, ce qui est vrai, qu’elle devrait avoir plus de droit que personne sur moi, en égard à l’état d’abandon où elle est… Ah, qu’il est difficile de tout concilier…

Ce que tu me dis dans ta lettre de témoignage de la gratitude Souveraine m’a fait plaisir. J’aime à leur reconnaître de ces sentiments essentiellement humains, et rien de plus humain dans l’homme que ce besoin de rattacher le passé au présent… C’est comme une dernière barrière contre l’invasion d’un égoïsme sans bornes…

J’ai quitté la ville au moment où l’Auguste tribu venait de se transporter à Péterhoff qui doit être aussi bien beau à l’heure qu’il est et où je me représente ton très léger fantôme, errant encore sous la poussière des jets d’eau.

Je compatis dans une certaine mesure à ton chagrin de voir Aksakoff se disposant à reprendre la rédaction du journal, mais le public ne sera pas de notre avis… Il est temps que les premiers- Moscou redeviennent lui, même au risque de quelque nouvel émoi^*.

Je me flatte, d’ailleurs, qu’après ce temps de trêve on se retrouvera de part et d’autre moins farouche et moins susceptible… Le temps, à ce qu’il paraît, est à la conciliation — au moins provisoire.

Adieu, ma fille chérie, et au revoir, à bientôt.

T. T.

Старая Русса. 27 июня

Здесь я получил твое последнее письмо без даты, милая моя дочь, и отсюда же отвечаю тебе. Я приехал сюда, чтобы, по совету врачей, полечиться ваннами, а отчасти для перемены обстановки… Вся эта орошаемая Волховом земля, это начало России, к которому она на мгновение возвратилась^*, — местность поразительная… Перед бескрайним, неоглядным размахом этих горизонтов, перед этим обилием широко разлившихся вод, обнимающих и связующих воедино такие громадные пространства, ощущаешь, что именно здесь колыбель Исполина.

Что до ванн, которые я здесь принимаю, то они, по-моему, идут мне на пользу… Правда, этому немало способствует стоящая нынче дивная погода.

Мне приятно в эту волшебную пору переноситься мыслями к вам — в предвкушении момента, когда я прибуду собственной персоной, что произойдет, надеюсь, через две недели… Очаровательным пристанищем должно быть сейчас Кунцево, уютно расположившееся посередке этого всеобщего великолепия.

Такое блистательное вторжение к нам южного климата несколько напоминает путешествие императрицы Екатерины в степь, с его сюрпризами и импровизированными чудесами, столь, увы, недолговечными…

Я получил от Дарьи письмо, страшно меня растревожившее. Она умоляет меня приехать к ней^*, заклиная своим одиночеством и заявляя, вполне справедливо, что у нее, при ее неустроенности, больше прав на меня, чем у кого-либо… Ах, как трудно все совместить…

То, что ты говоришь в своем письме о свидетельстве монаршей признательности, доставило мне удовольствие. Меня радуют вот такие проблески подлинной человечности в высочайших особах, а нет ничего более человечного в человеке, чем потребность привязывать прошлое к настоящему… Это как последний барьер, сдерживающий натиск безграничного эгоизма.

Я покинул город сразу же после того, как августейшее семейство перекочевало в Петергоф, где теперь наверняка тоже очень красиво и где мне видится твоя легкая тень, все еще блуждающая под водяной пылью фонтанов.

Разделяю в известной мере твое огорчение по поводу того, что Аксаков намеревается опять принять на себя редактирование газеты, но мнение публики будет отличным от нашего… Пора передовицам «Москвы» снова стать аксаковскими, даже с риском вызвать какое-нибудь новое возмущение^*.

Впрочем, льщу себя надеждой, что после этой передышки обе стороны выкажут меньше ожесточенности и меньше обидчивости… Момент вроде бы благоприятствует примирению — по крайней мере, временному.