extrêmement ranimé l’ardeur épistolaire*.
Tes détails sur l’entrevue du fameux Юркевич avec ton mari m’ont beaucoup amusé*, et tu penses bien que je ne les ai pas gardés pour moi seul. J’en ai même gratifié Валуев. — Voilà un gaillard — je parle de Юркевич — qui enfonce Гоголь. Car qu’est-ce que son
Le dernier article de la
Il faudrait qu’il fût bien établi dès à présent que, quoi qu’il arrive et quel que soit le résultat du tripotage diplomatique qui se fait autour de la question d’Orient, — dans le cas néanmoins, où l’insurrection viendrait à éclater au printemps, la Russie exigeât péremptoirement des puiss<ances> occid<entales> l’application rigoureuse du principe de la
Hier, à un grand bal chez la Comtesse Протасова, l’Impératrice m’a parlé de toi avec beaucoup d’amitié — et avec sympathie de plusieurs articles de la
Понедельник. 13 февраля <18>67
Моя милая дочь. Пишу тебе всего несколько слов только ради того, чтобы использовать отъезд в Москву князя Оболенского. Я нахожу, что новые приемы, усвоенные полицией, весьма способствовали оживлению переписки*.
Сообщенные тобою подробности свидания пресловутого Юркевича с твоим мужем очень меня позабавили*, и ты понимаешь, что я не удержал их в секрете. Я поделился ими даже с Валуевым. — Этот молодец — я говорю про Юркевича — затмил Гоголя. Ибо куда его
Последняя статья в № 34 «Москвы»* очень меня удовлетворила, и это удовлетворение будет всеобщим. Она выражает должное сочувствие к нашей дипломатии, ничуть не поступаясь принципами… это верная метода. Нужно нас поддерживать, одновременно подталкивая. — В настоящее время существует один чрезвычайно важный пункт, и надо было бы все усилия печати направить на разъяснение этого пункта, в котором ключ положения.
Необходимо теперь же твердо заявить, что, как бы ни развивались события и чем бы ни завершилась дипломатическая возня вокруг восточного вопроса, — в случае, если весной-таки вспыхнет восстание, Россия решительно потребует от западных держав строжайшего соблюдения принципа
Вчера на большом балу у графини Протасовой императрица говорила со мной о тебе с большой теплотой — и с сочувствием о многих статьях «Москвы», особенно о статье, посвященной женским учебным заведениям, и т. д. и т. д. и т. д.
Аксаковой А. Ф., 23 февраля 1867*
Pétersb<ourg>. Jeudi. 23 février 1867
J’aimerais bien pouvoir t’expliquer, d’une manière tant soit peu raisonnable, ce qui vient de se passer*. Mais il y a un degré d’inconsistance qui échappe à toute appréciation. Je ne suis pas parvenu à constater jusqu’à présent si l’initiative de ce second avertissement, si inattendu pour tout le monde, appartient à
Ici tout le monde a été aussi surpris que choqué et, certes, cela n’ajoutera rien à la considération personnelle de В<алуев> lui-même, à celle du régime actuel de la presse. J’ai su par la Comtesse Protassoff que l’Impératrice a été très peu édifiée de cette nouvelle incartade de l’administration. Elle a même dit qu’elle savait qui étaient les gens qui en voulaient à l’existence de la
Cela n’empêche pas que je trouve tout ce régime d’arbitraire aussi bête que révoltant et cette appréciation commence à devenir générale. Il est de fait que les velléités libérales, qui se sont fait jour dans le gouvernement, n’ont eu d’autre résultat, que d’avoir surexcité le
De grâce, Anna, ne t’affecte pas plus que de raison de ce qui vient d’arriver… et soigne-toi. Dieu te garde.
Петербург. Четверг. 23 февраля 1867
Мне очень бы хотелось дать тебе хоть сколько-нибудь разумное объяснение того, что произошло*. Но все это столь беспочвенно, что совершенно не поддается объяснению. Мне до сих пор не удалось выяснить, принадлежит ли инициатива второго предостережения, столь неожиданного для всех, самому