Или, быть может, у Кенрика было при себе что-то такое, что облегчило опознание?

— Нет. Его похоронили как Шарля Мартэна.

Ллойд сделал паузу, когда ставил наполненный стакан, а после сказал:

— Это пренебрежение фактом внезапной смерти типично для шотландского сознания. Они всегда бывают ужасно горды скромными результатами своего следствия. Мне кажется, что Шотландия — идеальное место для совершения убийства. Если у меня когда-нибудь будут такие намерения, то я заманю свою жертву на север.

— Как всегда, было проведено следствие. Несчастный случай произошел вскоре после отъезда поезда из Юстона.

Какое-то время Ллойд размышлял.

— Не считаете ли вы, — сказал он, — что следует сообщить об этом полиции? Уведомить ее, что похоронили кого-то не под той фамилией.

Грант хотел объяснить, что единственным доказательством того, что мертвый Шарль Мартэн — это Билл Кенрик, является его опознание на не слишком хорошем любительском снимке, однако что-то его удержало. Вместо этого он сказал:

— Сперва мы хотели бы знать, почему у него при себе были документы Шарля Мартэна.

— Ну да, понимаю. Это дело совершенно загадочное. Никто не добывает документы другого человека без некоторых… предварительных действий. Кто-нибудь знает, кто такой есть Шарль Мартэн… или скорее был?

— Да, у полиции нет никаких сомнений.

— Единственное, что неясно, это способ, которым Билл Кенрик раздобыл эти документы. Я понимаю, почему вы с неприязнью относитесь к официальным источникам. Что с тем человеком, что провожал его на Юстон? Мог это быть Шарль Мартэн?

— Предполагаю, что да.

— Документы могли быть только одолжены. Кенрик не произвел на меня впечатления… ну, скажем, преступника.

— Да. В свете всех фактов, он не был преступником.

— Все это вместе взятое очень странное дело. Этот несчастный случай, который с ним произошел, как вы сказали. Я полагаю, что не было сомнений, что это был несчастный случай? Ничто не указывает на то, что произошла какая-нибудь ссора?

— Нет, это было просто падение, которое могло случиться с каждым.

— Печально. Как я сказал, в настоящее время у молодых людей слишком редко встречается этот сплав отваги и ума. Многие приходят ко мне и даже приезжают издалека, чтобы меня посетить…

Он говорил дальше, а Грант смотрел на него и слушал.

Действительно ли так много людей приходит сюда? Ллойд казался очень довольным возможностью поговорить с незнакомцем. Ничто не указывало на то, что у него была договоренность с кем-то на вечер или что на ужин должны были прийти гости. Он сидел и говорил тонким ворчливым голосом, любуясь своими ладонями, лежавшими на коленях. Он непрерывно менял положение рук не в форме жеста, подчеркивающего сказанное, а будто переставлял на новое место какое-то украшение. Гранту эта самовлюбленная озабоченность показалась очаровательной. Он вслушался в тишину этого дома, отделенного от города и городской суеты. В биографии из «Кто есть кто» не было упоминания ни о жене, ни о детях. Значит, здесь жил только Ллойд и прислуга. Достаточно ли ему было его занятия, чтобы возместить отсутствие общества близких людей?

Он, Алан Грант, тоже жил в одиночестве. Однако его жизнь была настолько наполнена людьми, что возвращение в пустую квартиру было роскошью, пиром для души. Доставлял ли такой одинокий образ жизни удовольствие Ллойду?

Или же этот истинный Нарцисс никогда не нуждался ни в чьем обществе, кроме своего собственного?

Гранту было интересно, сколько же лет Ллойду. Он наверняка старше, чем выглядит. Это ветеран среди исследователей Аравии. Ему лет пятьдесят или даже больше того. В своей биографии он не указал дату рождения, так что скорее всего ему под шестьдесят. У него впереди оставалось не так уж много лет, которые он бы мог посвятить утомительным экспедициям, даже если принять во внимание его хорошую физическую форму и здоровье. Что он будет делать в оставшиеся годы? Проведет их в любовании собственными руками?

— Единственная в настоящее время истинная демократия на земле, — говорил Ллойд, — и она уничтожается тем, что мы называем цивилизацией.

И опять Грант ощутил беспокойство, будто столкнулся с чем-то знакомым, с чем-то, что вызвало смутные ассоциации. Неужто он уже встречал Ллойда раньше? Или же Ллойд кого-то ему напомнил?

Если да, то кого?

Он должен выбраться отсюда и все обдумать. Все равно уже время прощаться.

— Сказал ли вам Кенрик, где остановился? — спросил Грант, собираясь уходить.

— Нет. Мы не обозначили точно дату следующей встречи. Я попросил его, чтобы он еще раз зашел ко мне, прежде чем покинет Лондон. Когда он ушел, я был убежден, что он обиделся, что он, может быть, зол, по причине отсутствия у меня… скажем так, понимания.

— Да, это должно было быть для него ударом. Извините, что я отнял у вас много времени. Вы проявили большое терпение. Я ужасно вам благодарен.

— А я ужасно рад, что мог вам чем-то помочь. Боюсь только, что эта помощь немногого стоила. Если будет еще что-то такое, что я мог бы сделать в этом деле, то рассчитываю на то, что вы без колебаний придете ко мне.

— Разумеется, это так, но вы были настолько любезны, что я боюсь попросить вас еще кое о чем. Полагаю, что эта просьба будет несколько неуместна.

— В чем же дело?

— Не могли бы вы одолжить мне эту фотографию?

— Фотографию?

— Фотографию метеоритного кратера. Я заметил, что фото прикреплено к альбому, а не приклеено. Я очень хотел бы показать это другу Кенрика. Торжественно обещаю его отдать. И в идеальном…

— Ну конечно, вы можете взять эту фотографию. И прошу вас не утруждать себя ее возвращением. Я сделал этот снимок сам, и негатив лежит в соответствующем месте. Я легко могу сделать новые отпечатки.

Он вытащил снимок из альбома и вручил его Гранту. Вместе с ним он сошел вниз, проводил до дверей, немного поговорил на тему дворика, выслушав похвалы Гранта, и, прежде чем закрыть дверь, вежливо подождал, пока Грант дойдет до машины.

Грант взял дневную газету, которая лежала на сиденье автомобиля, и осторожно вложил снимок между ее страницами. Потом он поехал к реке, на Эмбэнкмент.

Он подумал, что старое здание, как всегда, похоже на ужасный сеновал, виднеющийся в полумраке. Так же выглядел и отдел дактилоскопии, когда он до него добрался. Картрайт как раз погасил сигарету на блюдечке чашки с недопитым холодным чаем и любовался своей последней работой: полным набором отпечатков левой руки.

— Замечательно, гм? — сказал он, подняв голову, когда тень Гранта упала на него. — Они приведут Пинки Мейсона на виселицу.

— Разве он не догадался воспользоваться перчатками?

— Ого! Пинки мог бы купить концерн «Дентс». Этот маленький ловкий субъект Пинки просто не мог поверить, что полиции когда-нибудь придет в голову что-то другое, кроме самоубийства. Перчатки существуют для мелких взломщиков и им подобных. Но не для интеллектуальных светил вроде Пинки. Ты уезжал?

— Да. Был на рыбалке в Шотландии. Если ты не очень занят, то не смог бы быстренько для меня кое-что сделать?

— Сейчас?

— Да нет. Можно и завтра.