вторжением Невила.

— Почему ты мне не сказал, какая она? — с порога спросил Невил.

— Кто?

— Ну, эта самая Шарп. Почему не сказал?

— Я и не думал, что ты ее увидишь. Все, что от тебя требовалось, — бросить письмо в дверную щель.

— Никакой щели в двери нет. Я позвонил, а они как раз вернулись откуда-то. Она сама мне открыла.

— Я думал, после обеда она спит.

— По-моему, она никогда не спит. Она вообще не из людской породы, — вся огонь и сталь.

— Ты прав, старая дама весьма резка на язык, но будь снисходителен. У нее была очень тяжелая…

— Какая еще старая? Ты это о ком?

— О старой миссис Шарп, разумеется.

— Да я и не видел старой миссис Шарп. Я говорю о Марион.

— О Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион?

— Она мне сама сказала. А это имя ей идет, правда? Даже представить нельзя, чтобы ее звали как- нибудь иначе!

— Когда это ты успел так коротко с ней познакомиться, если видел ее только в передней?

— Она угощала меня чаем.

— Чаем? Я-то думал, что ты торопишься на французский фильм.

— Я никогда никуда не тороплюсь, если такая женщина, как Марион, приглашает меня к чаю. А ее глаза ты заметил? Ну, конечно, заметил. Ведь ты ее адвокат. Великолепнейший оттенок серого, переходящий в светло-коричневый. А какая изумительная линия бровей, будто след кисти гениального художника! Крылатые брови. По дороге домой я сочинил о них стихи. Хочешь послушать?

— Нет, — твердо ответил Роберт. — А как тебе понравился фильм?

— Я его не видел.

— Не видел?

— Я же тебе говорил, что мы пили чай с Марион.

— Короче, ты хочешь сказать, что провел в доме Фрэнчайз несколько часов?

— Очевидно, — мечтательно отозвался Невил. — Но, Боже мой, мне показалось, что я провел там всего семь минут.

— А как же твоя страсть к французским фильмам?

— Но Марион сама настоящий французский фильм. Даже ты должен это видеть! (Роберт поморщился, услышав «даже ты».) К чему мне отражение, когда передо мной сама действительность? Непосредственность. Вот в чем ее главная прелесть. Я никогда не встречал никого, кто был бы так непосредствен, как Марион.

— Даже Розмари? — Роберт был в том состоянии, которое тетя Лин деликатно называла «вышел из себя».

— А, Розмари милочка, и я на ней непременно женюсь, но это совсем другое дело!

— Вот как? — произнес Роберт обманчиво-кротким тоном.

— Конечно. На таких женщинах, как Марион, не женятся, это все равно что обручиться с ветром или с облаком. Как обручиться с Жанной д'Арк. Просто оскорбительно думать о Марион как о будущей жене… Между прочим, она хорошо о тебе отзывается.

— Очень мило с ее стороны.

Слова эти были произнесены так сухо, что даже Невила проняло.

— Тебе она не нравится? — спросил он, бросив на двоюродного брата удивленно-недоверчивый взгляд.

Роберт уже перестал быть добрым, ленивым, терпимым Робертом Блэром. Теперь это был просто усталый человек, который не успел поужинать и который не забыл о том, что планы его были нарушены, а сам он отвергнут.

— Насколько я успел заметить, — проговорил он, — Марион Шарп попросту худощавая сорокалетняя женщина, которая живет вместе со своей резкой на язык старой матерью в уродливом старом доме и нуждается в юридической помощи, как, впрочем, и многие другие.

Ко, еще не докончив фразы, он уже раскаивался в своих словах. Ему уже хотелось взять их обратно, словно он предал друга…

— Видимо, она просто не в твоем вкусе, — беззлобно заметил Невил. — Ты всегда предпочитал глуповатых блондинок, не правда ли?

— Не понимаю, откуда ты это взял?

— Все женщины, на которых ты чуть не женился, принадлежали именно к этому типу.

— Никогда я ни на ком «чуть не женился», — выдавил из себя Роберт.

— Это тебе только кажется. Молли Мандерс, например, едва тебя не заарканила.

— Молли Мандерс? — сказала разрумянившаяся у плиты тетя Лин, внося поднос с шерри. — Такая дурочка! Вечно смотрелась в карманное зеркальце.

— А спасла тебя тогда тетя Лин, правда ведь, тетя?

— Не знаю, о чем ты говоришь, Невил, милый. Перестань шагать взад и вперед, а подбрось-ка лучше полено в камин. Как тебе понравился французский фильм?

— Я его не видел. Я пил чай в доме Фрэнчайз… — Невил искоса взглянул на Роберта, очевидно, уже догадавшись, что Роберт воспринимал его слова не так безучастно, как могло показаться с первого взгляда.

— С этими странными людьми? О чем же вы говорили?

— О горах. О Мопассане. Обо всем…

Тетя Лин повернулась к Роберту:

— Если ты собираешься иметь с ними дело, милый, может, мне следует сделать им визит? Или попросить об этом жену пастора?

— Совершенно незачем делать визиты незнакомым людям, — сухо отозвался Роберт.

Тетя Лин растерянно взглянула на племяника, но тут же ее отвлекли домашние заботы.

— Не задерживайтесь за бутылкой шерри, иначе жаркое перепреет в духовке. Слава Богу, Кристина завтра приступит к своим обязанностям. По крайней мере я надеюсь, что приступит. Обычно спасение души занимает у нее не больше двух дней… Нет, если тебе все равно, я, пожалуй, не сделаю визита этим людям в доме Фрэнчайз. Мало того, что они нездешние и очень странные, я их боюсь!

«Так! Вот вам типичный образец того, как будут относиться к матери и дочери Шарп, замешанных в какой-либо истории, виновны они или нет», — думал Роберт. Недаром Бен Карлей старался сегодня внушить ему, что если у обитательниц Фрэнчайза возникнут недоразумения с полицией, то будет весьма нелегко рассчитывать на беспристрастных присяжных. Он должен сделать все, чтобы защитить Шарп. При свидании в пятницу он непременно посоветует им нанять агента и провести частное расследование. Полиция и в более важных делах не успевает разобраться, и есть надежда, что человек, работающий неторопливо и всецело посвятивший себя этой работе, сможет обнаружить то, чего не удалось обнаружить официальным следователям.

Но в пятницу утром было уже слишком поздно…

Настойчивость полиции и то, что слухи вот-вот начнут распространяться по городу, — все это Роберт учел. Но вот «Эк-Эмму» он в расчет не принял.

Такого рода бульварные газетки, как «Эк-Эмма», были занесены в Англию с запада, из Америки. «Эк-Эмма» считала, что две тысячи фунтов штрафа за клевету — цена не слишком высокая при