сделать. Муж просто ее не поймет, а Эдмунд придет в ярость. Ведь если Эдуард, всего на год старше, в эту самую минуту командует собственной армией на валлийской границе, то уж и он, Эдмунд, достаточно взрослый, чтобы отправиться на войну.
Она оглянулась на вышедших следом трех младших детей: на белокурых Маргариту и Георга и, как всегда на шаг позади них, Ричарда, темные брови и волосы которого делали его похожим на чужака. Добродушная неряха Маргарита смотрела на происходящее восторженными глазами четырнадцатилетней девочки; Георг переполнен зависти и кипит, возмущаясь тем, что ему только одиннадцать лет, и его не пускают вершить ратные подвиги. Худенький маленький Ричард внешне не проявлял возбуждения, но его мать чувствовала, что он весь вибрирует, словно тетива туго натянутого лука.
Под топот копыт и звон снаряжения три всадника выехали со двора и присоединились к ожидавшим на дороге слугам. Дети кричали и махали им вслед руками.
А Цецилия, которая за всю жизнь видела столько сородичей, уходивших на войну, вошла в дом с непривычной тяжестью в груди. Кто из ушедших, вопрошал внутренний голос, кто из них не вернется домой?..
Она не могла представить — это было бы слишком страшно — что назад не вернется никто. Что она больше не увидит никого из них. Что еще до конца года отрубленная голова ее мужа, издевательски увенчанная бумажной короной, будет прибита над Микльгейтскими воротами Йорка, а головы ее брата и ее сына — над двумя другими воротами».
Что ж, возможно, это и беллетризованный взгляд, но он выставляет Ричарда в необычном свете. Темноволосый в белокурой семье. «Похожий на чужака».
Грант на время оставил Цецилию Невилл, и принялся искать на книжных страницах упоминание о ее сыне Ричарде. Впрочем, Ричард не слишком интересовал Пэйн-Эллис. Он был всего лишь самым младшим отпрыском в семействе. Ее фаворитом явно был другой — яркий и притягательный, блиставший среди остальных детей. Эдуард! Вместе со своим кузеном — Невиллом Уориком, сыном Солсбери, он выиграл битву при Таутоне. В то время, когда еще была свежа память о жестокостях Ланкастеров, а голова его отца еще висела над воротами Йорка, он проявил терпимость, ставшую впоследствии одной из самых характерных черт его натуры. При Таутоне давали пощаду всем, кто просил о ней. Эдуард короновался в Вестминстерском аббатстве (а два маленьких изгнанника, вернувшиеся из Утрехта, стали герцогом Кларенсом и герцогом Глостером). Эдуард устроил пышные похороны отцу и брату Эдмунду в Фотерингейской церкви, хотя возглавлял печальную процессию, двигавшуюся пять июльских дней из Йоркшира в Нортхэмптоншир, тринадцатилетний Ричард — почти через шесть лет после того, как он провожал их, стоя на крыльце замка в Лондоне.
Пэйн-Эллис возвратила Ричарда на страницы романа лишь через некоторое время после коронации Эдуарда. В то время Ричард получал образование вместе со своими кузенами Невиллами в Мидлхэме, в Йоркшире.
«Когда Ричард въехал с солнечных и ветреных просторов Уэнслидейла в тень главной башни, ему показалось, что в замке царит непривычная, странная атмосфера. Стража, возбужденно переговаривавшаяся у ворот, в замешательстве умолкла при его приближении. Мимо внезапно онемевших стражников он въехал в необычайно тихий двор, в котором в это время дня должна была кипеть жизнь. Наступало время ужина; голод и привычка ежедневно неодолимо влекли жителей замка Мидлхэм домой, отрывая их от различных занятий. Ричарда, например, от соколиной охоты. Тишина и безлюдье были совершенно необычны. Ричард на коне проехал прямо на конюшню, но там никого не оказалось, чтобы принять поводья. Расседлывая лошадь, он заметил в соседнем деннике загнанного жеребца. Конь так устал, что не мог есть, и стоял, жалко и беспомощно повесив голову.
Ричард обтер своего коня, принес ему сена и свежей воды и вышел из конюшни, думая о загнанной лошади и жутковатой тишине. Замешкавшись в дверях, он услышал громкие голоса, раздававшиеся со стороны большого зала, и погадал, стоит ли зайти туда и выяснить причину шума до того, как подняться в свои покои. Пока Ричард раздумывал, с лестницы раздался приглушенный зов:
— Эй!.. Иди сюда!..
Он поднял глаза и увидел свесившуюся над перилами голову кузины Анны; две ее длинные косы болтались словно колокольные веревки.
— Ричард, — спросила она полушепотом, — ты уже слышал?
— Что-то стряслось?.. Что?
Когда Ричард начал подниматься по лестнице, Анна схватила его за руку и потащила наверх, к их комнате для занятий.
— Что такое? — спросил он, инстинктивно упираясь, внутренне протестуя против такой паники. — Ты можешь мне, наконец, объяснить? Или все так ужасно, что здесь и сказать нельзя?
Она втащила его в комнату и закрыла дверь.
— Это из-за Эдуарда.
— Эдуарда? Он заболел?
— Нет… Такой
Ричард с облегчением вздохнул. Скандальные истории, связанные с Эдуардом, не были в семье новостью.
— Что, опять новая любовница?
— Хуже,
— Женился? — переспросил Ричард спокойным тоном, ибо не мог поверить в подобное. — Это невозможно.
— Возможно. Известие пришло из Лондона час назад.
— Эдуард просто не мог жениться, — настаивал Ричард. — Для короля заключить брак — дело долгое. Переговоры, соглашения. По-моему, это вообще парламент решает. Почему ты думаешь, что он женился?
— Я не
— Анна! Ты подслушивала за дверью?!
— Не будь таким праведником. Да и прислушиваться особо не пришлось. Их, наверно, слышно с другого берега. Он женился на леди Грей!
— Что за леди Грей? Леди Грей Гробисская?
— Да.
— Быть не может! У нее двое детей, и она старая.
— Она на пять лет старше Эдуарда и удивительно хороша собой, так говорят.
— Когда это случилось?
— Пять месяцев назад. Они тайно обвенчались в Нортхэмптоншире.
— Но ведь Эдуард собирался жениться на сестре французского короля!
— Мой отец тоже так считал, — многозначительно произнесла Анна.
— Да, да. Он попадает в неловкое положение… после всех этих переговоров.
— Курьер из Лондона говорит, что он просто обезумел. И не только потому, что в этой истории он выглядит дураком. У леди Грей полным-полно всяких родственников, а он ненавидит их всех.
— В Эдуарда вселился злой дух. — Эдуард был кумиром Ричарда, и все, что он делал, всегда было правильным. Подобное безрассудство, подобное непростительное безрассудство могло быть объяснено только одержимостью. — Это разобьет сердце матери, — тихо вымолвил Ричард.
Он думал о мужестве, проявленном ею, когда были убиты его отец и Эдмунд, а войска Ланкастеров стояли почти у ворот Лондона. Его мать не рыдала и не пыталась уйти в себя, спрятавшись под траурным покровом горя. Она устроила отъезд его и Георга в Утрехт точно так, словно отправляла их в дальнюю школу. Они могли больше никогда не увидеться, но она спокойно и с трезвой практичностью собирала им теплую одежду для зимней переправы через Ла-Манш.
Как она перенесет новый удар? Это пагубное безрассудство… Эту безответственную глупость…