– Его.
– В запросе содержится требование предоставить данные о телефонных звонках мистера Сабича и ему самому.
– Да, данные о всех звонках решительно.
– Документ не делает исключения для домашнего аппарата мистера Сабича?
– Не делает.
– Следовательно, любой, кто пожелал бы узнать о звонках по домашнему аппарату мистера Сабича, мог получить соответствующие сведения?
– Само собой.
– Отсюда вытекает, что… пожалуйста, не отвечайте, если не в курсе… отсюда вытекает, что когда мистеру Мольто и мистеру дель Ла-Гуарди понадобились сведения о телефонных звонках мистера Сабича, они воспользовались этим запросом. Правилен ли мой вывод?
– Думаю, что правилен.
– Значит, мистер Сабич обвиняется в неполучении сведений, которые сам же и затребовал?
В зале оживление.
– Вопрос поставлен некорректно, – протестует Нико.
Ларрен добродушно покачивает головой:
– Мистер дель Ла-Гуарди, вы старались убедить нас, что мистер Сабич препятствовал сбору доказательств. Обвинение имеет право на такую позицию. Но и у защиты есть право иметь свою позицию, а именно: показывать, что представленные доказательства были собраны благодаря мистеру Сабичу. Протест отклоняется.
– Повторяю, – говорит Сэнди, – мистера Сабича судят на основе доказательств, полученных по его же инициативе?
– Так получается, – послушно поддакивает Лип и добавляет: – С пальчиками такая же история.
– Вот именно, – бросает Сэнди и переходит к проблеме пальчиков.
Мистер Сабич, говорит он, лично побывал в Макграт-холле и настоятельно требовал у мистера Балистриери скорейшего проведения дактилоскопического анализа. Следует признать, что мистер Сабич был тогда загружен и другой работой, поскольку мистер Хорган был занят избирательной кампанией и на мистера Сабича легла обязанность руководить деятельностью всей прокуратуры. Благодаря усилиям мистера Сабича были получены определенные доказательства, которые теперь используются для того, чтобы обвинить его.
– Скажите, свидетель, не мешал ли вам мистер Сабич вести следствие?
– Скорее наоборот.
– То есть не препятствовал вашей работе?
– Не припомню такого.
– Вы сказали мистеру дель Ла-Гуарди, что после многих лет совместной работы с мистером Сабичем прониклись к нему таким уважением и такими дружескими чувствами, что никогда не только не поверили бы, что он совершил убийство, но и не заподозрили бы его в этом. Я правильно передаю ваши слова?
Лип заколебался с ответом, и мне становится страшно: не зашел ли Сэнди чересчур далеко? Но потом я понимаю, что Лип держит паузу для вящего эффекта.
– Правильно, никогда бы не заподозрил.
Сэнди улыбается, но улыбка предназначена не столько мне, сколько присяжным. Первый раз я почувствовал, что они не слишком им довольны. Допрос его прошел малоубедительно. Он не объясняет, почему я не сказал Липу о звонках из дома, особенно в тот вечер, когда была убита Каролина. Показания Липа не дают ответа на вопрос, почему я не мог работать с Гарольдом Гриром, который на свидетельской кафедре выглядел куда внушительнее Липранцера. Из допроса не вытекает, что у меня не было другого выхода, как самому пойти к Лу Балистриери, потому что Лип и Реймонд буквально не слезали с меня. И заключительный аккорд, эффектный сам по себе, – не более чем игра на публику.
Я с огорчением вынужден констатировать, что ничьи показания не причинили мне большего ущерба, чем показания моего друга Дэна Липранцера.
Дневное заседание продолжает катиться по наклонной плоскости. Сначала зачитываются результаты согласительных процедур – показаний не допрашиваемых на публике свидетелей. Данные о моих телефонных разговорах убийственны. Их зачитывает Нико, зачитывает нарочито сухим невыразительным тоном, без нажима, без театральных пауз. Народ в присяжные подобрался сообразительный. Таким подавай голые факты, а они сами разберутся, что к чему. Слушают присяжные внимательно, и я словно ощущаю, как они взвешивают все «за» и «против». Я совершенно подавлен, меня едва не тошнит.
Анализ пыли и волокон, собранных на месте происшествия, затянут, но тоже производит впечатление. Сэнди вряд ли удастся оспорить что-либо. Факты говорят сами за себя. Утешает одно: ни одна из нитей, ни одно из волокон не совпадает с моей одеждой. Объяснение этому найдено самое простое: после совершения преступления обвиняемый выбросил костюм вместе с орудием убийства.
Я физически ощущаю, как сгущается атмосфера в зале. Приближается развязка.
Как и повелось, из пропасти меня начинает вытаскивать чересчур старательный и нетерпеливый Мольто. Он просит судью провести дополнительное совещание.
– Ну что еще? – недовольно спрашивает Ларрен, когда участники процесса вышли из зала.
– Ваша честь, – говорит Мольто, – мы готовы приступить к допросу специалиста по дактилоскопии. Правда, есть одно маленькое затруднение.
Кемп злорадно ухмыляется. Нам обоим ясно: маленькое затруднение состоит в том, что никак не может отыскаться злополучный стакан. А без предъявления вещественного доказательства все умные рассуждения об отпечатках пальцев – пустое сотрясение воздуха.
Ларрен Литл вспыхивает. В его глазах Мольто органически неспособен сделать что-либо как положено.
– Вы хотите сказать, что не можете найти этот предмет?
– Ваша честь… – пытается объяснить Мольто.
– Если вы хотите убедить меня продолжить заседание, а вещественное доказательство предъявите позже, то вы крупно ошибаетесь. Я достаточно ясно выразился?
Нико хватает Томми за руку и говорит судье, что они надеются найти стакан вечером.
– Ну смотрите… Правильно я понимаю, что вы предлагаете прекратить заседание?
– Да, – отрывисто говорит Нико. Он не теряет самообладания.
– Ваша честь, – вмешивается Сэнди. – Мы надеемся, что суд не позволит обвинению продолжать рассмотрение соответствующих свидетельств в отсутствие стакана. Вместе с тем защите хотелось бы, с вашего позволения, высказаться по этому поводу.
– Понимаю, мистер Стерн. Вы желаете сами изучить все. Повторяю, я не допущу, чтобы свидетели высказывали свое мнение о вещественном доказательстве, которого никто не видел. – Он бросает презрительный взгляд на Томми. – Мистер Мольто, я бы посоветовал вам вечерком лучше подготовиться к завтрашнему заседанию. А на вашем месте, мистер дель Ла-Гуарди, я засучил бы рукава и самолично обыскал хранилище вещественных доказательств.
– Я так и сделаю, ваша честь, – послушно отзывается Нико.
Мы возвращаемся в зал заседаний. Сэнди кидает на меня мимолетный взгляд, словно спрашивая, куда подевался стакан. Если Ларрен сдержит свое обещание, этот пункт обвинения не сработает. Сэнди, по-видимому, не знает, стоит ли на это надеяться. Я тоже не знаю.
– Ты действительно думаешь, что они не предъявят это доказательство? – спрашиваю я его. Все ждут, когда судья объявит заседание закрытым.
– Ясно одно: это очень серьезная улика, – говорит он. – Вечером придется поработать.
Это замечание означает, что нам с Кемпом придется провести несколько часов в библиотеке Алехандро Стерна.
Приблизительно в половине десятого вечера в библиотеку приходит Джейми и говорит, что мне звонят. Я выхожу в приемную, а Джейми остается посмотреть дела из Верховного и апелляционного судов. На телефонном аппарате мигает сигнальный огонек: ждут, когда я подойду. Скорее всего это Барбара. Она иногда звонит в это время, интересуясь, как прошел день, и каждый раз я плету причудливую сеть из неуверенности и надежд.
Незадолго перед началом судебного процесса я сделал все возможное, чтобы пореже видеться с женой. В частности, предложил, чтобы она не ждала меня и ложилась спать. Ужинал я со Стерном и Кемпом, избавив ее таким образом от вечерних хлопот, а себя от полуночных разговоров, во время которых мне приходилось снова и снова пережевывать аргументы обвинения и контраргументы защиты. Мне было нестерпимо слушать ее рассуждения. Взяв телефонную трубку, я слышу другой голос.
– Как делишки? – спрашивает Лип. – Я думал, что нам дадут по медали за храбрость.
– Твои показания были просто замечательные, – говорю я. Какая польза, если я выложу то, что на самом деле думаю?
– Ладно, хрен с ними. Я тебе вот что скажу: сегодня утром является Шмидт и говорит, что, если я вздумаю кобениться на суде, придется мне в ночную по Северной стороне топать. С этим мужиком шутки плохи.
Я мычу что-то маловразумительное. Мне и самому доводилось делать подобные предупреждения полицейским, которые водят дружбу с членами защиты.
– Как насчет встретиться сегодня? Поговорить о том дельце, в котором я обещал тебе помочь. – Лип имеет в виду поиски Леона. – Мог бы тебя домой подбросить. Ты там еще долго пробудешь?
– Еще часа два.
– Заметано. Я как раз с четырех до полуночи дежурю. Жди меня в одиннадцать тридцать на углу Гранд и Киндл. Я буду в своем «овне».
Все происходит как в шпионском боевике. Я выхожу из вестибюля здания и секунд через пять вижу Липа. Он прошел горнило свидетельского допроса и теперь спокоен, хотя многие посчитали бы за благо держаться от меня подальше. Он так быстро выскакивает из-за поворота, что зад машины заносит на тротуар.
Я снова хвалю его за показания:
– Ты хорошо говорил, потому что играл в открытую.
