кличку.

Пока Рентген и Стоматолог выясняли отношения, Мама с Кочерыжкой, перемигнувшись, уже было собрались двинуть из школы прочь — в магазин модных тряпок «Наф-Наф». В это время в двери вальяжной походочкой ввалился Бакс, и девчонки налетели прямо на него.

– А у нас Колокольчик заболела! — первой доложила Баксу радостную новость Кочерыжка.

Но в этот момент в класс вошла преподавательница алгебры. Она рухнула на стул, сняла с носа очки и стала нервно полировать их стекла носовым платочком.

– Что случилось, Вера Николаевна? — спросил Стоматолог после минутной паузы.

Стоматолог, после того как Колокольчик целый месяц ходила к нему в больницу заниматься алгеброй, относился к ней с таким же благоговением, как к своему тренеру — чемпиону Европы по боксу.

– Ребята, я понимаю, что задаю риторический вопрос, но все-таки… Кто сегодня утром взял из учительской журнал?

Мама выразительно посмотрела на Кочерыжку, но та едва заметно покачала головой. Стоматолог зыркнул в сторону Рентгена, но ничего не разглядел за его темными очками. Кальсон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал.

Ситуация складывалась идиотская.

Дело в том, что как раз на вечеринке у Васьки кто-то в шутку кинул фразу о том, что неплохо было бы свистнуть в конце учебного года классный журнал. Мол, наставили препы двоек и тройбанов, вот пусть потом повспоминают, что и кому они лепили.

Шутку подхватили, немного ее помусолили, выдумывая новые варианты предложенной затеи: сделать точную копию журнала, но со скорректированными отметками и подменить его или просто залить чернилами и вернуть на место с надписью: «Это зделал выпускник школы Фантамас!!!»

Конечно, никто не собирался заниматься этим опасным и малопредсказуемым делом всерьез. Кто его знает — ты журнал стибришь, а потом тебе же устроят переэкзаменовку по всем предметам!

Но теперь, со слов Колокольчика, выходило, что кто-то все же сподвигся на это мероприятие.

– Это не игрушки, ребята, — вернула очки на нос Колокольчик. — Лучше бы вам его вернуть. С милицией шутки плохи…

Не успела Колокольчик договорить, как дверь класса отворилась, и какой-то шустрый пятиклассник, решивший, видимо, заработать себе благоволение завуча, выпалил:

– Буслаева к Овчар… К Людмиле Игоревне вызывают!

До Васьки не сразу дошло, что эта фраза относится к нему. Но, почувствовав толчок Рентгена, недоуменно воззрился на Колокольчика.

– Ну иди, раз вызывают, — пожала плечами Колокольчик.

С нехорошим предчувствием в душе, ибо ни за чем хорошим к Овчарке вызвать не могли, Васька поплелся к двери.

– Пропусти, что ли, папский нунций, — отодвинул в сторону Васька младшеклассника.

Тот, однако, еще не проходил историю инквизиции, а потому иронии в свой адрес не понял…

Овчарка сидела в своем кабинете за столом, заложив ногу на ногу, всем своим видом выражая нетерпение по поводу еле телепающегося по ее вызову ученика Буслаева.

– Здравствуйте, — довольно робко протиснулся Васька в дверь к грозной завучихе.

– Здравствуй-здравствуй, герой, — бросила на Ваську взгляд поверх очков Овчарка, — ну-с, садись, рассказывай.

– Что рассказывать? — присел на край стула Васька и почувствовал себя пионером-героем на допросе в гестапо.

– Тебе виднее, — прищурилась Овчарка и принялась похлопывать указкой по ладони, — так я жду…

Васька уже догадался, что речь пойдет о пропавшем журнале. Овчарка за долгие годы работы в школе разработала целую серию изощренных приемов, с помощью которых она, по ее выражению, «поддерживала в школе порядок». Один из них состоял в том, что пойманные ею на месте преступления дети (а иной раз и добровольцы — попадались и такие)совали ей под дверь записочки, в которых закладывали своих товарищей, сообщали, кто был инициатором побега с урока, кто стащил из буфета булочку или курил перед уроком за углом.

Но Васька, к счастью, никогда не попадал в сферу пристального интереса Овчарки, а потому не мог понять, чего от него ждут. Может быть, кто-то уже стуканул, что на вечеринке у него, вернее, у деда дома они в шутку говорили о том, что неплохо бы было увести журнал? И теперь его просто-напросто берут на пушку?

– Да нечего мне рассказывать, — чистосердечно сказал Васька.

– Да ты еще и лгун, Буслаев, — продолжала ритмично похлопывать себя по руке указкой Овчарка. — Лгун, лжец, враль! Куда ты дел журнал?!

Васька понял, что дело принимает нешуточный оборот — Овчарка начала выходить из себя.

– Молчиш-шь? — прошипела завучиха, наклоняясь к Ваське так близко, что отлетевшая слюна брызнула ему прямо в лицо. — Ну, молчи-молчи. Только знай, что выбитое стекло, сломанный в учительской замок в сумме потянут на уголовное дело. Да-да, на уголовное!

– Я не крал журнал, — покрылся Васька холодным потом.

Но Овчарка его уже не слушала:

– На уголовное! Вы, конечно же, теперь все ученые, знаете, что до совершеннолетия в тюрьму не посадят. Но ничего, голубчик ты мой, ничего! Тебе срок условно дадут! И потом посмотрим, в какой институт ты сможешь поступить и куда на работу устроиться! Вы у меня все там будете, воры, бизнесмены, предатели Родины!

Васька не понял, почему Овчарка отнесла его к так ненавидимым ею бизнесменам и предателям Родины, но от того, как она зашлась в гневе, ему стало не по себе. И все-таки он решился еще раз перебить — и довольно громко — завучиху:

– Да с чего вы взяли, что это я?!

Овчарка захлебнулась на полуслове, как долговременная огневая точка, накрытая минометным огнем. Но тут же, глотнув воздуха, понеслась в новую атаку:

– А с того, милый ты мой, гос-сподин Буслаев, что об этом говорят оперативные сведения.

– Какие еще оперативные сведения? — разозлился вдруг Васька и встал со своего места. — У вас тут что — Петровка, 38? Огарева, 6?!

– Видели тебя, голубь ты мой, видели-с, как ты в окно влезаешь, как вылезаешь с журналом… Смотри, не признаешься, я сейчас в милицию звоню, и тогда тебе же хуже будет!

– Ну и звоните! — вышел Васька из себя. — Только журнала я не брал!

Разъяренный Васька выскочил из кабинета завуча и направился в кабинет математики. Овчарка бросилась вслед за ним. Она догнала его уже в классе, когда красный, как будто только что с верхнего полка бани, Васька закидывал в свой рюкзак учебник и тетрадь.

– Буслаев, а куда это ты собрался? — уперла руки в бока Овчарка. — То, что ты провинился, еще не значит, что тебе позволено будет с уроков уходить, милостивый ты мой государь. А ну-ка, положи вещи на место!

С этими словами Овчарка схватила Васькин рюкзак и рванула его на себя. Между ними завязалась отчаянная борьба: Васька тянул рюкзак к себе, а завуч, не привыкшая к какому-либо сопротивлению со стороны учеников, а потому злая вдвойне, — к себе.

Класс в немом изумлении смотрел на эту схватку.

Колокольчик бегала вокруг парты и пыталась образумить то Ваську, то завуча:

– Василий! Прекрати немедленно! Людмила Игоревна, но нельзя же так! Василий… Людмила…

Ленка привстала со своего места и уже собиралась броситься на помощь Ваське, как вдруг из его рюкзака выпал на пол и громко звякнул обрезок стальной трубы. На излете труба шарахнула Овчарку по ноге, и та, тут же картинно закатив глаза, рухнула на стул и стала искать на груди то место, где у нее должно было быть сердце.

– Все понятно. Теперь все понятно! — восклицала завуч. — Это — вещественное доказательство! Именно этим ломиком… Этой фомкой… Или как там это у воров называется… Ей ты и разбил окно и взломал