оставалось только выбежать на улицу, стремглав обогнуть квартал и перехватить в ближайшем баре рюмочку меры всех вещей с содовой. Только после этой процедуры человек вновь мог спокойно воспринимать окружающую действительность. Вот какие чудо-стихи сочинял Лаллафа.

Жизнь поэта прошла в лесах Долгой Страны на планете Эффа. Там он жил, там он сочинял свои шедевры. Он записывал их на высушенных листах хабубры, обходясь и без благ цивилизации, и без жидкости «Штрих». Он описывал лучи солнца в лесу и свои мысли на сей счет. Он описывал тьму в лесу и свои мысли на сей счет. Он описывал девушку, которая его бросила, и свои чрезвычайно образные мысли о ней и ее поведении.

Спустя много лет после его смерти стихи были найдены и произвели фурор. Весть о них мгновенно, точно взошедшее солнце, озарила Галактику. В течение многих веков они были водой и светом для многих множеств людей, чья жизнь иначе была бы куда суше и темнее.

Но вот вскоре после изобретения машины времени руководству одной крупной корпорации по производству жидкости «Штрих» пришло в голову, что, возможно, будь в распоряжении Лаллафы несколько тюбиков высококачественного «Штриха», его стихи оказались бы еще чудеснее. Не худо также устроить, чтобы он сказал несколько слов по этому поводу.

Они пустились в плавание по волнам времени, отыскали Лаллафу и – не без труда – растолковали ему свое предложение. И в конце концов убедили его согласиться. Собственно, они так хорошо его убедили, что он дико разбогател на этом проекте, и девушка, которой попервоначалу было суждено стать героиней столь образного стихотворения, даже не подумала его бросать. Лаллафа и девушка переехали из леса в город, в прелестный шалаш со всеми удобствами, и поэт часто путешествовал в будущее, чтобы блистать остроумием в телевизионных интервью.

Разумеется, ни одного из своих великих стихотворений он так и не написал. Просто руки не дошли. Но эта проблема оказалась легкоразрешимой. Время от времени корпорация по производству «Штриха» просто отправляла Лаллафу на недельку в какое-нибудь курортное место, снабдив его запасом сушеных листьев хабубры и академическим изданием его произведений, дабы он просто списывал их с книги, для правдоподобия уснащая текст мелкими описками и исправлениями.

И теперь многие говорят, что стихи Лаллафы вдруг лишились всякого очарования. Другие возражают, что они ничем не отличаются от тех, какими были изначально, так в чем же перемена? Первые заявляют, что суть проблемы не в этом. В чем именно суть, они сформулировать не могут, но что суть есть и что сама проблема есть, не сомневаются. Чтобы воспрепятствовать повторению подобных порочных инцидентов, они учредили Движение за Реальное Время. Их влияние немало возросло благодаря одному совпадению – спустя неделю после учреждения ДРВ разнеслась весть, что знаменитый Халезмийский собор, снесенный, дабы освободить место для нового ионообогатительного завода, исчез не просто из настоящего, но и из минувшего. Строительство ионообогатительного завода так затянулось, что ради сдачи объекта к сроку конструкторы были вынуждены все дальше и дальше отступать в прошлое. И в итоге вышло так, что Халезмийский собор вообще не был построен – его место еще в начале времен занял завод. Открытки с изображением собора внезапно стали цениться на вес золота.

Итак, история гибнет бесследно. Движение за Реальное Время заявляет, что, подобно тому, как облегчение передвижений в пространстве стерло различия между разными странами и планетами, унифицировало их, так и путешествия во времени постепенно стирают различия между разными эпохами. «Теперь прошлое страшно похоже на чужие страны, – говорят они. – Там все точно такое же, как у нас».

Артур материализовался. Коленки у него подгибались, сердце сжимали спазмы, горло перехватило, конечности ныли. Таковы были обычные болезненные последствия очередной материализации после пользования проклятым телепортом. Артур мужественно решился не позволять себе свыкнуться с ними.

Он поискал глазами остальных.

Их нигде не было видно.

Он вновь поискал их глазами.

Все равно никого.

Он зажмурился.

Вновь раскрыл глаза.

Поискал глазами остальных.

Те упорствовали в своем отсутствии.

Он вновь закрыл глаза, готовясь еще раз проделать всю абсолютно тщетную процедуру высматривания, и только тут, когда его мозг наконец-то принялся обрабатывать увиденное глазами до их зажмуривания, Артур озадаченно наморщил лоб.

Он снова раскрыл глаза, чтобы проверить их первоначальные показания. Озадаченное выражение так и приросло к его лицу.

Если он действительно попал на вечеринку, то явно на очень неудачную. Видимо, такую фиговую, что все остальные гости давно уже разошлись. Тут Артур отбросил эту гипотезу как дурацкую. Очевидно, он находился не на вечеринке, но в некой пещере, либо в лабиринте, либо в тоннеле – точнее нельзя было сказать из-за дефицита света. Артура окружала тьма, кромешная, сырая, какая-то лоснящаяся. И только его собственные прерывистые вздохи слышались в тишине. Артур тихонько кашлянул – и был вынужден долго- долго слушать, как тоненькое призрачное эхо его кашля путешествует по извилистым коридорам и темным залам этого колоссального лабиринта, чтобы в итоге вернуться к нему по этим же коридорам, как бы намекая: «Ау?»

Подобная история повторялась со всяким малейшим звуком и шумом. Что ужасно действовало на нервы. Артур попробовал было напеть под нос одну веселую песенку, но умолк на полутакте, когда она вернулась к нему в обличье заунывного надгробного плача.

Перед его мысленным взором вновь предстали персонажи рассказа Слартибартфаста. Он почти ожидал, что сейчас из тьмы выступят церемониальным шагом ужасные белые роботы и расправятся с ним. Он затаил дыхание. Роботы не появлялись. Он шумно перевел дух. Теперь он вообще не знал, чего ждать.

Однако кто-то или что-то ожидал его тут, потому что вдали во тьме вспыхнула зеленым огнем таинственная неоновая надпись вроде вывески:

ТЕБЯ ПЕРЕХВАТИЛИ

Надпись погасла, причем то, как именно она погасла, Артуру никак не понравилось. Она погасла, сверкнув напоследок с каким-то демонстративным презрением. Артур попытался внушить себе, что это просто воображение шалит. Неоновые вывески либо горят, либо не горят, в зависимости оттого, проходит ли в данный момент сквозь них электрический ток. И – втолковывал он себе – ни одна вывеска просто технически не способна переходить из одного режима в другой с демонстративным презрением. Поплотнее закутавшись в халат, Артур затрясся.

Вдруг в недрах тьмы опять загорелись неоновые знаки. На этот раз это было нечто совершенно непостижимое. А именно: многоточие и запятая. Вот такие:

…,

Только не черным по белому, а зеленым светом по тьме.

После одной-двух секунд вдумчивого созерцания Артур сообразил, что этим его предупреждают, что предложение еще не окончилось. Предупреждают с какой-то почти сверхчеловеческой педантичностью, отметил он. Как минимум с нечеловеческой.

Тут появился финал предложения:

АРТУР ДЕНТ

Артур Дент пошатнулся. Заставил себя присмотреться к вывеске. «АРТУР ДЕНТ», и все тут. Артура опять шатнуло.