— Итак, человек, воспитанный в духе восемнадцатого века, создал для себя мир восемнадцатого века и живет в горах, в величественном и роскошном уединении. Как интересно! Однако меня удивляет, почему Хел не вернулся в Японию, к той жизни, к которой он был приучен с детства?
— Насколько я понимаю, выйдя из тюрьмы и обнаружив, до какой степени американизация “извратила” традиционный образ жизни и моральные устои японцев, он решил покинуть страну. Хел никогда больше туда не возвращался.
— Как мудро. В его памяти Япония навсегда останется такой, какой она была в тихие и мирные времена, когда царило благородство и душевное величие. Жаль, что он наш противник. Мне понравился ваш мистер Хел.
— Почему вы называете его
Мистер Эйбл улыбнулся:
— Вас это раздражает?
— Меня всегда раздражает тупость. Но вернемся к нашей проблеме. Нет, Хел далеко не так богат, как вы думаете. Он, вероятно, нуждается в деньгах, и это его слабое место. У него есть несколько тысяч акров земли в Вайоминге, квартиры в полудюжине столиц мира, прибежище в Пиренейских горах, но не более полумиллиона в Швейцарском банке. Он продолжает тратить деньги на свой замок и подземные экспедиции. Даже если предположить, что со временем он продаст свои квартиры и земельные угодья, все равно ему придется вести в своем замке достаточно скромное существование.
— Такую жизнь называют... какое-то для этого есть слово, — задумчиво сказал мистер Эйбл, и на губах его от сознания, что его тон раздражает Даймонда, появилась легкая, затаенная улыбка.
— Не знаю, что вы имеете в виду.
— Японское слово, которое употребляют, когда говорят о чем-то внутреннем, глубоко скрытом и полном достоинства.
— Шибуми!
— Ах, да! Таким образом, даже не совершая больше никаких “трюков”, ваш — я имею в виду
— Ну, я бы этого не сказал, — вставил Старр. — По крайней мере не с курочкой по тысяче долларов за сеанс!
— Вы не могли бы помолчать, Старр? — попросил Даймонд.
Не в силах понять, почему так завелись боссы, стажер из ООП встал из-за стола и отошел к окну. Остановившись там, он принялся наблюдать, как светящийся колпачок на крыше машины “скорой помощи” прокладывает себе путь сквозь еле движущийся поток автомобилей. Красочное выражение Старра привлекло его внимание, и он принялся листать свой карманный англо-арабский словарик, бормоча: “курочка”. И вдруг внезапно и памятник Вашингтону, и широкая полоса машин, двигавшаяся по проспекту, исчезли, и в окно, заливая все помещение, хлынул ослепительный луч света.
С пронзительным криком стажер бросился на пол и закрыл голову руками, ожидая, что вот-вот раздастся оглушительный взрыв.
Каждый из присутствовавших в помещении отреагировал на происходящее по-своему. Старр вскочил, выхватывая из кобуры револьвер. Мисс Суиввен упала на стул. Заместитель закрыл лицо листом из доклада. Даймонд прикрыл глаза и покачал головой, поражаясь, какие все-таки идиоты его окружают. Мистер Эйбл разглядывал складки на своих брюках. А Помощник, увлекшись возней с “Толстяком”, вообще не заметил, что что-то произошло.
— Да поднимитесь же наконец с пола, мистер... э-э... Хаман! — сказал Даймонд. — Ничего не произошло. Порвалась пленка фильма, представлявшего уличное движение, вот и все.
— Да, но... — пробормотал смущенный мистер Хаман.
— Вы спустились на лифте вниз. Вы должны были понять, что находитесь в нижнем, подвальном этаже.
— Да, но...
— Неужели вы думали, что смотрите с шестнадцатого этажа вниз?
— Нет, но...
— Мисс Суиввен, выключите проектор и пометьте у себя, что он требует ремонта.
Даймонд повернулся к мистеру Эйблу:
— Я приобрел это устройство, чтобы создать более благоприятную атмосферу для работы, чтобы люди не чувствовали себя похороненными заживо в недрах земли.
— И вы способны так дурачить себя?
Старр сунул револьвер обратно в кобуру и взглянул на окно, точно говоря: “Ну что ж, обошлось... на этот раз”.
Все еще неуверенно улыбаясь, араб-стажер сконфуженно поднялся с пола.
— Ай-ай-ай, вот так номер! Думаю, эта шутка была рассчитана на меня!
Мисс Суиввен вышла в машинный зал и повернула ручку выключателя; ослепительный свет померк, белое матовое пятно словно вдвинулось в комнату, и она вся сразу как-то съежилась, уменьшилась в объеме.
Прекрасно, — сказал Даймонд. — Теперь вы имеете некоторое представление о человеке, с которым нам предстоит иметь дело. Сейчас я собираюсь немного поговорить о наших дальнейших планах, а потому попрошу вас двоих на время покинуть помещение, — и он указал Старру и фигляру из ООП на дверь, ведущую в спортивный зал и солярий.
— Подождите там, пока вас не позовут.
Делая вид, что ему совершенно безразлично, уходить или оставаться, Старр вразвалочку двинулся по направлению к солярию; араб семенил за ним, на ходу в очередной раз пытаясь объяснить, что шутка, по всей вероятности, была приготовлена специально для него.
Когда дверь за ними закрылась, Даймонд обратился к оставшимся с таким видом, будто Помощника здесь вообще не было, что, собственно, во многом соответствовало действительности.
— Итак, позвольте я изложу вам свои соображения по поводу наших дальнейших действий. Во- первых...
— Одну минуту, мистер Даймонд, — прервал его мистер Эйбл. — Меня беспокоит один момент, а именно — каково ваше личное отношение к Николаю Хелу?
— Что вы имеете в виду?
— Ах, оставьте! Вы, несомненно, проявляете к этому человеку совершенно особый интерес. Вам известны многочисленные подробности его жизни, которых нет в компьютерной памяти.
Даймонд пожал плечами:
— В конце концов, это человек с сиреневой картой, и мой долг — быть в курсе...
— Простите, что я опять вас прерываю, но все эти отговорки меня не интересуют. Вы сами признали, что офицер, первоначально допрашивавший Николая Хела, был вашим братом.
Секунду Даймонд не отрываясь смотрел на представителя из ОПЕК.
— Да, это так. Майор Даймонд был моим братом. Моим старшим братом.
— Вы были дружны с ним?
— Когда родители умерли, брат взял на себя все заботы обо мне. Он учился в колледже и все это время содержал меня. Даже и потом, когда он уже работал в OSS, и после в ЦРУ, он продолжал...
— Избавьте нас от ваших семейных переживаний. Таким образом, я не ошибусь, если скажу, что вы были очень дружны с вашим братом?
— Да, очень, — напрягшись, произнес Даймонд.
— Прекрасно. Теперь вот что. Когда вы коротко набрасывали биографию Николая Хела, вы проскочили слишком быстро один пункт, явно стараясь на нем не задерживаться. Вы упомянули, что он потребовал адреса тех трех человек, которые участвовали в его избиениях и пытках, применявшихся к нему во время допроса. Могу я предположить, что адреса эти нужны были ему не для того, чтобы посылать им поздравительные открытки к Рождеству... или поздравления с праздником Ханука?
Лицо Даймонда окаменело.
— Мой дорогой друг, если обсуждаемый нами вопрос представляется вам таким серьезным и вы нуждаетесь в моей помощи, тогда я вынужден настаивать на том, чтобы выяснить все до конца и
