что говорил Ленин по поводу книги американского коммуниста Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», где описано восстание большевиков под руководством Ленина и Троцкого. В восторженном предисловии Ленин назвал описание Джона Рида правдивым. Теперь Сталин отнес и эту книгу к жанру литературы из области «арабских сказок» (Сталин: Джон Рид далеко стоял от нашей партии… «попав, ввиду этого, на удочку сплетен, идущих от господ Сухановых» – там же, стр. 325), Кто-то напомнил тогда Сталину, что он сам писал в «Правде» от 6 ноября 1918 года об «особой роли» Троцкого: «Вся работа по политической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому».
Троцкий замечает, что когда Сталину указали на это очевидное противоречие в его оценках роли Троцкого, то «он ответил удвоенной грубостью, и только» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 234). Сталин согласился с Троцким, что до приезда Ленина ЦК проповедовал линию «давления на Временное правительство» вместо того, чтобы выдвинуть лозунг о власти Советов, что «это была глубоко ошибочная позиция… Эту ошибочную позицию я разделял тогда с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь в середине апреля… Были ли тогда у партии разногласия с Лениным? Да, были» (Сталин, Соч., т. 6, стр. 333-334). Но потом в конце апреля и вся партия признала свою ошибку, присоединившись к Ленину, тогда как Троцкий проповедовал все еще «перманентную революцию» – революцию без крестьянства («без царя, а правительство рабочее»).
Когда Троцкий писал о «правом крыле» в партии и о старых, консервативных большевиках, выступавших против идей «Апрельских тезисов», он имел в виду, конечно, и Сталина. Но Сталин дипломатически свел дело только к Зиновьеву и Каменеву. Сталин говорил: «Троцкий уверяет, что в лице Каменева и Зиновьева мы имели в Октябре правое крыло нашей партии… Непонятно только: как могло случиться, что партия обошлась в таком случае без раскола… Раскола не было, а разногласия длились всего несколько дней, потому и только потому, что мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев, большевиков» (там же, стр. 326-327).
Защищая их, Сталин защищал самого себя, защищал ЦК, который он возглавлял вместе с Каменевым до возвращения Ленина из-за границы, защищал большинство ЦК, которое почти два месяца (сентябрь-конец октября) сопротивлялось требованиям Ленина назначить восстание, наконец, защищал партию, которой он отводил основную роль в организации и проведении восстания, а не Троцкому, и даже не Ленину. В самом деле, вот, что говорил на этот счет Сталин: «Послушав Троцкого, можно подумать, что партия большевиков весь подготовительный период от марта до октября только и делала, что топталась на месте… и всячески мешала Ленину, и если бы не Троцкий, то неизвестно, чем кончилось бы дело Октябрьской революции… Забавно слышать эти странные речи о партии от Троцкого, объявившего в том же 'Предисловии' («Уроки Октября». – А. А.),…что 'основным инструментом пролетарского переворота служит партия', что 'без партии, помимо партии, в обход партии, через суррогат партии пролетарская революция победить не может', причем сам аллах не поймет, как могла победить наша революция, если 'основной ее инструмент' оказался негодным» (там же, стр. 331-332).
Чтобы доказать, что не отдельные лица решили судьбу революции (не «хибарка» Троцкий, не «Монблан» Ленин – метафоры Сталина), а партия, – Сталин делает смелое, не оставляющее сомнения примечание: «Должен заявить со всей решительностью, что высокая честь организатора наших побед принадлежит не отдельным лицам, а великому коллективу передовых рабочих нашей страны – Российской Коммунистической партии» (там же, стр. 336, выделено мною. – А. А.).
Ничто так ярко не характеризует тактическую беспомощность Троцкого, как время, предмет и манера, которые он выбирает для очередной дискуссии со Сталиным. Своими абсолютно никчемными литературными упражнениями на тему истории революции он предупредил уже явно обозначившийся раскол в «тройке» и бросил Зиновьева и Каменева обратно в объятия Сталина, дав Сталину еще целый год времени, чтобы основательно готовиться к расправе с планируемой самим Сталиным «Новой оппозицией». Троцкий настолько разозлил своими злополучными «Уроками» Зиновьева и Каменева, что Ленинградская партийная организация единодушно потребовала исключения его из партии. Странным образом, как раз Сталин категорически отверг это требование в хитром расчете иметь в Политбюро до поры до времени противовес зиновьевцам. Зиновьевцы обвиняли Сталина в симпатии к Троцкому и примиренческом отношении к троцкизму. На этой почве возникла новая трещина в «тройке», которую многотомная «История КПСС» считает началом возникновения «Новой оппозиции».
Вот как официальный историк рисует это начало: «Пытаясь использовать коммунистов в связи с появлением 'Уроков Октября' Троцкого, Зиновьев и Каменев демагогически обвиняли Политбюро ЦК РКП (б) в примиренческом отношении к троцкизму. Они рассчитывали дать бой Политбюро на январском (1925 г.) пленуме ЦК, который обсуждал вопрос о троцкизме. Однако пленум единодушно поддержал Политбюро. Тогда Зиновьев и Каменев встали на путь сколачивания тайной фракционной группировки в рядах РКП (б)… Эта группировка стала называться «новой оппозицией» («История КПСС», т. 4, кн. I, 1970, стр. 360). То была, конечно, не «группировка», а вся партийная организация Ленинграда во главе с Зиновьевым. Группы, поддерживающие зиновьевцев, появились в партийных организациях Москвы, Урала, Сибири и Иваново-Вознесенска, но их сталинский аппарат быстро и безо всяких дискуссий пресек, одних выкидывая с работы, других высылая в дальние края.
Труднее обстояло дело в Ленинграде. Если и здесь стать на путь репрессий, то пришлось бы выселить в Сибирь всю Ленинградскую организацию партии, но до этого Сталин еще не додумался. Ленинградский губком комсомола тоже стал в оппозицию к сталинскому аппарату из-за узурпации этим аппаратом функций ЦК комсомола. Ленинградский губком комсомола готовил созыв всероссийской конференции, чтобы предупредить превращение комсомола в инструмент диктатуры сталинской фракции. Так как центральный теоретический орган ЦК – журнал «Большевик» – Сталин и Бухарин уже успели превратить в свой личный фракционный орган, Ленинградский губком партии вынес постановление о создании в Ленинграде нового теоретического журнала партии, но ЦК его запретил, не имея на то уставного права. Вот с этих пор – с весны 1925 г.- Сталин и приступает к созданию «Новой оппозиции» путем объявления каждого практического предложения Зиновьева и Каменева «троцкистским», каждое их теоретическое замечание «антиленинской» ересью. На заседании Политбюро в апреле 1925 г. Каменев и Зиновьев при обсуждении хозяйственного плана заявили, что при наличии капиталистического окружения окончательная победа социализма в такой отсталой стране, как Россия, без поддержки революции на Западе, невозможна» (там же, стр. 361).
Сталин, Бухарин и их сторонники ответили, что это есть повторение известного тезиса Троцкого. Тогда Зиновьев и его сторонники привели следующее место из брошюры Сталина «Основы ленинизма»: «Можно ли добиться окончательной победы социализма в одной стране, без совместных усилий пролетариев нескольких передовых стран? Нет, невозможно. Для свержения буржуазии достаточно усилий одной страны. Для окончательной победы усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, уже недостаточно, – для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран» (Сталин, Соч., т. 8, стр. 61).
Предвкушая победу над разоблаченным Сталиным, как над основоположником троцкизма в данном вопросе, зиновьевцы поставили перед Сталиным вопрос – что же он имеет сказать об этом своем утверждении?
Сталин вышел из положения чисто по-сталински – то, что он писал выше было правильно тогда, в апреле 1924 г., когда он хотел доказать Троцкому, что мы удержимся у власти, но это неправильно теперь, в апреле 1925 г., когда мы вполне можем построить социализм в одной стране, если абстрагироваться от мирового капитализма и опасности его интервенции (там же, стр. 61-62). Остряк Карл Радек шутил по поводу нового тезиса Сталина: в январскую стужу можно пройти нагишом по Тверскому бульвару Москвы, если абстрагироваться от зимы и московской милиции, но будут ли они абстрагироваться от вас? Если социализм действительно можно построить в одной стране, комментировал Радек Сталина, то его можно тогда построить и в «одном уезде», как герой Щедрина хотел построить «либерализм в одном уезде».
Свое собственное, кажется, единственный раз непредвиденное грехопадение в духе классического троцкизма Сталин возложил на самого Зиновьева из-за того, что последний осмелился напомнить об этом не только Сталину, но и XIV съезду. Вот что сказал Сталин: «Зиновьев находит возможным в своем
