Ли здесь — не единственный мужчина. Ну, то есть его вообще сложно назвать мужчиной, но вы меня поняли. Как и Уилфу, им с Магнусом больше нельзя возвращаться в город: их уже видели.

Но есть другие, которым можно. И это — самая большая тайна «Ответа».

Примерно треть обитателей лагеря — мужчины. Они добровольно вступили в армию, чтобы помогать женщинам выбираться из города, а госпоже Койл — планировать диверсии. Это мужчины, знающие толк во взрывчатке, мужчины, истово верящие в свое дело, мужчины, которые хотят бороться с мэром и всем, за что он ратует, до победного конца.

Это мужчины, потерявшие своих жен, дочерей и матерей, которые борются за их спасение или отмщение.

В основном — за отмщение.

Наверное, это хорошо, что в сплетнях об «Ответе» речь идет только о женщинах — это дает больше свободы мужчинам, даже если мэр догадывается что к чему (иначе бы он не отбирал лекарство у стольких своих солдат). Однако пополнять запасы лекарства становится для «Ответа» все трудней и трудней.

Я быстро оглядываюсь на Ли.

Интересно — почему он здесь?

У меня еще не было случая…

Я еще не успела его расспросить.

Я иду в столовую, не глядя на дверь: она открывается еще до того, как я хватаюсь за ручку.

Прямо передо мной стоит госпожа Койл.

Я даже не здороваюсь.

— Возьмите меня с собой в следующий рейд.

Она ничуть не меняется в лице.

— Ты прекрасно знаешь, почему это невозможно.

— Тодд перейдет на нашу сторону, — говорю я. — Сразу же!

— Остальные думают иначе, дитя. — Я открываю рот, чтобы возразить, но она меня перебивает: — Если он вообще жив. Но даже это не имеет значения, потому что главное для нас — ты. Мы не позволим мэру тебя схватить. Ты — наш самый главный козырь. Девочка, которая должна помочь президенту встретить корабли.

— Я…

Она поднимает руку:

— Ссориться с тобой я не намерена. У нас слишком много важной работы.

Лагерь погрузился в тишину. Люди в столовой замерли на местах и глазеют на меня, не решаясь попросить госпожу Койл отойти в сторонку и выпустить их на улицу. Даже госпожа Форт и госпожа Надари терпеливо дожидаются, пока она уйдет. Как и Тея, они почти не разговаривают со мной — все эти собачонки госпожи Койл, которые никогда бы не посмели заговорить с ней тоном, который позволяю себе я.

Мне кажется, они меня побаиваются.

И, как ни странно, это приятно.

Я смотрю ей в глаза — непоколебимые, суровые.

— Я вам никогда этого не прощу, — тихо говорю я, словно бы только ей. — Никогда. Ни сегодня, ни потом, слышите?

— Пусть не простишь, — так же тихо отвечает госпожа Койл, — но однажды поймешь. — И потом, сверкнув глазами, она растягивает губы в улыбке: — А знаешь, пора придумать тебе какое-нибудь занятие.

Хотя спэклской рабочей силы у нас немерено, все равно на строительство такого большого здания — уж не знаю, для чего оно, — уйдет пару месяцев. К тому времени будет разгар зимы, а бараков, которые спэклы должны были строить для себя, никто за них не построил. Вапщето они любят жить под открытым небом, но в зимнюю стужу и спэклам нужно где-то укрываться. Лично я не слышал, чтобы для них приспасобили какое-то другое помещение.

Как бы то ни было, за неделю мы снесли все внутренние перегородки (на два дня опередили график), и ни один спэкл не погиб, правда, без поломанных рук не обошлось. Травмированных сразу куда- то уводили.

Больше их никто не видел.

К концу второй недели после падения башни мы выкопали почти все нужные траншеи и котлованы