Равно? делит и мзду и казни;
Он образ Божий на земли.
69
Посягать на закон, уклоняться от его установлений не допустимо ни для подданных, ни для монархов: в первом случае это преступление, во втором - тирания. Власть, возвышающаяся над законом, плодит неравенство прав и 'ласкательство'; государи начинают жаждать божественных почестей, входят в союз с церковью, духовенством. Так 'суеверие священное и политическое' смыкаются друг с другом для достижения общей цели.
Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает;
Союзно общество гнетут;
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
На пользу общую, - рекут.
Но тиранство не бесконечно, оно само готовит себе погибель, и погибель страшную - в крови и мщении. Невежественные рабы, загрубевшие в своих чувствованиях, при первом же порыве свободы устремляются к разрушению. 'И се пагуба зверства разливается быстротечно'. Тогда не щадят они ни пола, ни возраста. 'Веселие мщения' им дороже, чем само 'сотрясение уз', т.е. избавление от рабства.
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.
Радищев страшился подобных бессмысленных кровопролитий, ибо на примере истории хорошо видел, что 'право мщенное природы', к которому время от времени прибегают рабы, не способно что-либо изменить в самой их жизни: разгул отчаянной вольности стихает и все приходит в прежние берега.
Свобода в наглость превратится,
И власти под ярмом падет.
Труден и тернист путь к народному счастью, и не скоро еще 'приидет вожделенно время'.
Вдали, вдали еще кончина,
Когда иссякнут все беды?!
А как мрачно, как безысходно положение в России! 'Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала'. Сказано гениально и трагично. Это самый драгоценный, самый всечеловеческий перл русского гуманизма! Радищев тонко, проникновенно чувствовал народную жизнь, русский национальный характер. Вот он говорил о мягкости тона русских народных песен, и тут же следовало важное умозаключение: 'На сем музыкальном расположении народного уха умей учредить бразды правления'. Он страдал, видя, что крестьяне 'в законе мертвы, разве по делам уголовным', и с нескрываемом осуждением констатировал: 'Член общества становится только тогда известен правительству, его охраняющему, когда становится злодей'. А подъезжая к Новгороду Великому, с гордостью вспоминал:
70
'Известно по летописям, что Новгород имел народное правление'. Древнерусский вечевой строй укреплял демократизм Радищева, подталкивал его на создание собственного 'проекта в будущем' - программы преобразования российской государственности на республиканских началах.
В проекте Радищева во главу угла ставилось 'блаженство гражданское'. Оно, во-первых, бывает внешним и преходящим, как, например, 'тишина и устройство' государства, сила и могущество его войска. Но это блаженство непрочно и зависит от удачи или случая. Другое дело - блаженство внутреннее, которое держится на общем гражданском равенстве и уважении законов. Если в первом смысле Россия и кажется блаженной, то является ли таковой во втором? - спрашивал Радищев. Заслуживает ли уважения государство, 'где две трети граждан лишены гражданского состояния'? 'Можно ли назвать блаженным гражданское положение крестьян в России? Ненасытец кровей один скажет, что он блажен, ибо не имеет понятия о лучшем состоянии'. Нетрудно представить, каким гневом вспыхивала Екатерина II, читая эти 'предерзкие' рассуждения!
Что же подразумевал Радищев под 'лучшим состоянием'? Прежде всего такое 'первоначальное общественное положение', когда тот, кто обрабатывал землю, 'имел на владение ею право'. В России ничего этого не сохранилось. 'У нас, - писал мыслитель, - тот, кто естественное имеет к оному право, не токмо от того исключен совершенно, но, работая ниву чужую, зрит пропитание свое зависящее от власти другого!'. Отсюда и все беды общества: 'принужденная работа дает меньше плода', а это препятствует 'размножению народа'. Но самое главное - рабство 'опасно в неспокойствии своем', оно расшатывает царства. 'Гибель возносится горе постепенно, и опасность уже вращается над главами нашими', - предупреждал Радищев.
Корень всех зол - рабство, и, не уничтожив его, невозможно создать 'блаженство гражданское'. Однако неволя одного сословия проистекала из привилегий другого, в данном случае дворянства. Поэтому вопрос стоял о лишении его права на владение крестьянами. Немногие в XVIII в. решались на подобные требования5. Первым среди них был Радищев, прямо заявивший о необходимости 'умаления прав дворянства'. 'Полезно государству в начале своем личными своими заслугами, - писал он, - ослабело оно в подвигах своих наследственностию, и, сладкий при насаждении, его корень произнес, наконец, плод горький'. Дворянство превратилось в совершенно бесполезное сословие, надменное и
71
самолюбивое, лишенное благородства души и талантов. Ничего не давая обществу, оно только угнетает того, на ком держится все благо государства. 'Варвар! - в сильнейшем негодовании восклицал Радищев. - ...Богатство сего кровопийца ему не принадлежит. Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания'.
Разрабатывая план освобождения крестьян, мыслитель допускал два варианта: постепенный, эволюционный и радикальный, революционный. Первый вариант состоял в том, чтобы по ходу дела само правительство запретило превращать крестьян в дворовую челядь, дало им звание гражданина, уравняло их в правах перед законом, организовало выборность судей, запретило наказание без суда, закрепило за крестьянами в постоянную собственность земельные наделы, жилище, сельскохозяйственный скот и инвентарь, разрешило крестьянам покупать в собственность землю и откупаться на свободу. Вместе с тем Радищев не питал особых иллюзий за счет 'благородных побуждений' правительства и призывал самих крестьян взяться за разрешение своей проблемы. 'О! если бы рабы, - мечтал он, - тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и
