Он гулял там же, где и накануне; проходя по тропинке, где была убита гадюка, Флора почуяла запах трупа, приблизилась к нему и взвизгнула.

Потом она почти сразу же забилась в конвульсиях и издохла.

Наш егерь знал, что следствия без причины не бывает; он стал искать причину несчастья. Шелест травы указал ему на присутствие пресмыкающегося; он вытащил шомпол из своего ружья, раздвинул траву и увидел гадюку, которая пыталась уползти.

Одним ударом он остановил ее.

Оказалось, что это была не одна гадюка, а две; одна действительно была мертвой, вторая — живой. Убитая накануне оказалась самкой; самец нашел ее издыхающей и, несомненно надеясь вернуть ее к жизни своими объятиями, сплелся с ней, как обычно делают эти гады. Вместе с живой змеей, убившей Флору, егерь подцепил мертвое тело убитой накануне гадюки.

Наверное, именно под воздействием чрезмерной душевной боли, вызванной потерей подруги, яд у самца достиг такой силы, что смог убить Флору в несколько секунд.

Зубные полости гадюк содержат восемь миллиграммов яда; для того чтобы убить собаку, потребуется все восемь миллиграммов, а чтобы убить человека — шестнадцать миллиграммов. Но редко бывает, чтобы при укусе гадюка выпустила весь яд. Однако замечено, что в ярости или в течение самых жарких месяцев этот яд, опасный лишь когда попадает в кровь (глотать его можно безнаказанно) приобретает большую силу.

Одно из этих обстоятельств повлекло за собой мгновенную смерть Флоры.

Как и в любом непоправимом горе, следовало найти утешение. Не успев безмерно привязаться к Флоре, я отдал ей почести, каких она заслуживала, и уехал в Париж.

Прежде всего я навестил Санфурша и, следовательно, Катилину.

Катилина обрел рассудок, но заболел пляской святого Витта, и вид курицы вызывал у него нервный припадок.

Итак, я остался с собакой-инвалидом и с сосунком.

К счастью, первые дни охоты прошли, и у меня было время найти собаку до следующего сезона.