для работы.

Ева поколебалась всего секунду.

— Прошу вас, можете воспользоваться моим кабинетом и моим рабочим столом, командир.

Еле заметный огонек веселья зажегся в его глазах.

— Я также не забыл, что кабинет и рабочий стол священны. Может, в этом вашем доме найдется другое место, где я мог бы устроиться?

— Безусловно. Я попрошу Соммерсета, он вам что-нибудь подберет. — Ева взяла со стола дисковые файлы. — Вот, здесь все, что вам нужно. Мы с Пибоди вернемся к девяти.

— Удачной охоты, — пожелал Уитни и начал изучать ее доску с фотографиями.

— Давай разделимся, — обратилась Ева к своей напарнице. — Работай по зонам, показывай фото убитой каждому бегуну, каждой даме с собачкой, каждой няне с ребенком, каждому любителю выставлять свои причиндалы, подростку, восьмидесятилетнему дедуле и бездомному бродяге.

— Кто-то наверняка ее вспомнит, она же тут каждую неделю бегала. А вот он — совсем другое дело, — заметила Пибоди.

— Кто-то его видел, кто-то видел их вместе при первой встрече. С первой встречи до убийства прошло два месяца. Люди склонны забывать. Но мы заставим их вспомнить.

Ева остановилась у подножия лестницы, где ее поджидал Соммерсет, скелет, затянутый в черное, с непроницаемым лицом. У его ног терся Галахад.

— Майору Уитни нужен кабинет. Этим утром он будет работать здесь.

— Я об этом позабочусь.

«И это все? — удивилась Ева. — Ни хмыканья, ни ехидного замечания?» Она уже открыла было рот, чтобы отпустить остроту по этому поводу, но вовремя сообразила, что он знает, над чем они работают. Знает, что была замучена, изнасилована и убита юная девочка, почти такая же, как его дочь.

Не будет между ними обмена колкостями, пока расследуется это дело.

— Капитан Макмастерс прибудет к девяти ноль-ноль, — продолжала Ева тем же ровным тоном. — Если я к тому времени не вернусь, проведите его в мой кабинет и известите майора.

— Ясно. Ваша машина готова.

Коротко кивнув, Ева вышла и окунулась в благоуханное июньское утро. Если бы Дина не встретила парня по имени Дэвид, как он ей представился, может быть, она тоже отправилась бы в парк этим прекрасным утром? Может, она уже бежала бы по дорожке под музыку в наушниках плеера? Вдох-выдох, вдох-выдох, заряжаясь энергией в самом начале обычного рабочего дня, думала Ева.

Она заняла место за рулем и поехала к воротам.

— Как держится Джеми? — спросила она у Пибоди. — Мне надо знать, не уменьшить ли ему нагрузку.

— Я думаю, он справится. Ему тяжело, — добавила Пибоди, — но он держится. Он много говорил о ней вчера вечером. Это пошло ему на пользу да и мне пригодилось: еще один ракурс, еще один взгляд на нее, еще одно впечатление вдобавок к моему собственному. По крайней мере теперь я знаю, как Джеми ее воспринимал.

— А оно сильно отличается? Его впечатление от твоего?

— Не сильно, но кое в чем отличается. Он совершенно не видел в ней девушку, женщину. Она была товарищем, другом, вся такая своя в доску. И я подумала: интересно, а ей тоже так казалось? Или втайне ее это огорчало? Это может жутко обижать — когда парень видит в девочке только приятеля. — Пибоди подвинулась на сиденье, повернулась к Еве: — Хотела бы я знать, вошло ли это у нее в привычку: что парни смотрят на нее как на своего парня? Может, она с этим смирилась? «Я не из тех, на кого мальчики заглядываются, не из тех, кому назначают свидания».

— Пока ей не встретился этот парень, — вставила Ева.

— Вот именно. Этот взглянул на нее, и она ему понравилась. Во всяком случае, он заставил ее в это поверить. Мне кажется, вот почему с этим парнем она вела себя по-другому. Вот что бывает, когда начинаешь сходить с ума по парню, особенно в этом возрасте, особенно в первый раз, — продолжала Пибоди. — Судя по всему, что говорил Джеми, — мне кажется, для нее это было первое серьезное увлечение. Первая любовь, поэтому она была не такой, как всегда.

— В каком смысле?

— Ну… с ним она была не такой робкой, не такой застенчивой. С ним она была счастлива. Он делал ее счастливой. Девочка в этом возрасте, с такой историей, как у нее? И в нее влюбился студент из колледжа? Да она вся трепещет и замирает. Она готова на все, что он ни попросит, она будет говорить — может, только для виду, но говорить будет, — будто ей нравится все, что ему нравится. Она постарается стать такой как — это она так думает — нравится ему. Я думаю, именно поэтому ему удалось уговорить ее все держать в секрете. Он так ее обработал, что она даже лучшей подруге почти ничего не сказала.

— Но если ты изначально не такая, как ему хочется, почему он в тебя влюбился? — не выдержала Ева. — Она не могла не задавать себе этот вопрос.

— Такая логика, — ответила Пибоди, — просто неприменима к первой влюбленности, особенно в шестнадцать лет. Вспомни себя в этом возрасте.

— Мне на все на это было плевать, когда я была в этом возрасте. Я только об одном и думала: как бы выбраться из системы и поступить в Полицейскую академию.

— Ты уже в шестнадцать лет знала, что станешь копом? — Для Пибоди это было немыслимо. — Я с ума сходила от музыки, кинозвезд и Дженьюари Олсена, когда мне было шестнадцать.

— Дженьюари Олсена?

— Обалденный парень, я была в него влюблена. — Пибоди вздохнула с тоской. — Я мечтала, что мы будем жить вместе, растить двоих чудных детишек и заниматься серьезной общественной работой, чтобы изменить мир к лучшему. Если бы он только взглянул на меня хоть раз или назвал по имени… А у тебя не было своего Дженьюари Олсена?

— Нет. И это значит, что мне труднее залезть к ней в голову, чем тебе.

— Ну… я думаю, на каком-то уровне мы с Диной были родственными душами. По крайней мере когда мне было шестнадцать. Я тоже была застенчивой, неловкой с парнями, но с некоторыми — своя в доску. Как и она, я собиралась трудиться на благо человечества. Да, а насчет ее внешности? Помнишь, и мать, и соседка заметили, что она стала придавать больше значения внешности? Это верный признак, что у нее появился парень. — Пибоди принялась загибать пальцы. — Постриглась, занялась своим гардеробом. Это пункт первый. Пункт второй: она перестала так тесно, как раньше, общаться с Джеми, а он и значения не придал, пока не стало поздно. Он занят учебой, своими университетскими друзьями, вот и не насторожился, когда пару раз звонил ей, приглашал съесть пиццу на двоих или сходить в кино, а она отказалась под надуманным предлогом. Она берегла время для своего парня и отдалилась от старых друзей. Это третий пункт, — добавила Пибоди. — Отрыв от своей кодовой группы. Понимаешь, девчонка, конечно, хочет показать парня своим друзьям, но в глубине души ее точит беспокойство. Вдруг парень им не понравится? Нет, лучше не рисковать и держать его пока при себе.

— Как все это сложно, — хмыкнула Ева.

Пибоди с важностью кивнула:

— Быть подростком — это такая мука… и такое наслаждение! Слава богу, это состояние длится меньше десяти лет.

Для Евы отрочество стало почти таким же кошмаром, как и первое десятилетие ее жизни. Но она поняла свою напарницу.

— Дина стала скрытной. У нее появились секреты.

— В каком-то смысле у нее начался подростковый бунт. Только она вела себя тихо, — добавила Пибоди. — И я склонна согласиться с Джеми: этот парень — не наркоман, и долгий срок он не мотал. Она бы догадалась. И такого подросткового бунта, чтобы путаться с наркоманами, у нее не было. Я думаю, в этом он прав.

— Что ж, все это дает нам ключ к тому, какую маску он носил. Но не к тому, что под ней скрывалось. А теперь он снял маску. В ней больше нет нужды. — С этими словами Ева запарковала машину в неположенном месте и включила знак «На дежурстве».

— Это хуже, чем Колтрейн, — вздохнула Пибоди.