кланяется в знак неохотного повиновения.

— Хорошо, миледи. — Он примирительно улыбается, хотя явно уязвлен ее своеволием. — Мы не станем говорить о мисс Горст, покуда я не предъявлю вам доказательства, каких вы требуете. Дабы показать вам свое великодушие — пожалуйста, езжайте во Флоренцию, коли хотите. Но только при одном условии, на котором я решительно настаиваю. — Он вытягивает руку и самым бесцеремонным образом берет Эмили за подбородок. — Думаю, вы знаете, в чем оно заключается.

Она стоит неподвижно и холодно молчит.

— Вы должны будете дать мне ответ, когда вернетесь.

Наступает долгая пауза.

— Не бойтесь, вы получите ответ, — наконец бросает Эмили, резко отстраняясь от него. Потом она снова садится на приоконный диванчик и прижимается щекой к стеклу — ее излюбленная поза.

— В таком случае я желаю вам доброго пути, миледи, — с притворной любезностью говорит мистер Вайс, после чего берет шляпу с тростью и покидает комнату, тихонько напевая себе под нос.

После ухода мистера Вайса Эмили не шелохнулась, но продолжала задумчиво смотреть в окно. Я на цыпочках вышла из чулана, заперла дверь и побежала в свою комнату.

Представлялось совершенно очевидным: я нахожусь в опасной ситуации. Похоже, в настоящее время Эмили не придает значения подозрениям мистера Вайса, но сомнения — пусть сколь угодно малые — наверняка посеяны в ее душе. А он явно исполнен решимости предоставить доказательства моей двуличности, которых она потребовала. Что же касается нападения на мистера Шиллито, здесь мистер Вайс определенно ошибается — конечно же, оно не имеет отношения ко мне или к Великому Предприятию.

Следует упомянуть еще об одном происшествии, случившемся в тот день, сколь бы несущественным оно ни показалось мне поначалу.

Погода стояла холодная, и я замерзла, пока переписывала в Секретный дневник подслушанный разговор, а когда решила растопить камин, обнаружила, что он не заправлен. Я позвонила миссис Баттерсби, чтобы спросить, почему в камине нет угля, но на звонок явился Баррингтон.

— Где миссис Баттерсби? — спросила я.

— С вашего позволения, мисс, — отвечал дворецкий по обыкновению заупокойным тоном, — она испросила у ее светлости небольшой отпуск, чтобы навестить больную родственницу в Лондоне — кажется, тетушку. Она уехала вчера вечером.

Меня немного уязвило, что Эмили мне ничего не сказала, но поскольку событие это представлялось совершенно незначительным, я скоро о нем забыла.

После того как одна из служанок заправила и разожгла камин, я до самого ужина просидела за письмом к мадам, где сообщала о нашем скором отъезде и обещала часто писать из Италии. Я также отослала в Норт-Лодж короткую записку, где просила мистера Роксолла в случае надобности писать мне во Флоренцию poste restante,[9] в постскриптуме добавляла несколько слов о нападении на мистера Шиллито. Ответ пришел очень скоро.

Дорогая мисс Горст!

Ваша просьба будет выполнена.

История с Шиллито — весьма странный и неожиданный поворот событий. Я пока не вижу в ней смысла, хотя она премного меня заинтересовала, ибо наверняка как-то связана с нашими делами. Но не думайте ни о ней, ни о мистере Вайсе. Во Флоренции Вы будете в безопасности, а когда вернетесь, я и другие станем присматривать за Вами.

Засим остаюсь искренне Ваш

М. Р. Дж. Роксолл.

До Флоренции мы добрались без происшествий. Мистер Персей не пожелал задерживаться во Франции дольше необходимого, поскольку относился с явной неприязнью — и я бы сказала, с необъяснимым предубеждением — к стране и ее обитателям. Мы сразу же со всей возможной скоростью устремились на юг, в Лион и Авиньон, потом в Канны, где остановились на прекрасной вилле покойного лорда Брума,^{20} а оттуда в Ниццу.

Путешествие в Италию, вдоль гористого и лесистого Лигурийского побережья было восхитительным, даже когда с неспокойного Средиземного моря налетали обычные для января дожди — на мой взгляд, они лишь придавали дополнительное романтическое очарование и живописность маленьким рыбацким деревушкам, лимонным рощам и сосновым лесам, мимо которых мы проезжали.

Вдали от Англии настроение Эмили быстро исправилось, да и у мистера Персея расположение духа заметно улучшилось. Хотя он часто надолго погружался в безмолвное раздумье, по мере нашего приближения к месту назначения он держался со мной все любезнее, а утром, когда мы пересекли границу Италию, его поведение разительно переменилось.

— Италия! — воскликнул он, опуская окошко кареты и полной грудью вдыхая свежий теплый воздух. — Самая прекрасная и восхитительная страна в мире! Безмерно превосходящая Францию во всех отношениях.

Со столь нелепым утверждением я решительно не могла согласиться, о чем и сообщила мистеру Персею, собрав все свое мужество. Последовал шутливый словесный поединок: он превозносил природные красоты Италии и достоинства итальянского характера, а я равно страстно защищала страну своего рождения. Вскоре в ход пошли самые дурацкие доводы и заявления, и в конце концов мы дружно рассмеялись и обратились к Эмили с просьбой рассудить, кто из нас взял верх в споре.

— Я не приму ничью сторону, — промолвила она, улыбаясь нам обоим по-матерински снисходительной улыбкой. — И Франция, и Италия великие страны, хотя обеим далеко до старой доброй Англии. Но верно, мой сын просто подшучивает над вами, Алиса, зная, что вы росли во Франции.

— Вы же знаете, я никогда не шучу, — сказал мистер Персей. — Я всегда совершенно серьезен. Уверяю вас.

Проведя три замечательных дня в Пизе, где мы устроились со всеми удобствами в гостинице «Гран Бретанья», мы наконец совершили последний переезд до Флоренции.

Ровно в два часа пополудни, под звон колоколов, мы высадились под безоблачным лазурным небом у великолепного палаццо Риччони, рядом с церковью Санта-Мария Новелла.

Мистер Персей приобрел палаццо у своего крестного отца, лорда Инверавона; еще он владел домом в сельской местности — виллой Кампези, расположенной неподалеку от монастыря Валломброза.

Палаццо имело значительные размеры: четыре этажа, тридцать с лишним комнат — гораздо больше, чем нам требовалось. Разумеется, нас сопровождала новая горничная Эмили, мисс Аллардайс, а также один из эвенвудских лакеев, крепко сложенный парень примерно моего возраста (выбранный мистером Пококом предпочтительно перед Чарли Скиннером, к великому недовольству последнего). Они двое, вместе с угрюмым итальянским поваром, его женой и дочерью, составляли весь наш маленький штат слуг.

Заняв просторную комнату на втором этаже под кабинет, мистер Персей немедленно приступил к работе над новой поэмой и собранием сонетов, начатым еще в Англии. Литературному труду он ежедневно посвящал по много часов, и первые две недели мы с ним практически не виделись — разве только изредка, когда он присоединялся к нам с Эмили за ужином.