их ужас перед этими сверхъестественными существами есть подлинная трусость.

Во время этого разговора о неграх я не мог не обратить внимание на то озлобление, которое проявляли мои собеседники, особенно плантаторы, в штатском облачении. Некоторые выражали свое негодование грубыми ругательствами, угрожая беглецам всеми возможными видами наказания в случае, если захватят их в плен. Они упивались возможностью захватить их в свои лапы и картинами близкой мести. Множество самых изощренных и страшных наказаний угрожало тому несчастному беглецу, которому довелось бы попасться в плен.

Вы, которые живете так далеко от этого мира страстей, не можете понять отношений, существующих в Америке между белыми и цветными. В обычных условиях между ними нет острой враждебности

— наоборот! Белый довольно добродушно относится к своему цветному «брату», но только до тех пор, пока последний ни в чем не проявляет своей воли. При малейшем же сопротивлении в белом мгновенно вспыхивают враждебные чувства, правосудие и милосердие перестают существовать, и остается одна неукротимая жажда мести.

Это общее правило. Все рабовладельцы ведут себя именно так. В отдельных же случаях отношения складываются еще хуже. В Южных штатах есть белые, которые довольно дешево ценят жизнь негра — как раз по его рыночной стоимости.

Наглядной иллюстрацией этого положения является случай из биографии молодого Ринггольда, рассказанный мне накануне моим «оруженосцем» Черным Джеком. Этот юноша вместе с несколькими такими же беспутными друзьями охотился в лесу. Собаки умчались неизвестно в каком направлении и так далеко, что их уже не было слышно. Погоня была бесполезна; всадники остановились, соскочили с седел и привязали лошадей к деревьям. Лая гончих долго не было слышно, и охотникам стало скучно. Они начали раздумывать, как бы им повеселее провести время.

Неподалеку от них колол дрова мальчик-негр, один из рабов с соседней плантации. Все они знали мальчика очень хорошо.

— Давайте устроим забаву с этим черномазым, — предложил один из охотников.

— Какую забаву?

— Да возьмем и повесим его ради шутки!

Предложение, конечно, вызвало общий смех.

— Шутки в сторону! — заметил первый. — Я давно хотел узнать, как долго может негр висеть, не умирая. Это очень интересно.

— И я тоже, — присоединился другой.

— Ну и я не прочь! — добавил третий.

Предложение понравилось всем и показалось весьма занятным.

— Давайте только сначала устроим над ним суд! Лучше начать с этого, — предложил кто-то.

Итак, стали судить негра. Я рассказываю подлинное происшествие!

Несчастного мальчика схватили, накинули ему на шею петлю и вздернули на сук. В этот момент свора гончих выгнала на поляну оленя. Охотники бросились к лошадям и в суматохе забыли перерезать веревку, на которой висела жертва их дьявольской забавы. Один надеялся на другого, и все, в общем, забыли это сделать. Когда охота кончилась и они вернулись назад, негр все еще висел на суку — он был мертв!

Было произведено судебное следствие, скорее настоящая пародия на следствие! Судьи и присяжные были родственниками преступников. И приговор гласил: уплатить стоимость негра. Владелец негра остался вполне доволен ценой, а правосудие было, или, по-видимому, было, удовлетворено. Сам Джек слышал, как сотни белых христиан, узнавших об этом подлинном факте, от души потешались над такой замечательной шуткой. Об этом часто рассказывал и сам Аренс Ринггольд.

На другом берегу Атлантического океана вы воздеваете руки к небу и восклицаете: «Какой ужас!» Вы убеждены в том, что у вас нет рабов и нет подобных зверств. Вы жестоко ошибаетесь! Я рассказал вам исключительный случай, где речь шла об одной жертве. Страна работных домов и тюрем!note 45 Имя твоим жертвам — легион!

Христианин, ты улыбаешься! Ты выставляешь напоказ свое сострадание. Но ведь ты сам создал нищету, которая вызывает в тебе это сострадание к ближнему. Ты всецело поддерживаешь и с легким сердцем приемлешь систему общества, которая порождает человеческие страдания. И хотя ты пытаешься успокоить себя, объясняя преступления и нищету естественными законами природы, но против природы нельзя выступать безнаказанно.

Напрасно вы будете пытаться ускользнуть от личной ответственности! Вы ответите перед лицом высшей справедливости за каждую пролитую слезу, за каждую язву на теле ваших жертв!

Разговор о беглых рабах, естественно, заставил меня вспомнить о другом, более таинственном происшествии, случившемся со мной накануне. Я упомянул о нем, и все попросили меня рассказать подробнее. Я выполнил их просьбу, конечно не допуская и мысли, чтобы покушаться на мою жизнь мог Желтый Джек. Многие из участников обеда знали историю мулата и обстоятельства его смерти.

Но меня удивило одно: почему, когда я произнес его имя и при этом рассказал о торжественном заверении моего черного оруженосца, — почему же Аренс Ринггольд вдруг побледнел, вздрогнул и, наклонившись к отцу шепнул ему что-то на ухо.

Вскоре после этого я вышел из-за стола и отправился прогуляться по форту.

Солнце уже зашло. Был отдан приказ не покидать пределов форта, но это относилось только к солдатам. Поэтому я решил выйти за ворота.

Тайный зов сердца увлекал меня вперед. В индейском лагере были жены вождей и воинов, их сестры и дочери… Почему бы и ей не прийти сюда вместе с остальными?

Внутренний голос говорил мне, что она здесь, хотя я и напрасно искал ее в течение целого дня. Ее не было среди женщин, которые толпились на совете: я внимательно вглядывался во все женские лица и не пропустил ни одного.

Я решил отправиться в лагерь семинолов. Там я найду палатку Оцеолы, там могу встретить и Маюми!

Пойти в индейский лагерь сейчас неопасно, так как даже враждебные вожди еще были с нами в мире, а Пауэлл, разумеется, по-прежнему оставался моим другом. Он защитил бы меня от всех опасностей и оскорблений. Я испытывал страстное желание пожать руку молодому воину — причина сама по себе достаточная, чтобы искать с ним встречи. Мне хотелось пробудить в нем дружеское доверие прошлых лет, поговорить о милых сердцу временах, вспомнить счастливые дни безмятежной юности. Я надеялся, что суровый долг вождя и полководца еще не ожесточил его мягкое и отзывчивое сердце. Несправедливости, причиняемые белыми, несомненно озлобили и восстановили его против нас (и совершенно заслуженно!), но все же я не боялся, что гнев его обрушится на меня. Как бы то ни было, я решил отыскать его и еще раз протянуть ему руку дружбы.

Я собирался уже тронуться в путь, как вдруг вестовой передал мне приказание генерала немедленно явиться в штаб.

Я был огорчен, но делать нечего — приказу надо повиноваться!

В штабе находились агент и высшие офицеры, а также Ринггольды и еще несколько штатских, которые считались важными лицами.

Войдя, я увидел, что у них происходило совещание, на котором обсуждался разработанный ими план действий.

— План превосходный, — сказал генерал Клинч, обращаясь к остальным, — но как нам встретиться с Оматлой и Черной Глиной? Если мы пригласим их сюда, то это вызовет подозрение: они не могут проникнуть в форт незамеченными.

— Генерал Клинч, — сказал Ринггольд-старший, самый хитрый дипломат из присутствующих, — а что, если бы вы и генерал Томпсон встретились бы с дружественными вождями за пределами форта…

— Совершенно верно, — прервал его агент, — и я уже позаботился об этом. Я послал человека к Оматле, чтобы узнать, где мы можем встретиться с ним тайно. Конечно, удобнее всего встретиться на нейтральной почве… Но вот он вернулся, я слышу его шаги.

В этот момент вошел один из переводчиков, участвовавших в совещании. Он прошептал на ухо агенту