— Фу, какой ты глупый! — засмеялась Таня. — Светка была в положении, когда вы встретились.

…Когда я вышел из кафе, солнце уже давно скрылось за домами, но в окнах верхних этажей еще горел его отсвет — остатки золотого дня.

Закат полыхал, как гигантский пожар; казалось, там, на дальнем холме, солнце сжигает верхушки деревьев и крыши домов; в лугах стелился не туман, а знойное марево. Наш раскаленный за день остров напоминал духовку — воздух стоял густой, липкий, тягучий. И соседство воды не спасало; даже наоборот — испарения от рукавов реки создавали определенный занавес, который, точно некий стеклянный колокол, превращал наш клочок земли в удушливый парник. Только когда начало темнеть, от воды потянуло прохладой и мы наконец смогли передохнуть.

Искупавшись, дочь собрала на поляне щепу, развела костер и стала готовить ужин. Я некоторое время любовался фундаментом нашего будущего жилья, который мы сложили из отполированных водой камней, потом подтащил к нему несколько небольших сосен (из числа топляка).

— Как ты думаешь, мать разыщет нас? — спросила дочь. — И к ее приезду мы успеем все закончить?

— Сегодня мы хорошо поработали. Если так пойдет и дальше, то дней за пять закончим. Главное — поставить стены и навесить крышу, а остальное доделаем быстро.

— Вот она ахнет. А то говорила, у нас ничего не получится.

— Она нас недооценивает.

— Это точно.

Мы выбрали исключительно удачное пристанище. Остров лежал посередине речного русла; с южной стороны, меж каменистых уступов, открывался пляж, с северной — течение нанесло груду топляка, отличного строительного материала — то, что нам было нужно. Кусок суши выглядел достаточно внушительно: имел в длину не меньше двухсот метров, на нем стояло с десяток берез и сосен, местами рос орешник, а среди цветов и трав виднелось множество грибов и ягод.

Утром, когда мы прибыли в деревню, которая теперь еле виднелась на горизонте, местные советовали остановиться выше по течению, где, по их словам, были обширные лесистые склоны, но нам сразу понравился этот заброшенный остров. Первой его увидела дочь. Мы пробирались с тяжелыми рюкзаками и этюдниками среди прибрежных зарослей и вдруг она крикнула, показывая в сторону излучины:

— Отец, смотри! Райский уголок! Какая выразительная колоритная листва! Вот с этой точки надо написать этюд.

Издали остров, действительно, отлично смотрелся: светлое мелководье, солнечная поляна и шапка зелени над ней.

— Этюды будем писать потом. Вначале надо застолбить место и обжиться.

В городе мы с дочерью решили провести отпуск как робинзоны: взять минимум необходимых вещей и попробовать пожить в экстремальных обстоятельствах. До этого мы примыкали к доблестному племени туристов и не раз ходили на байдарках по всяким рекам, жили в палатках, питались продуктами, которых всегда брали с избытком, купались, загорали, занимались живописью. Но в это лето решили поставить эксперимент, проверить себя, доказать самим себе, что мы что-то можем, что не зря каждое лето проводим на природе. Нас влекла опасность; мы хотели рискнуть, побывать на шаткой грани между возможным и невозможным.

— Ничего у вас не получится, — заявила моя бывшая жена. — Через три дня как миленькие придете в деревню. Да и к чему обрекать себя на такие мучения, не понимаю?! Вы едете отдыхать, писать картины или мучиться?! Просто смешно! Смешно и глупо! Ну ладно отец, но от тебя, Олеся, я этого не ожидала.

— Тебе, конечно, не понять, — сказала дочь и заговорщицки улыбнулась мне.

Дочери двадцать два года, она студентка Строгановки, одаренный художник; в ее работах все отмечают яркий, неуемный цвет, искреннее веселье. Она и в жизни такая: восторженная, нетерпеливая, непоседливая, немного взбалмошная, со склонностью к разного рода авантюрам. Говорят, она в меня и внешне, и по характеру. Возможно. Не случайно же ее тянет ко мне?! И она не скрывает, что я «ближе всех по духу». Наверно, это происходит оттого, что ее мать занимается неприметными будничными делами, а я веду пространные рассуждения о смысле жизни. Так или иначе, но дочь считает свою мать мещанкой, которая, правда, имеет хороший вкус и умело ведет хозяйство, а я, по понятиям дочери, — некий носитель возвышенных идей. Я не обольщаюсь на этот счет, знаю — такое разграничение во многих семьях. Дети до подросткового возраста всегда с матерью — срабатывает связь с телом, а позднее тянутся к отцу, который для них выполняет духовную функцию, как бы осуществляет связь с миром. Но главное, моя дочь общается с матерью ежедневно, а меня видит раз в месяц, а то и реже.

Мы с ее матерью развелись вот уже более десяти лет назад. Это не мешает нам оставаться друзьями; известное дело — дети в любом случае связывают родителей чуть ли не на всю жизнь. А у нас с бывшей женой за давностью времени давно притупились всякие обиды. Порой кажется, и не было никаких разногласий и ссор; просто мы пожили вместе, а когда надоели друг другу, тихо и мирно разошлись по взаимному согласию.

У меня неплохие отношения и с теперешним отчимом дочери, инженером Анатолием. При случае я помогаю Анатолию ремонтировать его «Жигули», он делает мне магнитофонные записи — у него заграничная аппаратура и отличная фонотека. Вообще, мы с ним одного возраста, у Анатолия есть сын от первого брака, ровесник моей дочери, — так что нам есть о чем поговорить. Дочь считает отчима «слишком правильным», но я думаю, в ней говорит резкачество, непримиримость ко всему упорядоченному. К тому же, у дочери непростой характер, и я догадываюсь, что Анатолию с ней несладко.

Когда мы готовились к поездке и я приехал к ним, чтобы проверить амуницию дочери, Анатолий сказал;

— Я тоже не одобряю вашу затею. Да и опасно это. Хотя бы не забирайтесь в глухомань. Остановитесь недалеко от деревни. В случае чего, дадите знать, я приеду, привезу, что надо.

— Ничего нам не понадобится! — вспыхнула дочь. — Что вы, в самом деле, паникуете?! Надоели эти разговоры!

Анатолий подбросил нас на машине к вокзалу и тепло попрощался.

— Ну что ж, благополучного вам отдыха. Через неделю мы поедем в Крым. Будем проезжать мимо и обязательно заглянем. Но, думаю, к этому времени вы уже вернетесь. Не выдержите.

— Посмотрим! — торжествующе заявила дочь; она была уверена в нашей победе.

Все, что мы взяли непосредственно для себя, уместилось в рюкзаке дочери: спальники, надувные матрацы, плащи, котелки, кружки, ложки, рыболовные снасти, спички, соль, сахар и пакет муки. Мой рюкзак был забит строительным инструментом, рулоном полиэтилена, проволокой и веревками, гвоздями, и скобами. Мы решили обосноваться на природе обстоятельно, то есть строить не какой-нибудь шалаш, а настоящий дом-времянку. Этот воображаемый дом не давал нам покоя, мы только и говорили о нем.

Рюкзаки и этюдники составляли не такой уж большой вес, но все же, добравшись до реки, мы порядком устали.

Остров от коренного берега отделяла широкая, неглубокая протока. За два перехода вброд мы перенесли все наши вещи и легли отдышаться на поляне под деревьями. День был безветренный, солнечный. Уже в десять часов утра небо прямо дышало жаром, а горячая трава так и обжигала тело.

Прежде всего мы натаскали плоских камней для фундамента, потом разметили на поляне квадрат два на три метра, вбили в землю колья, натянули бечевку, и дочь начала складывать из каменных плит основание будущего дома. Я выбирал в прибрежном завале строительный материал: стволы небольших деревьев, более-менее прямые и толстые ветви.

Во второй половине дня дочь насобирала грибов и приготовила на костре суп, а в кружках заварила чабрец — получился душистый чай. И еще испекла на углях несколько лепешек — устроила прямо-таки королевский обед. Когда я ее похвалил, она не без гордости ответила: