лестнице. — Боец, твою мать! Уходим через подземный гараж, там стоянка знакомая и выход на разгрузочный док. Ну, твою мать, ты даешь! Твою же мать…
Я, в течение всего последующего часа выслушивающий самый отборный русский и не очень мат, лишь молчал и загадочно улыбался, ни на миг не выпуская из рук черный, окованный сталью «дипломат».
Едва только многоэтажка, хранящая на одиннадцатом этаже один из офисов «НовосибОнлайнКонсалтинга», осталась позади, было принято решение незамедлительно напиться водки. Князь то обиженно замолкал, едва не плача, то принимался нахваливать мое поведение, причитая, что наконец-то воспитал из хакера настоящего мужчину. И в том, и в другом случае не забывая отпускать по моему поводу сотни нелицеприятных эпитетов. Я же о мотивах своего поведения не задумывался ни на миг — просто жил в свое удовольствие, получая его каждую секунду и точно зная, что теперь-то Талбатов обязательно настоит на повторной встрече. Столь необходимой нам обоим встрече.
Желтое обтекаемое такси стремительно несло нас к родному Монолиту.
2:3 — Этого не может быть, потому что этого не может быть! — непослушными губами обреченно подытожил я, вылезая из напрочь остывшей ванны. Вода потоками устремилась вниз, заливая джинсы, но я не замечал. — Я же не сошел с ума… брат, ну как же так? Все ведь было совсем по- другому…
— Осторожнее, голожопый! — Игорь отскочил от рассыпавшихся по ванной комнате брызг. Собрал деньги. — Штанишки вон себе залил, невменяемый. Да и мои тоже… Иди на кухню, аспирину выпей, может, отпустит…
Я оперся о засыпанную сигаретным пеплом раковину, снова заглядывая себе в глаза. Бред какой-то. Причем бред тяжелый. Не приснилось же все это? Нет, ни в коем случае. Это не могло быть сном, я помнил все невероятно отчетливо — количество адреналина в крови при передаче дисков навеки впечатало в мою память произошедшие события. События, какими я их четко помнил. А еще страх. Такой страх, старательно скрываемый, просто не забыть. А я ведь испугался тогда, точно ребенок…
Если только Князь меня не подкалывает. Я мельком взглянул на отжимающего в ванну джинсы Игоря. Нет. Этот не подкалывает, только не сейчас, я бы догадался. В нашем неразлучном тандеме специалистом по подколам всегда был я и, как чемпион в тяжелом весе среди подкольщиков, мог с уверенностью расколоть любого оппонента. Нет, что-то здесь не складывается. Игорь на самом деле уверен, что все произошло так, как он это только что описал.
Может, деньги, такая куча — это полная выплата? Может, мы, уже пьяные, ходили забирать остальное, и вот?..
А может, я еще просто не проснулся? Все-таки сомитакс глотали, а это нешуточное дело. Может, все это мне кажется? Я помотал головой. Еще не отошедший от наркотиков и алкоголя мозг внезапно запаниковал, обнаружив себя проваливающимся в мрачную трясину множественного кошмара. Загорелись аварийные лампы, наполнив мой череп устрашающим красным светом, завыла сирена… Ты просыпаешься, встаешь и идешь к окну; ты просыпаешься, видишь себя, идущего к окну, встаешь и идешь следом; ты просыпаешься, видишь себя, который видит себя… И так до бесконечности, ну истинный бред. Налицо явный перебор водки, наркоты и Нейросети на одну душеньку населения в ограниченный промежуток времени. Проверяя последнюю гипотезу, я медленно, чтобы действие осознал спящий в эту минуту другой я, поднес руку к правому уху и что есть силы сжал мочку.
От моего крика Князь подскочил, роняя старательно выжатые штаны в полную воды ванну. Громко озвучил ряд познаний из области гинекологии животных и людей и заявил, что нужно лечиться. Затем подобрал рассыпанные деньги, заботливо отряхнув намоченные купюры, смел с раковины сигареты и вышел вон. Я остался наедине со своим кошмаром.
Постояв так еще какое-то время, принял историческое решение, что только полное отрезвление, очищение организма от вредных, но приятных веществ и окончательный приход в норму спасут мое перегруженное сознание от улета последнего гуся. А значит, нужно постепенно приходить в эту самую норму.
В комнате Князь собирал пустые емкости для похода за пивом.
Что есть такое обещанный всем праведникам рай? Вечное блаженство, утоление желаний, радость и счастье. Сладостное забвение. Но для того чтобы вкусить всего этого, вы должны прожить без греха и… умереть. Я говорю вам — вы не умрете. Зачем отправляться на ту сторону, если я даю вам все это прямо сейчас?.. Путь праведника не в смерти и страдании во имя будущих радостей! Он в вечной и радостной жизни. Живите и славьте своего Господа, на радость ему. Истина в человеке, подобном Создателю…
3:1 Дождь усилился, хотя с точки зрения здравого смысла это было просто нереально при таком давлении потоков грязной воды на грешную землю и улицы Антверпена. Но стоило в небесах громыхнуть и ночным домам озариться световой чехардой неистово пляшущих молний, как дробь капель участилась. Решив окончательно расправиться с настроением Стивена Стэнделла, на окраинах заревели заводские сирены.
Обреченно, словно на исповеди перед смертной казнью, покачав головой, Стив опустил так и не донесенную до губ баночку пива. Этим вечер не реанимируешь, точно. Вечер умер, толком не начавшись. Стэнделл отставил недопитое пиво на низкий журнальный столик в форме черепахи и откинулся на подушки дивана. За окном опять полыхнуло. Дождь словно озверел, а тени рекламных видеодисплеев, нависавших над улицами прямо напротив квартиры Стива, прочертили комнату. Стэнделл нервно вздохнул. Больше, чем дождь двадцать пять дней в месяц, он ненавидел только испорченные депрессией вечера.
— «Жилище», окно, тонировка девять. Телевизор, шестнадцатый канал. — Стив откинул голову назад, на спинку дивана, стараясь рассмотреть висящие в кухне часы. — Громкость два, — добавил вслед.
Так и есть, теперь точно можно не ждать. Если Виржиния не звонит в только что прошедшее десятиминутное окно, она в этот день не звонит вообще, такая уж у нее привычка. Проклятие. Стив снова, на этот раз решительно, дотянулся до банки, большими глотками опорожняя ее. Хоть напиться сегодня, что ли?
Нет. Он с интересом повертел в руках пустую жестянку, невольно задумавшись, сколько раз эта упаковка «Хайнеккена» уже перерабатывалась. Нет, напиваться, да еще в одиночестве, даже по уважительной причине — не его стиль. Сейчас он посмотрит телик, какую-нибудь ерунду вроде сериалов или бокса по спортивному каналу, почитает на ночь и отрубится беспокойным сном. Еще один дождливый день сгнил на однообразной свалке жизни Стивена Стэнделла.
— Вот только начинать жалеть себя не нужно, — вслух пробормотал он, ерзая на подушках, — дело не в ней, а в тебе, мы это уже неоднократно проходили…
Взгляд случайно (неслучайно) натолкнулся на голокарточку Виржинии у телеэкрана, и Стив запоздало отвел глаза. Банка крепкого темного пива — это как раз та норма, чтобы не опьянеть, но впасть в философско-меланхолическое состояние, приводящее известно к чему. Джина… Малыш…
Она нагнулась к объективу, ослепительно, как только одна умела, улыбаясь, и прижимая к груди букет маков. Заметим, настоящих маков, а это в свое время стоило Стиву немалых денег. Он закрыл глаза. Сложно воевать с собственной памятью. Тот поход в оранжерею, их разговоры, букет цветов, неописуемая радость Джины, а потом полные своей прекрасной банальности слова, вопрос и короткое «да». Этого Стив не забудет вовек.
