гирько плакать и мучытьця; а лучше нехай вовк возме яку-ныбудь скотыну у того богатыря [55], де мы булы на высильи, бо вин богатый чоловик та ще й дуже скупый». А Бог каже: «Не можно так! нехай возме корову у самой теи бидной вдовы; нехай вона до время плаче та гирько бидуе [56], бо вона на сим свити талану не мае». От вовк побиг до неи, а воны полягалы спаты. Св. Мыколай и став жаловаты бидной вдовы, тай начав вин придумуваты, як бы ухытрытьця и помогты для неи, а дали надумав и подывывся, що Бог уже спыть (а Бог все знае, та навмысне буцим [57] спыть), от св. Мыколай взяв та мерщий [58] побиг на впереймы [59] вовка другою стороною, щоб вмазаты вдовыну корову болотом [60] , щоб та корова була чорна, а не ряба, щоб не зъjив jіи вовк. И як прибиг туды св. Мыколай, от скорийще болотом и обмазав ту корову, так що вона зробылась чорна, тай зараз вернувся назад до Бога. А Бог скоро встав буцим ничого не знае, и каже до св. Петра и Мыколая: «А що вставайте уже, та ходым». И тильки що хотилы воны идты дальше, аж знов прибиг до ных той самый вовк и каже: «Ныма, Господы, у теи бидной вдовы рябой коровы, а тильки есть у неи одна чорна». От Бог все уже знае, тай каже: «Ну так изъjиж ту чорну корову». А св. Мыколай бачить, що ничого не вдие [61], тай замовчав. От вовк побиг до чорной коровы, а Бог з Петром и Мыколаем началы идты шляхом. От идуть воны та идуть, аж катытьця против ных бочка, а св. Мыколай пытае: «Що це таке, Господы, катытьця и куды?» Господь одвичае: «Це катытьця бочка с сребром и златом до того богатыря, що мы булы у нёго на высильи, бо такий jого талан и така jого доля; алы все jого счастя буде на сим свити!» А св. Мыколай давай просить, каже: «Господы мылостывый, удилы ж с цей бочки або з макитерку [62] для теи бидной вдовы, де мы ночувалы; в неи ж вовк и послиднюю корову зъjив». А Бог одвичае: «Ни, того не можно! бо цей талан дан одному тильки тому богатырови». От св. Мыколай вже замовчав, и началы идты дальше; ишли та ишли, аж св. Мыколай захотив дуже пыты воды тай каже: «Ах, як мыни хочетця пыть!» А Бог говорыть jому: «Колысь я проходыв чрез оцей яр, що недалеко вид нас выдно, там я бачыв крыныцю [63]. Иды туда, тай напьешся воды». Колы пишов св. Мыколай туда в яр, аж там коло крыныци побачыв такого богацько темнаго та сираго страшеннаго гаду, такого сердытаго, що аж кышыть; от вин злякався [64] дуже тай насылу зваттыля утик [65]. А Бог пытае: «Чого ты, Мыколаю, так ныначе злякався, аж поблиднив с переполоху [66], и мабудь [67] не пыв воды?» А св. Мыколай одвичае: «Не мог я напытьця, та ще й як побачыв, що там есть такого богацько страшеннаго гаду, то насылу я звиттыля утик». От Бог выслухав цее тай сказав: «Ну, ходым же дали!». И прошли воны дальше з пятыро гин [68], або бильше, тай Бог знов каже до св. Мыколая: «Иды у цей другый ярок, там повная буде крыныця; го вже там напьесся воды». От св. Мыколай пишов туда; колы надходыть в той яр, яж там побачыв такий ще гиршый гад, та такого ж jого превелыкая сыла и дуже богацько, та ще й далеко злищий, як попереду бачыв, так що ныначе горыть трава. И св. Мыколай завсим перелякався та побилив, и насилу велыку звиттыль утик, так ныначе на jому волосья и одежа загорилася! И прийшов до Бога тай с переляху [69] насылу рассказав, що не можно там напытысь воды, бо ще й гиршей там есть гад и далеко злищий от першого гаду, що вин бачыв попереду. А Бог каже: «Ну колы так, то ходым же дальше». От воны пошлы дальше и довго ишлы, аж побачылы вдали третий ярок ныначе с садком; тай Бог каже: «Ну иды ж, Мыколаю, в той ярок, де бачыш — садок выдно, а вже там певне  [70]напьесся воды». Колы св. Мыколай пишов туда, аж там такая прихорошая крыныця з пригожою водою, а над тею крыныцею и скризь там такии разнии, прихорошии, пахнючии цвиткы та ягоды, яблуки, хвыги, мындалы, розынкы [71] и всякая овощь, а птыци так хороше спивают та щебечуть разными голосами, и таке все там занымательне, що й сказаты и пропысаты не можно. От св. Мыколай не знав, що й робыты, чы воду пыты, чы любоватыся та приглядуватысь; напьетця трохы пахнючой воды, тай оставыть пыты, та все разглядае. И вин трычи так потро?хы пыт тую воду, та все разглядував, и не щувся [72] — що вин не в примиту пробув там цилых тры рокы [73], як ныначе одну мынуту там був. Аж приходыть туды Господь Бог тай каже jому: «Що це ты, Мыколаю, так довго тут сыдыш, що прошло тому тры рокы, як ты пишов сюды пыть воды?» И каже Бог: «А я тебе не дождався тай покынув, и далеко уже я выходыв с пивсвита, покы знов до тебе вернувся». От св. Мыколай выслухавши цее, тай одвичае: «Господы мылостывый! що це таке значыть, що коло переднищых двох крыныць, куды я попереду ходыв пыть воды, есть там богацько страшеннаго гаду, що й прыступыть страшно; а тутынька в третим яру так дуже прихорошая крыныця з водою и все тутынька росте дуже гарная пахнючая всякая всячина, що й не можно налюбоватысь и наслухатьця птычаго щебетаня, що й любуйся, прислухайся тай ще того хочитця?» А Бог одвичае jому: «Оце ж знай, що переднищый яр, де ты бачыв богацько злого страшнаго гаду, то тее мисто называитця пеклом и воно опредиляно для того богатыря, що мы булы у нёго на высильи, а другий яр, де есть еще гирший пристрашенный гад, то также притотовано пекло для жинки того же богача, бо jого жинка ище гирша вид свого чоловика [74]; а як воны не вмилы в счастии жыты, добре шановатысь, и не хотилы помогаты бидным людям, то за тее по смерти будуть вично мучытьця в тых пеклах. А оце третий яр, де ты, Мыколаю, пыв воду, тай довго так тут забарывся [75] через тее, що тутынька дуже хороше называетця рай, опредиляный для теи бидной вдовы, що мы в неи ночувалы, бо вона на сим свити цилый вик гирько бидовала, терпила та плакала, но буда добрая жинка и честна?я, — то за тее по смерти буде маты в сим раю вичное прибогатое счастье. От бачь, як то робытця; будь добрый чоловиче, не вповай на земнее счастье, та любы бидных и старайся, небоже, — то, як кажуть, Бог в сим и будущим вику поможе!».

(Записана в Васильковском уезде Киевской губернии; из собрания В. И. Даля).

Примечание к № 3. В этой легенде замечательно представление о будущей жизни, предназначенной для добродетельных и злых. (См. также легенду «Пустынник» под № 21). Первых ожидает такое полное блаженство, что время для них как бы перестанет существовать; год пролетит, как единая минута. То же представление встречаем и в других народных сказаниях (см. варианты к легенде «Христов братец»). Валахская легенда (Walachische Marchen, № 2) рассказывает о девочке, которую взяла с собою Св. Дева. «Где ты была?» — спрашивает ее однажды Св. Дева. — «Я пробыла один день в раю», — отвечает девочка. — «Не один день, а целый год пробыла ты!» В другой раз повторяет свой вопрос Св. Дева: «Где ты была?» — «Я пробыла один час в раю». — «Не час, а три человеческих жизни». В третий раз спрашивает Св. Дева, и на ответ девочки: «Я на мгновение побывала на небе» — замечает: «Ошибаешься, дитя! не мгновенье, а полвечности пробыла ты в жилище блаженных». (Сличи с рассказом, напечатанным в Српск. народ. приповиjетк., № 17, с. 113—114.) На одной лубочной картине изображено сказание о старце, который молил Бога, чтобы даровал ему изведать сладость блаженства праведных; Бог услышал его молитву: раз старец заслушался пения райской птички; слушал, слушал, и триста лет пронеслись для него как три часа. У народов романских есть такое же предание о пустыннике, который заслушался в лесу соловья, впал в сладкое забытье на целые сто лет, и когда очнулся — все для него было ново и незнакомо.

В легенде о «Бедной вдове» рассказывается чудо, как Господь одною малою краюшкою хлеба накормил двенадцать апостолов, и еще ломти остались. Для сравнения с этим сказанием приводим следующее любопытное место из легенды Christus in der Bauershutte, записанной в Буковине: Христос посетил хижину крестьянина. Здесь встретила его совершенная нищета. Маленькие дети с плачем просили у матери хлеба, но у бедной женщины не было ни крошки. В горе она развела на очаге огонь, принесла со двора кусок коровьего навозу (Kuhmist) и посадила его в печь, чтобы хоть этим утолить детский голод. Через полчаса вынула она стряпню; но как изумилась, когда увидела, что коровий навоз превратился в прекрасный питательный хлеб! Стала крестьянка оделять своих детей, — и совершилось другое чудо: как много ни отламывала она от хлеба, всякий раз столько же вновь его вырастало. Не оставалось более сомнения, что гостем ее был сам Господь; она пала к стопам Спасителя и пролила благодарные слезы (Zeitschrift fur Deutsche Mythologie…, Т. I, вып. 4, с. 472).