простое, — как принёс я от тебя четверик солоду, так прямо и высыпал его в колодезь: была-де вода сделайся за ночь пивом!» — «Ну, хорошо же! — думает богатой, — только ворочусь домой, так и сделаю». Вот приходит он домой и приказывает своим работникам таскать из анбара самой что ни есть лучший солод и сыпать в колодезь. Как взялись работники таскать из анбара, и впёрли в колодезь кулей десять солоду. «Ну, — думает богатой, — пиво-то у меня будет получше, чем у беднаго!» Вот на другое утро вышел богатой на двор и поскорей к колодезю, почерпнул и смотрит: как была вода — так и есть вода! только мутнее стала. «Что такое! должно быть мало солоду положили; надо прибавить», — думает богатой и велел своим работникам еще кулей пять ввалить в колодезь. Высыпали они и в другой раз; не тут-то было, ничего не помогает, весь солод задаром пропал. Да как прошел праздник, и у беднаго осталась в колодезе только сущая вода; пива все равно как не бывало.

Опять приходит старец к бедному мужику и спрашивает: «Послушай, хозяин! сеял ли ты хлеб-ат нынешним годом?» — «Нет, дедушка, ни зерна не сеял!» — «Ну ступай же теперича опять к богатому мужику и проси у него по четверику всякаго хлеба; мы с тобой поедем на поле да и посеем». — «Как теперича сеять? — отвечает бедной, — ведь на дворе зима трескучая!» — «Не твоя забота! делай, что приказываю. Наварил тебе пива, насею и хлеба!» Собрался бедной, пошел опять к богатому и выпросил у него в долг по четверику всякаго зерна. Воротился и говорит старику: «Все готово, дедушка!» Вот вышли они на поле, разыскали по приметам мужикову полосу — и давай разбрасывать зерно по белому снегу. Все разбросали. «Теперича, — сказал старик бедному, — ступай домой и дожидай лета: будешь и ты с хлебом!» Только пришел бедной мужик в свою деревню, как проведали про него все крестьяне, что он сере?дь зимы хлеб сеял; смеются с него — да и только: «Эка он, сердечной, хватился когда сеять! осенью небось не догадался!» Ну, хорошо; дождалися весны, сделалась теплынь, снега растаяли, и пошли зеленые всходы. «Да(й)-ка, — вздумал бедной, — пойду — посмотрю, что на моей земле делается». Приходит на свою полосу, смотрит, а там такие всходы, что душа не нарадуется! На чужих десятинах и вполовину не так хороши. «Слава тебе, Господи! — говорит мужик, — теперича и я поправлюсь». Вот пришло время жатвы; начали добрые люди убирать с поля хлеб. Собрался и бедной, хлопочет с своею женою, и никак не сможет управиться; принужден созывать к себе на жнитво рабочий народ и отдавать свой хлеб из половины. Дивуются все мужики бедному: земли он не пахал, сеял середь зимы, а хлеб у него вырос такой славной. Управился бедной мужик и зажил себе без нужды; коли что надо по хозяйству — поедет он в город, продаст хлеба четверть, другую, и купит что знает; а долг свой богатому мужику сполна заплатил. Вот богатой и думает: «Да(й)-ка и я зимой посею; авось и на моей полосе уродится такой же славный хлеб». Дождался того самаго дня, в которой сеял бедной мужик прошлым годом, навалил в сани несколько четвертей разнаго хлеба, выехал в поле и давай сеять по? снегу. Засеял все поле; только поднялась к ночи погода, подули сильные ветры и свеяли с его земли все зерно на чужия полосы. Во и весна красна; пошел богатый на поле и видит: пусто и голо на его земле, ни одного всхода не видать, а возле, на чужих полосах, где ни пахано, ни сеяно, поднялись такие зеленя?, что любо-дорого! И раздумался богатой: «Господи, много издержал я на семена — всё нет толку; а вот у моих должников ни пахано, ни сеяно — а хлеб сам собой растет! Должно быть, я — великой грешник!»

(Из собрания В. И. Даля).

Один старик, умирая, завещал своему сыну, чтобы он не забывал нищих. Вот на Светлый день собрался он в церковь и взял с собой красных яиц христосоваться с нищией братией, хоть и крепко забранилась на него мать, — а была она злая, к бедным немилостивая. В церкви не достало ему одного яйца: оставался еще один сра?мной нищий, и позвал его парень на? дом к себе разговеться. Как увидала мать нищаго, больно осерчала: «Лучше, — говорит, — со псом разговеться, нежели с таким срамным стариком!» — и не стала разговляться. Вот сын со стариком разговелись и пошли отдохнуть. И видит сын: на старике одёжонка плохинькая, а крест как жар горит. «Давай, — говорит старец, — крестами меняться; будь ты мне брат крестовый!» — «Нет, брат! — отвечает парень, — коли я захочу — так куплю себе эдакой крест, а тебе негде взять». Однако старик уговорил парня поменяться и позвал его к себе в гости во вторник на Святой. «А дорога, — говорит, — вон ступай по той дорожке; скажи только: благослови, Господи! — так и дойдешь до меня».

Вот в самый вторник вышел парень на тропинку, сказал: «Благослови, Господи!» — и пустился в путь-дорогу. Прошел немного — и слышит детские голоса: «Христов братец, скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Прошел еще немного — и видит: девицы из колодца в колодец воду переливают. «Христов братец, — говорят оне ему, — скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Идёт он дальше — и видит тын, а под тем тыном виднеются старики; всех илом занесло! И говорят они: «Христов братец, скажи об нас Христу — долго ли нам мучиться?» Идёт все дальше и дальше — и вот усмотрел того самаго старца, с которым вместе он разговлялся. Старец у него спрашивает: «Не видал ли чего по дороге?» Парень рассказал ему все, как было. «Ну, узнал ли ты меня?» — говорит старец, — и только тут узнал мужик, что это был сам Господь Иисус Христос. «За что ж, Господи, младенцы мучатся?» — «Их мать во чреве прокляла, им в рай и пройти нельзя!» — «А девицы?» — «Оне молоком торговали, в молоко воду мешали; теперь весь век будут оне переливать воду!» — «А старики?» — «Как жили они на белом свете, так говорили: только бы на этом свете хорошо пожить, а на том всё равно — хоть тын нами подпирай! Вот они весь век и будут стоять под тыном». Потом повёл Христос мужика по раю и сказал, что тут и ему место уготовано (мужику и выйдти оттудова не хотелось!). А после повёл его к аду, и сидит в аду мать мужика; он и стал просить Христа: «Помилуй ее, Господи!» Повелел ему Христос свить наперёд веревку из кострики. Мужик свил веревку из кострики: видно уж Господь так дал! Приносит ко Христу. «Ну, — говорит он, — ты вил эту веревку тридцать лет, довольно потрудился за свою мать — вытащи ее из ада». Сын кинул веревку к матери, а та сидит в смоле кипучей. Веревка не горит — так Бог дал! Сын совсем было вытащил свою мать, уж за голову ее схватил, да она как крикнет на него: «Ах ты, борзой кобель, совсем было удавил!» — веревка оборвалась, и полетела грешница опять в смолу кипучую. «Не хотела она, — сказал Христос, — и тут воздержать своего сердца: пусть же сидит в аду веки вечные!»

(Доставлена от П. В. Киреевского).

Примечание к № 8. Варианты из собрания В. И. Даля:

a) Был-жил некий царь, ко всем ласковый, к нищим милостивый. Раз на праздник Светлаго Воскресения послал он своего слугу на перекресток: «Кто ни пройдет — всякаго проси со мной разговеться». Долго стоял слуга на перекрестке, не проходило ни одного странника; подождал еще немного, и видит: тащится нищий — весь в гнойных ранах. Взял его с собою и привел во дворец. Нищий поздравил царя и царицу с праздником, похристосовался с ними и подошел было к царской матери, да она не захотела с ним христосоваться, отвернулась и давай корить царя: «Чтоб тебе с ним подавиться! нашел с кем разгавливаться… и еда-то на ум не пойдет!» — «Кушай одна, матушка! коли с нами не хочешь», — сказал царь, — и усадил нищаго за стол; и сам сел с царицею, и все слуги сели, и разговелись вместе. После обеда уложил царь нищаго на своей постеле отдохнуть немножко. А там пришло время, стал нищий прощаться и зовет царя к себе в гости: «Я-де за тобой коня пришлю». Царь дал ему свое царское слово.

На другой день откуда ни возьмись славной конь, прибежал к самому дворцу, ударил в ворота копытами — ворота растворилися, подошел к крыльцу и стал, как вкопанный. Царь сел на него и поехал, куда конь повёз. Вот едет он путем-дорогою незнаемою и видит: бегает человек за пичужкою и никак не может поймать ее. «Царь, — говорит ему тот человек, — ты едешь до Господа Бога; спроси про меня грешнаго, дольго ль мне мучиться?» Едет царь все дальше и дальше; вот стоит в поле изба, а в избе бегает человек из угла в угол и кричит: «Ох, тесно! ох, тесно!» — «Сядь на лавку, — говорит ему царь, — и не будет тесно». — «Не могу, целый век так бегаю. Ты едешь до Господа Бога; спроси про меня грешнаго, долго ль мне мучиться?». Подъезжает царь к синему морю; стоит в воде человек по самыя уста и кричит: «Ох, пить хочу! ох, пить хочу!» — «Что кричишь? — спрашивает царь, — раскрой уста — вода сама побежит в рот». — «Нет, — отвечает, — вода мне не дастся, она прочь побежит. Ты вот едешь до Господа Бога; помяни ему про меня грешнаго» [90].

Переехал царь море — и встречает его тот самый нищий, что с ним разгавливался: «Милости просим