После прерванных в 1998 году переговоров, инцидента с мостом в Химках и съездом с Кольцевой автодороги ко второму подмосковному магазину, наши отношения с правительством Москвы нельзя было назвать безоблачными. При этом переговоров лично с Лужковым было не избежать. Его поддержка была необходимым условием успеха нашего проекта. Мы встречались со многими высокопоставленными чиновниками в правительстве Москвы, и эти встречи проходили очень продуктивно, но, чтобы восстановить личный контакт с мэром, требовалось много времени и сил.

После длительного ожидания встреча с московским градоначальником наконец была назначена. Мы основательно к ней подготовились, и он, в свою очередь, тоже был прекрасно осведомлен о наших планах. Честно говоря, мы изрядно нервничали, вспоминая те непростые ситуации, в которых оказывались раньше. К нашему облегчению, Лужков был в хорошем расположении духа и обещал лично поддержать проект. Мы праздновали победу: магазин мечты становился явью!

Мы работали как одержимые – сам Кампрад активно помогал планировать. Этот проект стоил нам больше времени, нервов, сил и энергии, чем все предыдущие. Вселяло уверенность то, что московские власти целиком поддерживали нас. Руководитель департамента потребительского рынка и услуг столицы Владимир Малышков на одном международном форуме представлял проект ИКЕА как один из наиболее значимых для города.

После этого я уже мечтал, как открою его 30 марта 2006 года, к 80-летию Ингвара Кампрада, украсив помещение транспарантами со словами «С днем рождения, Ингвар» на всех языках мира. Фантазиям не было конца.

В общем, все складывалось так замечательно, что чем дальше, тем больше закрадывалось подозрений: что-то идет не так. И действительно, вскоре началась активная кампания против строительства этого магазина. Организована она была на удивление хорошо, явно стоила немалых денег и основывалась на ложной информации. Например, было распространено фальшивое письмо, написанное на бланке ИКЕА и якобы подписанное мной. Его раскладывали по почтовым ящикам близлежащих домов и раздавали у метро.

Затем один из наиболее близких и влиятельных людей в окружении Лужкова высказался против. Это было совершенно неожиданно, поскольку сам-то Лужков поддержал проект. Мы встретили кампанию полным молчанием, несмотря на то, что журналисты постоянно спрашивали, кто, по нашему мнению, может стоять за этим. Мы хотели вновь встретиться с Лужковым, но сначала решили выяснить, кто же все-таки наш главный недоброжелатель.

Как и следовало ожидать, ситуация породила множество слухов. Информация к нам поступала из всех возможных и невозможных источников самая противоречивая. Вице-мэр Орджоникидзе, который на переговорах в 1998 году открыто советовал ИКЕА держаться подальше от Москвы, теперь заявлял нам, что сделает все, чтобы воспрепятствовать строительству ИКЕА в черте города. Говорили, что кампания против ИКЕА обошлась бюджету города в 300 тысяч долларов. Говорили, что за всем этим может стоять жена Лужкова, Елена Батурина, и что якобы сам мэр изменил свое мнение, и что те, кто занимался планированием и подготовкой престижного проекта Москва-Сити, прямо через реку от планируемой площадки ИКЕА, не хотели столь близкого соседства с нами.

Казалось, все хотят поделиться с нами своим видением происходящего. Картина получалась совершенно противоречивой. Надо было получить подтверждение намерений Лужкова, который, очевидно, изменил свою позицию, потому что неоднократно высказывался против этого строительства.

Как-то мы пробились на совещание, где мэр Москвы должен был говорить о нашем проекте. Действительно, один из присутствующих поднял вопрос о том, получит ли ИКЕА разрешение на строительство огромного магазина в центре Москвы. Вопрос вызвал явное раздражение градоначальника, который обернулся к подчиненным и спросил, не хочет ли кто-нибудь из них высказаться по вопросу, обсуждать который не имеет никакого смысла.

Администрация Лужкова даже предпринимала попытки объявить недействительным подписанный нами договор о приобретении земли. Те же, кто уже подписали и его, и другие документы, теперь объясняли, что сделали это по ошибке, и отводили глаза. Внезапно никто больше не хотел обсуждать наш проект. Мы стали жертвой абсолютного могущества властей, это обычное дело в России.

Теперь мы связались с Управлением делами президента, у которого мы выкупили часть земельного участка и которое раньше активно поддерживало наши планы. Здесь нам по-прежнему были готовы помочь. Выяснилось, что Управление делами президента по статусу выше правительства Москвы, а раз дело касается судьбы участка, переданного нам администрацией президента, то Управлению – а не правительству Москвы – решать, что на нем можно строить, а чего нельзя. Мы слушали с большой долей скепсиса, но в нашем положении готовы были хвататься за любую соломинку.

После первой, удачной встречи с Лужковым должна была состояться еще одна, чтобы назначить дату церемонии закладки первого камня. Оставалось только ждать и готовиться к худшему. Все-таки сохранялась пусть призрачная, но надежда на личное общение с градоначальником.

Перед этим мы переговорили с главным архитектором Кузьминым, который тоже должен был принимать участие в нашем обсуждении. После этого разговора в моей душе затеплилась надежда на то, что наши планы все-таки имеют шанс осуществиться. Кузьмин излучал оптимизм.

В назначенное время в комнату вошел мэр и сразу заговорил. Он начал с того, что ИКЕА совершила ошибку, обсуждая проект на Кутузовском с администрацией президента, которая не может ничего решать за Москву. Если мы думаем, что там нам помогут, – мы ошибаемся. В правительстве Москвы никто не поддерживает этот проект и не давал никаких разрешений. Проект вообще невозможно реализовать – а администрация президента может думать себе что угодно. По всему было видно, что Лужков возмущен и хочет показать нам, кто в городе хозяин. Дав выход эмоциям, он резко сменил тон и сказал, что хочет видеть в Москве «стабильную и уважаемую компанию ИКЕА». Он сказал, что симпатизирует нашей политике максимально доступных цен и поэтому понимает, что компания не может позволить себе переплачивать за строительство.

«Я знаю ИКЕА», – сказал Лужков. Далее он вообще назвал себя нашим большим другом и сторонником и вернулся к ранее обсуждавшемуся проекту в районе метро «Аэропорт», который мы прорабатывали параллельно с Кутузовским. Правительство Москвы изучило этот проект в деталях и ждет нас там с распростертыми объятиями.

Далее в разговор вступил архитектор Кузьмин. Он рассказал, что на севере Москвы планируется благоустройство района бывшего аэропорта, строительство жилых домов и культурных объектов. Было там место и для большого торгового центра. Судя по первым чертежам, которые нам показали, магазин ИКЕА вписывался в этот план с большим трудом. Это была футуристическая архитектурная фантазия, очень слабо сочетавшаяся с реальностью. Откровенно говоря, мы были настроены скептически.

Лужков тут же заявил, что уже неоднократно предлагал нам самые разные участки, но о них мы слышали впервые. Нам показали их на карте, но ни один из них по площади и близко не подходил для строительства ИКЕА. Пожалуй, там можно было бы расположить киоски с мороженым. Вероятно, окружение Лужкова его опять неверно проинформировало.

Мы продолжили переговоры с правительством Москвы и предложили построить торговый центр вместе с французской сетью «Ашан», но и это предложение осталось без ответа. Мы испробовали все хоть сколько-нибудь возможные варианты.

Дальнейшее обсуждение проекта «Аэропорт» больше напоминали театр абсурда. Никто не знал, что делать и кто за что отвечает. Все слова уходили в песок. У нас было много друзей и доброжелателей в правительстве Москвы, но, увы, никто из них не имел отношения к этому проекту и принятию ключевых решений.

С Кузьминым у меня сложились хорошие отношения. Главному архитектору любого мегаполиса не