Пацан, по возрасту уже способный оценить прелести Вайоминг, остановился перед нами и выдал восторженное «фьюить». Она улыбнулась и сделала ему ручкой.

– Туго дело, – сказал я ей на ухо. – Вы как полная Эрзля в небе. Надобно нырнуть в какую-нибудь гостиницу. Есть тут одна поблизости в соседнем коридоре. Не ахти, кабинки для парочек на эники-беники. Но рядом.

– На эники-беники нет настроеники.

– Ваечка, о чем разговор! Я и не имел в виду. Можно взять отдельные номера.

– Извини. Не знаешь, где тут поблизости туалет? И «Химтовары»?

– Туго дело?

– Мимо. Туалет, чтобы на время с глаз долой, потому что действительно в глаза бросаюсь, а «Химтовары», чтобы купить косметику. Телесный грим и краску для волос.

С первым было легко, оказался рядом. Когда она заперлась, я нашел «Химтовары» и спросил, сколько надо косметики для девушки вот такого роста (показал себе по подбородок) и массы сорок восемь. Купил сепии, сколько сказали, заскочил в соседние «Химтовары», купил столько же, там подороже, зато тут подешевле, так что в среднем нормально. Потом заскочил в универмаг, купил краску для волос и красный комплект.

Вайоминг была в черных шортах и черном пуловере – в дороге практично, а на блондинке красиво. Но я женат с детских лет, замечал, что женщины носят, и в жизни не видел, чтобы смугляночка, да еще при косметике, по доброй воле ходила в черном. Опять же, юбки носили в Луна-сити только модницы. А комплект был – юбка и что-то сверху, судя по цене, должно быть, модный. Размер выбрал наугад, но материал здорово тянулся.

Встретил троих знакомых, обменялись парой слов, но с их стороны никаких необычных комментариев. Никто, похоже, паром не писал, торговля шла как обычно; трудно было поверить, что пару минут назад уровнем ниже и меньше чем в километре отсюда учинилась заруба. Я отложил это на потом подумать. Сам шума не поднимал, мне-то ни к чему было.

Отнес все эти причиндалы Ваечке, позвонил, передал; завалился на полчасика в харчевню на кружку пива, поглядел, что по видео гонят. Ни гу-гу, никаких тебе «слушайте срочный выпуск новостей». Вышел, опять позвонил, жду.

Выкатилась Вайоминг – я ее не узнал. Потом узнал и выдал переходящие в овацию. «Фьюити», щелчки пальцами, охи и полные круговые обзоры.

Ваечка стала смуглей меня, причем пигмент лег великолепно. Должно быть, кое-что у нее в сумке с собой было, потому что глаза стали темные, ресницы тоже темные, рот вдвое больше и пунцовый. Волосы она покрасила тем, что я купил, зачесала наверх то ли узлом, то ли гребнем, но ее крутые кудряшки в достаточной мере не поддались, и вышел какой-то сногсшибательный фик-фок. Не афро, но уж и не Европа. Что-то смешанных кровей и, стало быть, больше похоже на лунтичку.

Красный комплектик оказался мал, в облипочку, как набрызганная эмаль, и с бедер стебал статическим зарядом. Из сумочки она вытащила какие-то помочи, но их пришлось пропустить под мышками. Туфли она ликвиднула или в сумочку спрятала, оказалась босиком и чуть ниже ростом.

В целом вышло в струю. А главное дело, совсем непохоже на агитаторшу, которая толкает речугу перед гопой фраеров.

Пока я выдавал овацию, она вовсю улыбалась и боками покачивала. Два пацаненка приостановились и с визгом поддержали меня, цокая каблуками. Пришлось им намекнуть, чтобы отвалили. Вайоминг подплыла ко мне и взяла под руку.

– В натуре подходяще?

– Ваечка, вы как тот игральный автомат. Поет и манит, и так и тянет воткнуть монету да в щелку эту.

– Ну, раздухарился! Много хочешь за монету. Тоже мне турик-дурик!

– Не злись, красотка. Не по купле, а по любви. Скажи, что тебе надо. Если меда, то у меня целый улей.

– Ты даешь! – она ткнула меня кулачком под ребра. – Насчет меда, я сама пчелка, кореш. Если у нас с тобой когда-нибудь будут эники-беники, на что непохоже, со стороны нам не понадобится. Пошли, поищем эту гостиницу.

Что мы и сделали. Я заплатил за номер. Вайоминг сунулась, но не было нужды. В конторке глаз не подняли от своего вязанья, не соизволили. Войдя, Вайоминг задраила люк.

– Красота!

Еще бы не красота за тридцать два-то гонконгских! По-моему, она всерьез ожидала кабинку, но я ее туда ни за что не сунул бы даже ради спрятаться. Комфортный люкс на двоих с ванной, вода без ограничений. Телефон и автоподатчик из харчевни, что мне весьма кстати.

Она открыла сумочку.

– Я видела, сколько ты платил. Давай рассчитаемся.

Я потянулся, закрыл ее сумочку.

– Сама говоришь: со стороны не понадобится.

– Так то про эники-беники. Ты же на эту ночлежку потратился из-за меня. Так что…

– Кончай насчет этого.

– Слушай: пополам. С тебя половина, с меня половина.

– Нихьт. Ваечка, ты же не дома. Тебе еще гроши понадобятся.

– Мануэль О'Келли, если ты не хочешь, чтобы я внесла свой пай, я линяю.

Я поклонился.

– Дасведанйа, гаспажа, и спакойнноучи. Надеюсь, еще встретимся.

И пошел отдраить двери. Она глянула волком, захлопнула сумочку.

– Хрен с ним! Я остаюсь, будь ты неладен!

– Добро пожаловать с радостью.

– Но я это запомню. Я тебе очень благодарна, но я к подачкам не привыкла. Я вольняшка- одиночка.

– Поздравляю. И не сомневался.

– А ты тоже не злись. Ты мужик что надо, я таких уважаю. Хорошо, что ты за нас.

– Вовсе я не за вас.

– То есть как это?

– Остынь. Я не за Вертухая. Но не скажу, чтобы Мизинчик, упокой готт его благородную душу, постоянно мне снился. Нежизненная у вас программа.

– Но, Манни, ты не понял. Если мы все…

– Вай, не надо. Хватит политики. Я устал и есть хочу. Ты когда в последний раз ела?

– О господи! – она вдруг сделалась маленькая, молоденькая, усталая. – Не помню. По-моему, в вертокате. Шлемный рацион.

– Что бы ты сказала насчет филе по-канзасски, с кровью, с жареной картошечкой, плюс соус Тихо, зелень и кофеёк? А перед этим глоточек?

– Божественно!

– И я про то же. Но в этот час в этой дыре нам крупно повезет, если сыщутся хлорелльные щи и сосисочный фарш. Что будешь пить?

– Всё равно. Хоть спиртягу.

– Окей.

Подошел к автоподатчику, нажал кнопку.

– Меню, пожалуйста.

Он сработал, и я выбрал пару отбивных с гарниром, две порции яблочного пирога со взбитыми сливками, полбанки и ледок. Пометил.

– Как, думаешь, ванну принять успею?

– Валяй. Ароматней будешь.

– Всё тело чешется. Двенадцать часов в гермоскафе – и ты провонял бы. Вертокат жуткий попался. Я скоренько.