быть, наверно, звонила в Лун-Гонконг. А в голове со сна крутилось, что почему-то ей не следовало бы звонить.
– Какая подружка? Эта?! Это же Майк. Вот не думали, что тебя разбудим.
– Майк?!
– Йес. Он как раз был Мишеллетта. То есть, мы обсудили, какого он пола. Он сказал, что может быть любого. И сделался Мишеллетта, ты слышал ее голос. Включился сходу, не сфальшивило ни разу.
– Само собой. Просто перевел формирователь голоса двумя октавами выше. Ты что затеяла? Хочешь довести его до раздвоения личности?
– Не угадал. Когда он Мишеллетта, у него совсем другие манеры и привычки, а насчет раздвоения личности не беспокойся. Его на растысячерение хватит. А так нам легче, Манни. Только познакомились – мигом сошлись, головки друг к дружке на плечико, и поболтали по-девчачьи, будто век друг дружку знаем. Так что теперь, например, история с этими дурацкими снимками меня больше не смущает. Мы и впрямь подробно обсудили все мои беременности. Мишеллетту это жутко заинтересовало. У нее на этот счет были чисто теоретические представления, а теперь есть самые настоящие жизненные. Манни, зуб дам, Мишеллетта – больше баба, чем Майк – мужик.
– Ну, что ж, предположим. Только каково мне будет в первый раз звякнуть Майку и услышать в ответ женский голос!
– Да не будет этого!
– То есть как?
– Мишеллетта – моя подруга. А ты целуйся дальше со своим Майком. Она дала мне прямой номер «MYCHELETTE» через «Y» и одно «L» – десять букв.
Ну, кабак! Но я как-то заревновал. А Ваечка вдруг выдала хикикс.
– Она мне кучу хохмочек выдала. Того сорта, что тебе не в кайф. Ну, скажу я тебе, она по части похабели – виртуоз!
– Гады они оба – что Майк, что твоя Мишеллетта. Стели постель. Я отвернулся.
– Кончай трепаться. Ручки под щечку, глазки закрой и спи.
Я кончил трепаться, сделал ручки под щечку, глазки закрыл и уснул.
Чуть позже полупроснулся от «женатского» ощущения: что-то теплое привалилось к спине. Не полупроснулся бы, но Ваечка во сне всхлипывала. Я повернулся и молча подложил ей руку под голову. Она перестала всхлипывать, задышала тихо и ровно. А я опять уснул.
5
Должно быть, мы спали, как убитые, потому что следующее, что я помню, – это как телефон звонит и его лампочка мигает. Я включил ночник, хотел встать, но оказалось, что правая рука подо что-то подоткнута, я ее тихонечко вытащил, спрыгнул с постели, взял трубку. И услышал голос Майка:
– Доброе утро, Ман. Профессор де ла Мир разговаривает по твоему домашнему номеру.
– Ты можешь переключить его сюда? По «Шерлоку».
– Само собой, Ман.
– Звонка не прерывай. Переключи перед отбоем. Откуда он звонит?
– По автомату из закусочной «Подруга ледокопа». Это…
– Знаю. Майк, когда дашь мне связь с ним, ты можешь остаться в канале? Я хочу, чтобы ты прислушался.
– Будет исполнено.
– Ты сможешь сказать, слушает ли еще кто-нибудь? По дыханию?
– По отсутствию реверберации от его голоса делаю вывод, что он говорит, пользуясь заслонкой. Но в закусочной кроме него есть другие люди. Хочешь послушать, Ман?
– Давай. Вруби меня. Но если он поднимет заслонку, предупреди. Ты не кореш, а золото, Майк.
– Спасибо, Ман.
Майк врубил меня, и я услышал, как Мама говорит:
– …чно, передам, профессор. Сожалею, но Мануэля нет дома. Вы не оставите мне номер? Он очень хочет до вас дозвониться. Он настоятельно просил, чтобы я непременно записала ваш номер.
– Ужасно жаль, сударыня, но я сейчас на выходе. Одну секунду, я гляну: сейчас восемь-пятнадцать. Я постараюсь позвонить ровно в девять, если смогу.
– Ну, разумеется, профессор, – голос у Мамы был воркующий, таким она разговаривала с мужчинами из не-мужей, которых одобряла, а с нами – редко. Мигом позже Майк сказал: «Хоп!», и я выпалил:
– Здорово, проф! Говорят, вы меня ищете. Это Мануэль.
Донесся изумленный ик.
– Поклялся бы, что нажал на рычаг! Но я же впрямь нажал! Должно быть, сломан. Мануэль, дорогой, как я рад тебя слышать! Ты только что пришел домой?
– Нет, я не дома.
– Но… Но тогда как же…
– Потом, проф, потом! Ваши слова кто-нибудь слышит?
– Не думаю. Я пользуюсь закрытыми кабинками.
– Небольшая проверочка. Проф, когда у меня день рождения?
Он помедлил, а потом сказал:
– Понял. По-моему, понял. Четырнадцатого июля.
– Проверочка закончена. Окей, давайте потолкуем.
– Мануэль, ты действительно не из дому? Откуда ты звонишь?
– Об этом чуть позже. Вы спрашивали у моей жены про девушку, чур, имен не называть. Зачем вы ее ищете, проф?
– Хочу предупредить ее, чтоб не рвалась ехать домой. Ее могут задержать.
– Почему вы так думаете?
– Дорогой, все, кто был на том митинге, в серьезной опасности. Ты тоже. Меня отчасти смущало, что тебя нет дома, хотя, слыша об этом, я, надо сказать, в большей степени был рад. Тебе сейчас нельзя показываться домой. Если у тебя есть безопасное место где перебиться, неплохо бы тебе объявить отдых от домашних дел. Сам понимаешь, по крайней мере должен понимать, хотя и быстренько скрылся, что прошлой ночью имели место насильственные действия в отношении персонала органов правопорядка, находящегося при исполнении служебных обязанностей.
Еще бы я не понимал! Убийство Вертухаевых охранничков – это подрыв святейших заповедей Главлуны. По крайней мере, будь я Вертухай, я смутно заподозрил бы что-то в этом роде.
– Спасибо, проф. Буду начеку. А если увижу эту девушку, я ей обязательно скажу.
– Как, ты не знаешь, где она? Вас же видели уходящими вместе, и я так надеялся, что уж ты-то знаешь!
– Проф, откуда такой интерес? Прошлой ночью не похоже было, что вы из ее дружков.
– Мануэль, ты неправ! Она мой камрад. Я не говорю «таварисч», «таварисч» теперь это просто вежливое обращение. Она мой камрад. Мы расходимся только в тактике. Но не в целях и не в преданности делу.
– Понял. Считайте, что передам. Обязательно.
– Замечательно! Вопросов не задаю, но… но надеюсь, но очень надеюсь, что ты сумеешь найти способ обеспечить ее безопасность, полную безопасность на срок, пока уймется этот шухер.
Я решил, что хватит темнить.
– Минутку, проф. Не вешайте трубку. Как только я взял трубку, Ваечка закрылась в ванной. Полагаю, чтобы не торчать над ухом. Уж такой она была человек. Я постучался в ванную.
– Ваечка!
– Погоди секунду.
– Нужен твой совет.