Люди думали, что он был разочарован и зол, что, возможно, преследовал ее, пытался вернуть ее расположение. Может, даже произошла стычка. Или, может, он хотел… пытался… Ох, я не знаю, не знаю!

Однако на самом деле он знал, и Таня тоже. Но оба не хотели произносить этого вслух.

— Обвинение жителей Тикиэнда было все равно что доказательство… ну, оно и прилипло к нему. Люди глядят на человека и спрашивают себя: а что, если он действительно сделал это?

— Почему он просто не уехал? — спросила Таня. — Можно было покинуть эти места и начать все сначала.

— С какой стати? С какой стати он должен был уезжать, если не сделал ничего дурного? — Голос Фабиана дрогнул. — Кроме того, это лишь подкрепило бы слухи. Он не хотел, чтобы все считали, что он сбежал.

Можешь представить себе, каково это, когда люди смотрят на тебя и задаются вопросом, не убийца ли ты? Можешь представить себе, что чувствовал Уорик, когда подрос и понял, что его считают сыном убийцы? Я видел, какие взгляды бросают на него в Тикиэнде. Всю свою жизнь ему приходится терпеть эти взгляды и разговоры. Они не смолкли даже сейчас.

Это и впрямь было ужасно. Крошечной частью души Таня пожалела Уорика. Неудивительно, что он так недружелюбен и даже груб. Люди сделали его таким. И теперь она понимала, почему Фабиан никогда не приводил в поместье друзей: никто не хотел общаться с живущими здесь.

— После всего этого Амос так и не нашел никакой работы. Никто не хотел нанимать его. Вот почему он закончил тем, что на долгие годы заперся в поместье Элвесденов. И женился он в конце концов на девушке из Дании, плохо говорившей по-английски, и брак распался вскоре после появления на свет Уорика. Как только до нее дошли слухи, она уехала, предоставив Амосу одному растить сына. И теперь он стал совсем старый и совсем не в своем уме.

Внезапно Таня ощутила ком в горле.

— Штука в том, — продолжал Фабиан, — что я всегда был убежден в невиновности Амоса. Но теперь я… я не знаю больше, чему верить.

Таня в ужасе посмотрела на него.

— Ты это серьезно? Ты правда думаешь… думаешь, что он сделал это? Убил ее?

— Я не знаю, что и думать. Какие только мысли не приходят в голову с тех пор, как я увидел эту фотографию.

— Какие мысли?

Фабиан прикусил губу.

— Ужасные. Ты… ты веришь в… призраков?

— По-твоему, девушка в лесу — призрак?

— Я знаю лишь, что девушка на фотографии и девушка в лесу одна и та же, но этого не может быть. Если бы Морвенна Блум была жива, ей сейчас было бы за шестьдесят.

— Может, это просто очень похожая на нее девушка, — сказала Таня.

Это объяснение казалось лучше, чем предположение Фабиана.

Даже будучи сильно расстроен, Фабиан сумел бросить на Таню высокомерный взгляд, который всегда заставлял ее чувствовать себя чуть ли не пятилетним ребенком.

— Чтобы быть настолько похожей, она должна быть ее близнецом, чего тоже быть не может. — Он нахмурился. — Чтобы не затевать бессмысленного спора, давай примем, что это был призрак.

— Ладно, — с неохотой согласилась Таня.

— Она разговаривала с нами. Может, пыталась показать нам что-то?

— Она сказала, что поможет найти Оберона.

— Но она не могла этого сделать. Он уже был с Уориком.

— Значит, это был другой пес… она ошиблась…

Фабиан не слушал Таню.

— Призраки задерживаются на земле, потому что у них есть здесь неоконченные дела, верно? Морвенна Блум пропала в этом лесу, и до сих пор никто не знает, что с ней произошло. Что, если она умерла там? Что, если девушка, которую мы видели, призрак Морвенны? Может, она пыталась сказать нам, что с ней на самом деле случилось… или отвести к своим… своим… останкам.

— Она выглядела не как призрак, — возразила Таня. — Она выглядела такой же реальной, как ты и я. И если уж на то пошло, почему именно сейчас? Почему мы?

— Я тоже об этом думал, — слабым голосом сказал Фабиан. — И мне приходит на ум лишь одна причина, почему она показалась именно нам. Все дело в семейных связях — я внук Амоса. А вдруг слухи не врут? Может, она пытается сказать нам, что тогда, много лет назад, это он убил ее. Вдруг она не может покинуть землю, пока справедливость не восторжествует?

Таня молчала. Сколь ни ужасно это звучало, в словах Фабиана был смысл. И никаких других объяснений появлению таинственной девушки просто в голову не приходило. Холодок пробежал по ее спине.

— И что нам теперь делать?

Фабиан стиснул зубы.

— Мы должны вернуться в лес. Если она нашла нас один раз, найдет и снова.

Таня побледнела.

— Это невозможно. Представляешь, что будет, если нас застукают? Ты же видел, как разозлился твой отец!

— Нас не застукают. Мы все как следует спланируем.

— Я не уверена…

— У тебя есть идея получше?

Таня покачала головой.

— Я не успокоюсь, пока не узнаю правду, — сказал Фабиан. — Мы пойдем в лес при первой же возможности. И на этот раз выясним, что случилось с ней на самом деле.

Лунный свет вливался сквозь раздвинутые занавески, пронизывая тьму и заливая комнату серебром. С каждым часом ночь становилась все теплее, и окно было распахнуто в надежде на ветерок, но его не было. Густой, сладковатый запах растущих во дворе роз проникал в комнату и пропитывал все.

Таня лежала поверх одеяла в тонкой, вывернутой наизнанку пижаме, неприятно липнущей к телу. Сна не было ни в одном глазу, не столько из-за жары, сколько из-за того, о чем вечером рассказал Фабиан. Вдобавок Уорик в очередной раз починил дедушкины часы на лестничной площадке, и теперь они отбивали каждый час, мешая Тане уснуть и напоминая о том, как мало ей осталось спать. В последний раз они отбили два часа ночи, а это означало, что, даже если она прямо сейчас уснет, пройдет всего четыре часа, прежде чем Амос разбудит ее.

При одной мысли о нем мурашки побежали по телу; она представила, как он шаркает там, наверху, бормоча что-то себе под нос. Уже много лет он не поддерживал никакой связи с внешним миром. Что, если Амос и впрямь замешан в этой истории? Что, если старик наверху — убийца? И тут новое жуткое предположение поразило Таню. Что, если они с Фабианом не единственные, кому известно о существовании тайного служебного коридора? Может, Амос знает, что Таня там бывает, и решит тоже немного побродить…

Тане показалось, будто лунный свет почти не разгоняет тьму. Какое-то время она противилась настойчивому желанию включить лампу у кровати, но потом уступила ему, кляня себя за ребячество, однако свет не зажегся. Выругавшись и не думая о том, увидит кто-нибудь пробивающийся из-под двери свет или нет, она встала, пересекла комнату и щелкнула выключателем верхней лампы. Ничего.

Тут она вспомнила, что такое уже не раз случалось прежде. Отключение электричества было обычным делом в поместье, и она знала, что могут пройти часы, прежде чем его снова включат. Бабушка,