вся редакция с придыханием наблюдала за его романом со звукорежиссером Октябриной Ушкайло, которая славилась тем, что в неограниченных количествах любила джин с тоником и на редакционных вечеринках пела под гитару песни-самострок, а потом лихо танцевала какие-то дикие танго, закидывая правую ногу на левое плечо партнера…
– «Ужастик» обязан выходить по четвергам! – повторил Алесь Валерьевич.
– А если я умру?.. – робко возразила Лилия.
– Умрете – уволю! – обрезал шеф.
Так у «Утреннего брыся» появился еще один нетленный афоризм. Фразу «Умрете – уволю» несколько месяцев смаковали в баре, коридорах, туалетах, за пультами и в курилке… Но главное – несмотря на все сложности, «Ужастик для взрослых» аккуратно выходил по четвергам, сумасшедшая жизнь Лилии Горной продолжалась.
По сравнению с «Ужастиком» две другие программы «Лунные новости», «Судьбы и перья» давались ей почти что легко. Лилия сочиняла их, можно сказать, на коленке, между делом, буквально, когда мыла дома посуду или намазывала лицо ночным кремом. «Судьбы и перья» были сборником анекдотов о жизни знаменитых писателей, а «Лунные новости» выходили под девизом: «Это случилось не с вами, но все-таки поберегитесь»…
Михаил Розенберг бросил на Лилию Горную оценивающий взгляд, прищелкнул языком и сообщил:
– А ты, голубка, неплохо выглядишь. Красное платье идет к цвету твоих ланит.
Лилия готова была отпустить шутку алаверды, например, что рыжий галстук Розенберга неплохо гармонирует с его бровями, но прикусила язык: все-таки этот человек для нее такое же священное существо, как для индийцев корова.
– Спасибо, Миша, – ласково улыбнулась она. – Побегу, ладно? У меня сегодня эфир, должна настроиться, подготовиться, потом как-нибудь потреплемся.
– Намек понял, – быстро закруглил разговор Розенберг. – По коням! Если пообедаю с шефом в «Крахмале», сообщу вечерком последние новости.
И он исчез за поворотом коридора.
6
Лилия Горная стремительно влетела в комнату, где в углу стояли ее стол, компьютер, крутящееся кресло на ножке, и застыла как вкопанная.
Посреди помещения появилась странная конструкция: прямо на полу, на коленях стояли два человека, накрытые с головами старой дубленкой. Из-под дубленки неслось монотонное бормотание.
Лилия хотела расхохотаться, закашляться, но сдержала свои порывы и сначала внимательно разглядела стоптанные каблуки черных, позавчера чищенных туфель и бледно-голубые джинсы, сделав правильный вывод: «Это Ардальон Мозолькин». Затем перевела взгляд на ярко-розовые брюки и канареечно-желтые полусапожки. Догодаться, кому они принадлежат, было не просто – ни один сотрудник радиостанции не носил такие смело сочетающиеся вещи. «Наверное, артист-провинциал или какой-нибудь сумасшедший поэт, – сделала мысленное предположение радиоведущая. – Господи, где они в июне достали дубленку?»
Бросив сумочку из шкурок летучих мышей на подоконник, Лилия уселась в кресло, включила детище Билла Гейтса, вошла в интернет, потом отыскала свой «почтовый ящик» и присвистнула: за сегодняшний день ей поступило 1147 сообщений. Ейя же хотелось посмотреть только одно-разъединственное – от Зойки Гонсалес-Поплавковой. Ведь вечером Лилии предстояло попасть в гости к школьной подруге, чтобы открыть тайну обмороков на ее кухне. Схема, схема кухни – вот что сейчас позарез было нужно звезде радиоэфира! Но как среди 1147 посланий определить Зойкино отправление?..
На Лилин присвист дубленка дернулась, из-под нее выглянуло красное лицо Ардальона.
– Привет, мать, – просипел он. – Мы тебя испугали?
– Два раза, – ответила Лилия. – Передаете секретную информацию? «Ромашка, ромашка, я – примус! Как слышно?»
– Шутишь, мать. Все звукозаписывающие студии, как назло, заняты, а Макар Олегович спешит, ни минуты ждать не может. Я у него для своего завтрашнего «Рассвета» интервью беру. Опыт перенял у легенды московского радио Виктора Трухана. Помнишь, как он записывал народного артиста Евгения Весника в больнице? Под одеялом, прямо на больничной койке.
– Про одеяло у нас только ленивый не вспомнит… Кто такой Макар Олегович? – поинтересовалась Лилия.
– Ты что, не знаешь Макара Олеговича? – перешел на свистящий шепот Мозолькин.
– Кажется, нет. По пятой точке я еще людей не определяю.
– Нет, ты и вправду не знаешь, кто такой Макар Олегович? – Теперь шепот Ардальона звучал с такими интонациями, словно Лилия не признала родного отца.
– Расстреляй меня в прямом эфире, Ардальоша, не знаю.
– Во даешь! Не ожидал! Ладно, потом объясню. – И Мозолькин опять исчез под дубленкой.
Монотонное бормотание мгновенно возобновилось.
…Итак, 1147 посланий. Делать нечего, надо поудобнее устраиваться в крутящемся кресле и начинать вычислять. Человек пятьсот восемьдесят в сопроводительной строке писали Лилии Горной жаркие слова: «Любимой», «Неотразимой и малоповторимой», «Обожаемой Лилечке», «Открой, красавица, послание, увидишь, каково мое желание» и так далее. Несколько сообщений были делового характера: «Радиоведущей Горной от фирмы „Пиво Заполярья“, „Срочно! По поводу гонорара“, „Госпоже Горной от заместителя генерального директора «Межустропстроя“.
Однако одно сообщение сразу привлекло внимание Лилии. В его сопроводительной строке значилось: «Л. Г. от З. Г., б. в ш. г. З.П.»… Лилия Горная усмехнулась и про себя расшифровала эту строчку так: «Лилии Горной от Зои Гонсалес, бывшей в школьные годы Зоей Поплавковой». Та-ак. Откроем сие письмецо!
Лилия щелкнула клавишей «мыши» и, увидев то, что появилось на экране, снова присвистнула.
Бардовое лицо Ардальона Мозолькина молниеносно появилось из-под дубленки.
– Мать, хорош свистеть. И так в военно-полевых условиях работаю. Мне лишние шумы ни к чему. Головная боль их вычищать.
Лилия миролюбиво успокоила Мозолькина:
– Прости, Ардальоша, каюсь. Больше не буду. Если что, то расстреляй меня…
– Знаю, в прямом эфире, – подытожил Мозолькин, и его потное лицо исчезло под полой дубленки. Бормотание обладателя ярко-розовых брюк и канареечных полусапожек возобновилось незамедлительно.
Лилия уставилась на экран монитора. Там фигурировали пятнадцать фотографий, на которых были запечатлены десятки вещей. На первой фотографии громадный зеленый с серо-коричневыми подпалинами холодильник. На второй – шелковые шторы в фиолетово-оранжевых тонах, закрывающие окна- стеклопакеты. На третьем, четвертом и пятом фотоснимках Лилия разглядела горы посуды: бокалы, рюмки, тарелки ручной работы, графины, салатницы, селедочницы. Господи, чего только здесь не было!
Следующие снимки запечатлели макет легендарного судна, на котором Колумб достиг в свой заветный час девственный берег Америки, маленькую коллекцию деревянных ложек, растения в горшках и стеклянных сосудах, крынки, глиняные горшочки в мелких цветочках, несколько мягких игрушек, вышитый владимирской гладью фартук-комбинезон, пионерский горн с шелковым треугольником, а на нем энергичную фразу «Будь готов!», печь СВЧ, тостер в виде берестяного короба, медный таз с длинной деревянной ручкой, современную электрическую плиту «АЕГ».
На последней фотографии Лилия разглядела стайку летящих птиц, разноцветных, словно клоунские костюмы, с клювами-шильцами и хохолками, стоящими на головках полураскрытыми веерами. «При чем здесь пернатые? – начала ломать голову радиоведущая. – На картину не похоже. На живых птах – тоже. Что это?» В какой-то момент ее осенило: птицы были нарисованы на потолке помещения, а потолок снимали, наверное, от камуфляжного холодильника, причем лежа на полу.
Под фотографиями стояло несколько фраз, поясняющих увиденное: «Привет, Лилька! Схему кухни мне вовек не нарисовать. Решила послать тебе фоторепортаж. Может, он чем-то поможет? Все, что ты сейчас
