сватали за него, матерого холостяка, тридцатилетних, заскучавших без замужества редакторш. Но именно веселый легкий человек Розенберг, чьи реакции были детскими, а взгляд на мир по-юношески оптимистичен, странным образом влиял на работу десятков творческих организаций.
Розенбергу ничего не стоило прийти в ту или иную редакцию, на ту или иную студию и задорно сказать: «А я вам классную идею принес!» или «Познакомьтесь, новая будущая звезда эфира!».
Удивительно, услышав подобное, режиссеры и продюсеры не отмахивались, не выталкивали Мишку Розенберга в дверь, а с интересом выслушивали и идею, и нового человека. Творческая Москва знала: у Розенберга есть чутье, нюх, есть задор искать, сводить творческих людей. Короче, он был некой творческой талантливой свахой.
Не отправили Михаила Розенберга на куличики и тогда, когда он привел на «Утренний брысь» Лилию Горную.
Режиссер Анкундинов с профилем грача хмыкнул, услышав, как она сказала: «Здравствуйте. Меня зовут Лилия», и поинтересовался:
– Как насчет микрофонов? Не боитесь?
– Я тараканов боюсь, – просто ответила Лилия. – Про микрофоны не знаю.
– Бывает микрофонобоязнь, – серьезно сообщил режиссер. – Садится человек в студии, хочет открыть рот, а не получается. Ему сводит скулы, во рту сухой, как наждак, язык, в голове – пустота. Короче, это не наш человек.
– Давайте попробую, – предложила молодая женщина. – Даже интересно, смогу ли я открыть рот и сведет ли у меня при этом скулы.
Грач Анкундинов еще внимательнее посмотрел на Лилию, в это время Михаил Розенберг держал его двумя пальцами за локоть и шептал на ухо так, что слышали все присутствующие:
– Ты слышишь? Слышишь? Сирену привел! Голос – застрелиться! Клад, прости господи! С «Утреннего брыся» мне причитается!
Анкундинов скомандовал:
– Идите к микрофонам, Лилия. Раз интересно проверить, это дело нехитрое.
Лилия Горная решительно открыла дверь в студию, Анкундинов напуствовал ее:
– Следите за мной через стекло. Как только подниму руку и махну, это означает: «Даю маячок». После «маячка» я начинаю вас слушать, а вы пытаетесь открывать рот. Который, кстати, очаровательный.
Лилия сделала все как по нотам. Следила за режиссером верной собакой. Уловила в нужную минуту «маячок». Открыла рот. Прочитала стихотворение. Пошутила. Засмеялась. Ответила на вопросы Анкундинова, прозвучавшие в наушниках.
Режиссер удовлетворенно откинулся на спинку рабочего кресла и изрек единственное слово: «Наша».
После этого ее повели к Алесю Валерьевичу знакомиться: творческий люд, мелькавший в коридорах радиостанции, оценивающе оглядывал Лилию. Она шла царственной походкой, словно Клеопатра на первое свидание к Цезарю.
Следом за ней семенил Розенберг, придерживая тремя пальцами за локоть, и жарко шептал на весь коридор (его шепот слышали все, кто встречался на пути):
– Лилия, когда пожнете лавры славы, не забудьте крестного отца. То есть меня. Я шучу, конечно. Но все-таки не забудьте. Мое имя Михаил, фамилия – Розенберг.
Через неделю Лилия Горная села к микрофонам – начала объявлять программы, потом ей доверили сводки новостей и погоду. Но этот этап в ее жизни был кратковременным, как летний бисерный дождь. Бывшая оператор банка поняла: чем быстрее она предложит свои, авторские программы, тем стремительнее сложится ее радиосудьба. Так появилась сначала «Лунные новости», потом «Перья и судьбы» и, в конце концов, многострадальная и жутко популярная программа «Ужастик для взрослых».
Пятнадцать минут эфира по четвергам! Они давались Лилии кровью и потом: слушатели жаждали сенсаций, но сенсации не вырастали из информационного моря сами собой, как крапива на заброшенной помойке. Сенсации надо было поймать за хвост, найти, почувствовать, а вместо них чаще всего в руки шли курьезы.
Например, Лилии сообщали: бабушка Сидорова А.Б., проживающая на улице Вятской, проглотила живого цыпленка. Радиоведущая выкраивала час, неслась к Сидоровой А.Б. и выясняла, что никакого цыпленка старуха не глотала, всего лишь яйцо с двумя желтками. Эка невидаль! Или уверенный мужской голос конфиденциально по телефону информировал Лилию Горную, что в зоопарке готовятся военные учения, мол, завтра там будут курсировать два танка, одна пушка с электронным управлением, и ровно в 8.00 из брюха самолета на зоопарк упадет рота десантников. Лилия вскакивала с постели ни свет ни заря, брала такси и… Зоопарк жил своей безмятежной жизнью, никаких военных учений, все спокойно и мирно, если не считать, что у слона накануне было расстройство желудка…
Всю информацию, шедшую в руки, радиоведущая старалась перепроверять сама, ездила на встречи с людьми, раскручивала странные, необъяснимые ситуации – тут ей как раз помогала та самая интуиция, о которой всю свою сознательную жизнь не забывала подруга Зойка.
Проверкой сенсаций Лилии приходилось заниматься урывками, чаще всего по вечерам и даже по ночам, почти все свободное время. Муж Барашек стал называть Лилию «мисс Марпл», шестилетняя дочка Гортензия, видя, как мать часто приезжает домой во взвинченном настроении, говорила совершенно взрослую фразу: «Мамочка, держи свои эмоции при себе».
Но как держать эмоции при себе, когда к ней стремились люди, сообщавшие про пятиногих собак, рощу пальм, тайно выращенную пенсионером Хреновым на подмосковной станции Хотьково, про женщину в белом, которая в полночь поет на крыше мэрии народные индийские песни, и даже про то, что в Южном Бутово, копая котлован под очередной новый дом, строители обнаружили алмазную трубку, как в далекой Сибири…
Господи! Сколько стекалось к Лилии Горной «дэзы» – дезинформации! Но ничего не оставалось делать, как барахтаться в ней, стараясь найти в куче мусора «съедобное» зернышко.
Несколько раз радиоведущая пыталась уговорить руководство «Утреннего брыся», чтобы ей дали парочку сотрудников – профессиональных репортеров с крепкими ногами и не менее крепкими нервами, мол, пусть они рыщут по столице и выискивают сенсации. Но руководство непреклонно отвечало Лилии примерно в таком тоне: «Любишь кататься – люби и саночки возить. Нет у нас денег, чтобы оплачивать двух человек».
Однажды Лилия заболела и пропустила один-единственный эфир «Ужастика для взрослых». На следующее утро под окнами радиостанции собралась демонстрация протеста – триста мужчин и пятьсот женщин. Все они плакали и требовали свободу Лилии Горной: кто-то обманул почитателей радиоведущей, пустив сплетню, что в высших верхах и сферах признали «Ужастик» вредной программой, а госпожу Горную – врагом демократического российского народа. И как это было в 1533 году с трехлетним будущим царем Иваном Грозным, которого вывели пред народные очи, чтобы доказать, что никто наследника княжеского престола не уморил, так и Алесь Валерьевич распорядился поднять Лилию с постели с температурой 39, домчать на джипе до радиостанции и показать все более густеющей демонстрации. Лилии даже пришлось выйти из джипа на крыльцо и поднять два пальца вверх. Мол, вива, виктория, я с вами.
Недоверчивые защитники Лилии Горной закричали из задних рядов толпы: «Шалишь, ты не Лилия! Ты – утка подсадная!» Тогда в мгновении ока на редакционное крыльцо выволокли два динамика, подключили к ним микрофон, и в густеющем, негодующем гуле толпы больная Лилия произнесла: «Добрый день, дорогие радиослушатели! В эфире – Лилия Горная!»
Эти две фразы прозвучали заветным паролем, единственным словом надежды на светлое будущее, толпа взвыла и обрушила на радиоведущую море цветов. Как Лилия снова оказалась дома в постели, она помнила плохо: кажется, джип растоптали всмятку, а любимую радиоведущую несли через весь город на руках.
После того как Лилия отболела, ее вызвали к руководству, и Алесь Валерьевич как мог полуистерично, полусурово объявил ослабевшей от перенесенного гриппа женщине:
– Делайте, что хотите, Лилия Дмитриевна, но «Ужастик» обязан выходить по четвергам. Эфир не должен молчать!
В те горячие дни Лилии было довольно сложно применять тактику обворожения Алеся Валерьевича: