— Уффф миоу? — отважился спросить он.

— Миоу? — задумалась командирша Берсерко с невозмутимым видом.

Ее глаза превратились в щелочки. И тут произошло нечто ужасное. Ее шерсть встала дыбом, тело затряслось, а зеленые глаза стали круглыми и сошлись на переносице. Командирша взлетела в воздух, точно воздушный шар, а ее мех превратился в сверкающие черные шипы. Она выпустила когти. Из ушей повалил дым. Но самое страшное происходило с ее хвостом.

— Миииииииииииииооооооооооу!

Хвост, будто лассо, обвился вокруг шеи гоблина и рванул беднягу вверх. Тот завизжал, дрыгая ногами в воздухе перед носом у остальных.

Визг прекратился. Командирша Берсерко уменьшилась до нормальных размеров, опустилась на землю и распрямила закрученный спиралью хвост. От гоблина не осталось и следа. И тут из последнего завитка хвоста что-то выпало и звякнуло, ударившись о землю.

Это был сверкающий черный бриллиант.

Командирша подхватила его лапой и сунула куда-то в ошейник. Духи тьмы в ужасе глазели на нее.

Командирша спокойно вернулась к доске и снова показала на изображение кота с большими ушами.

— Миоу, — сказала она, и хотя никто ее не понял, это значило: «Его оставьте мне».

Мэй проснулась из-за того, что кто-то нежно потрогал ее по щеке. На нее гордо смотрел Пессимист, одетый во что-то серое и прозрачное. Это было кошачье пальтишко.

Рядом с котом сидел Фабио с крошечной серебряной иглой и мешочком для ниток.

— А теперь сиди спокойно, я все закончить. — Заметив, что Мэй смотрит на него, капитан фыркнул. — Думай, не мужское дело? — Он кивнул на горы, укрытые снежным одеялом. — Кот не для холодной погоды сделан. — И тихо добавил: — Беатрис меня учила.

Мэй улыбнулась. Уголки синих губ Фабио поползли вверх, кончики усов поднялись. Он стрельнул глазами на горы:

— Все равно я не спящий.

Мэй подумала, что его тоже тревожат огоньки, а потом в голову ей пришла другая мысль.

— Это место похоже на то, где вы погибли? — спросила она, выдернув из земли окаменевший побег и задумчиво вертя его в пальцах.

Фабио умер, когда высадился в Альпах. Там он и потерял всех своих солдат.

Капитан перестал шить, кивнул, и его лицо окаменело, словно коленная чашечка великана, у которой они устроились.

— Да… Но моя вина нет! — резко добавил он, и его нос покраснел.

— Конечно же, вы не виноваты. — Мэй продолжала вертеть росток.

— С добрым утром. — Из-за коленной чашечки вышла Беатрис. — Пойдем. Я развела костер.

Мэй робко улыбнулась подруге и с облегчением увидела, что Беатрис ответила ей улыбкой. Они помирились.

Кот взглянул на горы и молнией скрылся за коленной чашечкой.

— Вот и я себя также чувствую, — шепнула Мэй.

На третий день пошел снежок. А к утру четвертого, когда друзья взобрались высоко по склону одной из самых неприступных гор, началась метель, да такая, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Мэй, Беатрис и Фабио держались друг за друга, чтобы не потеряться. Пессимист разрешил Тыкверу взять себя на руки, хоть и притворился, что ему это не по душе. Теперь он выглядывал из-за пазухи призрака, который летел, весело напевая о «гробнице в Сарасоте, там, где милая живет».

— Вершина где-то близко, — сказала Мэй, с трудом взбираясь на окаменевшую ногу. Девочка тряслась от холода.

— Что это? — Беатрис приставила ко лбу ладонь и прищурилась.

Впереди, за снежной пеленой, зиял черный проход. Вверху светился неоновый указатель: «К СЕВЕРНОЙ ФЕРМЕ».

Друзья переглянулись. Из тоннеля шел теплый свет.

— Что думаете? — спросила Беатрис.

— Идем! — решил Фабио. — Это явно короткий путь.

Мэй посмотрела на пещеру. Странно, что зловещий перевал оказывает им такой радушный прием. Но Мэй замерзала, а во взглядах друзей было столько надежды. Даже Пессимист выглянул из-за пазухи Тыквера и с любопытством развернул уши в сторону тоннеля. Внутренний голос подсказывал, что нужно идти дальше, вверх по склону, но девочке не хотелось его слушать.

— Давайте посмотрим, — неуверенно сказала она, и путешественники заторопились к пещере.

Позади мигнули и погасли неоновые огоньки.

Зомби и гоблины остановились, дрожа. Вдалеке, над горизонтом, вздымались кривые, острые, неприветливые вершины гор. Даже у командирши Берсерко шерсть встала дыбом. Кошка прошлась вдоль границы, отделявшей Окаменелый перевал от Мерзкого нагорья, вынюхивая, где живая девочка и кот повернули в сторону гор.

Командирша убедилась, что путешественники начали путь именно отсюда. Острый нюх подсказывал ей, что след тянется до самой горной гряды. Берсерко усмехнулась, показав острые клыки.

Она махнула гоблинам лапой, и те рассыпались вдоль границы, прячась кто за чем. Зомби командирша отправила дальше, на восток, где они должны были спрятаться своим привычным способом. Все выходы на Мерзкое нагорье оказались перекрыты.

Правда, в таких мерах, возможно, и не было нужды. Смельчаки, которые уходили на Окаменелый перевал, никогда не возвращались.

Командирша устроилась поудобнее и стала ждать.

В тишине тоннеля дыхание Мэй и Пессимиста клубилось облачками и улетало вперед, словно бы приглашало их за собой. Вокруг эхом звенели ручейки талой воды. С обеих сторон поднимались какие-то глыбы.

Кругом было по-прежнему холодно, но ветер больше не хлестал друзей ледяной плетью, и Мэй ослабила завязки савана. Ткань местами порвалась, и в дыру проглядывало живое тело.

— Ау? — окликнул Тыквер, с удовольствием слушая, как эхо повторяет голос. — Тыквер самый- самый! — прокричал он и приложил длиннопалые руки кушам.

Сквозняк поднял клок волос на макушке у призрака. Эхо вернулось опять. И опять.

— Т-с-с-с! — зашипели Мэй и Фабио.

Беатрис подплыла к одной из глыб и ахнула:

— Мэй! Посмотри!

Девочка подбежала к подруге.

Это была не просто глыба, а статуя гуля: из пасти торчали острые клыки, руки прикрывали глаза, словно он чего-то испугался.

— Странно… — сказала Беатрис.

— Наверное, не стоило сюда входить, — засомневалась Мэй, но капитан уже летел вперед по тоннелю.

— Я нашел дорогу, — гордо объявил Фабио.

На попу светилась, указывая путь, голубая стрелка.