Должно быть, общались они уже долгое время, поскольку Филипп очень бойко, но путано рассказывал посетителю о том, как в Индии на него чуть не напала змея.

— Представляешь, Конон нашел ее под моей ванной. Он схватил палку и расправился с ней. А потом сказал, что мелкие змейки опаснее многих.

— Совершенно верно, государь. Они могут забраться в сапог; так погиб один мой солдат.

Заметив Эвридику, визитер выразил радость, что нашел царя в добром здравии, попросил при любых затруднениях обращаться к нему и с поклоном удалился. Очевидно, было бы рановато, учитывая, что Антипатр еще не погребен, интересоваться планами нового регента Македонии, но она рассердилась, что он не поговорил с ней, что в ее отсутствие он счел возможным представиться одному лишь Филиппу.

Потом пришло время пышных погребальных обрядов, процесий. Эвридика ходила, как положено, с обстриженными волосами и в посыпанной пеплом черной одежде, добавляя свои причитания к горестным стенаниям окружающих. Когда представлялась возможность, она внимательно вглядывалась в лицо Кассандра, ища хоть какой-нибудь обнадеживающий намек. Но лицо того, сообразно случаю, всегда было безучастно-печальным.

Позже, когда мужчины отправились к погребальному костру, чтобы сжечь тело, а Эвридика осталась в отдалении с женщинами, до нее донесся чей-то вопль, и на лугу поднялась странная суматоха. Догадливый Конон бросился туда, невзирая на свое низкое звание. Вскоре он уже шел обратно с парой крепких парней из почетного караула, которые несли обмякшее тело Филиппа с безжизненно запрокинутой головой; рот его был открыт. Пристыженная, она медленно побрела следом.

Госпожа, — проворчал Конон, — не могла бы ты поговорить с этим новым опекуном? Он редко видит царя и не знает, что его может расстроить. Я пытался ему кое-что объяснить, но меня осадили, приказав не забывать свое место.

— Я поговорю с ним.

Она чувствовала затылком презрительно-насмешливый взгляд Роксаны. «Ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним».

Во дворце Конон раздел и вымыл Филиппа — во время приступа тот обмочился, испачкав мантию, — и уложил его в постель. Эвридика, удалившись в свою комнату, сняла траурный наряд и вычесала из растрепанных волос пепел. «Что делать, такой уж мне достался супруг, ведь я знала, за кого выхожу замуж. Я сама выбрала эту участь. И обязана относиться к нему с уважением. Именно так сказала бы моя мать».

Она велела смешать молоко с яйцом, пряностями и каплей вина и отнесла напиток больному. Конон унес испачканную одежду. Филипп с виноватым видом посмотрел на нее, словно проштрафившаяся собака на строгого хозяина.

— Смотри, — сказала она. — Я принесла тебе что-то вкусное. Ничего страшного, что тебе стало плохо, ты же в этом не виноват. Многим людям становится плохо у погребальных костров.

Он ответил ей благодарным взглядом и опустил глаза в чашу с молочной смесью. Его обрадовало, что Эвридика ни о чем не спросила. Последнее, что он помнил перед тем, как в его голове загремел барабан и все залило ослепительным светом, была охваченная языками пламени борода мертвеца, она чернела, распространяя отвратительный запах. И он сразу вспомнил об одном давнем событии, произошедшем незадолго до того, как Александр взял его с собой в поход. Тогда хоронили царя, так ему сказали, хотя он не понимал, о ком идет речь. Филиппу обстригли волосы и вымазали лицо сажей, потом его обрядили в черные одеяния и заставили идти в толпе людей и рыдать. И вдруг он увидел своего грозного отца, который навещал его очень редко. Тот с пугающе застывшим и искаженным лицом лежал под расшитым золотом покрывалом на большой куче валежника. Он был мертв, но Филипп о том не знал, мертвецов ему еще видеть не приходилось. Но вот к помосту подошел Александр. Он тоже остригся, и остатки его светлых волос блестели на солнце. Брат произнес речь, очень длинную, объяснил, что этот царь сделал для Македонии, а после вдруг взял у какого-то слуги факел и сунул его в кучу валежника. Охваченный ужасом, Филипп не мог отвести глаз от разгорающегося пламени, оно гудело и трещало, и огненные языки уже подбирались к сверкающему покрову. Они пожрали ткань, затем загорелись волосы, борода… Очень часто потом Филипп просыпался по ночам с криком, но он боялся сказать даже Конону, что ему снился горящий отец.

Двери из полированного мрамора плотно закупорили вход в усыпальницу Антипатра, и в Македонии наступило затишье.

Правда, зыбкое, ибо Полиперхон заявил, что не имеет склонности к единовластию. Антипатр правил, замещая отсутствующего царя. А сейчас более уместно созвать, как бывало, совет из родовой знати. Многие македонцы благосклонно отнеслись к этой мысли, усмотрев в ней возврат к старым добрым традициям. Кое-кто поговаривал, впрочем, что Полиперхону попросту не хватает духу взять на себя столь большую ответственность, вот он и мудрит.

Затишье не перешло в тишь да гладь. Все напряженно следили за действиями Кассандра.

Отец не умолчал о нем в завещании. Кассандр получил пост хилиарха, первого советника Полиперхона, при Александре не было выше поста. Но… удовлетворится ли он второй ролью? Люди понаблюдали за разъезжавшим по улицам Пеллы веснушчатым первенцем Антипатра и пришли к выводу, что этакие молодчики не прощают обид.

Однако, похоронив отца, Кассандр весь траурный месяц спокойно занимался порученными ему делами. По окончании траура он отправился засвидетельствовать свое почтение Филиппу и Эвридике.

— Поприветствуй его, — велела Эвридика супругу, когда им доложили о приходе важного гостя, — а потом сиди молча. Это, я думаю, важный визит.

Кассандр не стал долго любезничать с государем и быстро переключил все внимание на Эвридику.

— Мне придется на время уехать. Хочется побывать в родных краях. Я очень многое пережил и сейчас меня тянет развеяться в компании старых друзей. Поохотиться, поваляться на травке, в общем, отвлечься от общественных дел.

Она пожелал гостю удачной охоты, но в ее взгляде читался вопрос, и посетитель это отметил.

— Ваше благорасположение, — сказал Кассандр, — было для меня утешением и поддержкой. В эти неспокойные времена вы оба можете всегда рассчитывать на мою помощь. Ты, государь, — он повернулся к Филиппу, — бесспорно сын своего отца. Твоя мать никогда не давала повода к сплетням. — Он перевел взгляд на Эвридику. — Но, как вам обоим, несомненно, известно, об Александре на этот счет вечно ходили весьма разные слухи.

Когда гость ушел, Филипп спросил:

— Что он сказал об Александре?

— Неважно. Я не уверена, что поняла его. Мы выясним это позже.

Родовым гнездом Антипатра была древняя изрядно обветшавшая крепость, расположенная в богатом лугами и лесом краю. Сам Антипатр обыкновенно жил в Пелле, а все дела в родовом имении вел управляющий. Раньше сыновья бессменного регента Македонии частенько наезжали сюда с охотничьими компаниями, точно такими же, какая в последние дни рыскала по окрестным угодьям.

В верхнем зале каменного пропитанного сыростью здания под дымоходом жарко пылал огонь; осенние ночи в горах были морозными. Вокруг очага на старых скамьях и табуретах, покрытых овчиной, расположилась добрая дюжина молодцов, одетых, по погоде, в теплую одежду из кожи и плотной шерсти. С нижнего этажа доносился резкий запах конюшни, оттуда слышалось возбужденное ржание лошадей, мешавшееся с фракийским говором конюхов, занимавшихся починкой и вощением упряжи.

Кассандр с рыжей, сияющей в отблесках яркого пламени шевелюрой сидел возле Никанора, своего брата. Еще один брат их Иолла умер вскоре после возвращения домой из Азии. Скоротечная малярия, подхваченная в вавилонских болотах, доконала его, причем очень быстро, словно он не желал бороться за жизнь. Четвертого брата, Алексарха, просто не пригласили. В семье он считался слегка безумным, ибо подался в книжники и теперь в основном занимался созданием нового языка для утопического государства, привидевшегося ему в мечтах. Проку от него было бы мало; да и потом, кто мог поручиться, что он ненароком чего-нибудь не сболтнет?