невыполнение приказа…»
Кризис в моральном состоянии войск негативно отражался и на моральном состоянии широких слоев гражданского населения. Отмечались случаи массового дезертирства среди призываемых на службу граждан. На гражданское население произвело впечатление поспешное отступление войск. В свою очередь, недоверие к гражданскому населению в Красной армии было столь велико, что во избежание «распространения заразы пораженчества» был выпущен приказ: «Красной армии категорически запрещается вступать в контакт с местным населением». А когда в начале октября 1942 года шло наступление немцев на город Орджоникидзе, местному гарнизону было приказано «передавать в военный трибунал всех паникеров и распространяющих ложные слухи лиц; расстреливать дезертиров, шпионов, мародеров и подлецов на месте»[89]. Высшие советские руководители, такие, например, как М. Калинин и Л. Берия, обращались с горячими призывами и патриотическими лозунгами, но крайне маловероятно, чтобы они воспринимались населением. Если немецкие попытки подстрекательства к восстаниям в районах, расположенных южнее линии фронта на Кавказе, не увенчались успехом, сотрудничество с противником местного населения в оккупированных немцами районах Кавказа осуществлялось в значительно больших масштабах, чем где-либо еще на оккупированной территории, – масштабы эти были таковы, что после освобождения этих районов советское правительство было вынуждено ликвидировать несколько горных автономных областей и республик. Готовности сотрудничать с немцами, несомненно, способствовали принятые в последний момент советским руководством строгие репрессивные меры и низкое моральное состояние отступающей Красной армии.
Немецкая политика на Северном Кавказе
Во всем многообразии немецкой политики в отношении оккупированной территории СССР Кавказу отводилось особое место. Из всех находившихся под контролем немцев регионов этому жилось едва ли не лучше всего. Среди причин этого можно кратко назвать следующие:
1. Главной стратегической функцией Кавказа было то, что он являлся трамплином для операций немцев на Ближнем и Среднем Востоке. В этом случае политики колонизации региона не требовалось.
2. Народы Кавказа были неславянскими, а являлись, по мнению немцев, «арийцами», которые не должны подвергаться дискриминации по «идеологическим» мотивам.
3. Из всех оккупированных регионов Кавказ был наиболее удаленным от рейха, и потому ему не предстояло стать местом расселения немцев.
4. Оказанное Турцией влияние на министерство иностранных дел Германии, а также влияние находившихся в эмиграции кавказских политических деятелей на Розенберга помогли выработке в отношении Кавказа политики более разумной, чем проводимая в населенных славянами регионах.
5. В отличие от двух так называемых рейхкомиссариатов (Восточный и Украинский) на Кавказе не была создана гражданская оккупационная администрация; правление там осуществлялось группой военных, дипломатов и чиновников из ведомства Розенберга, которые были направлены для работы.
6. Не только органы, призванные проводить оккупационную политику на Кавказе, но и отдельные чиновники, которых направляли сюда, отличались среди представителей нацистского режима большей гуманностью и политической мудростью.
Сам Гитлер уделял особое внимание Кавказу как источнику нефти – сырью, имевшему жизненно важное значение для военной экономики Германии. Но его отношение к будущему статусу Кавказа было не столь четко выраженным, как к оккупированным регионам России и Украины. С одной стороны, он утверждал, что «Кавказ играет для нас особо важную роль, поскольку является крупным источником нефти. Если мы хотим получить его нефть, то должны пристально следить за положением на Кавказе. В противном случае вражда между живущими в этом регионе племенами, сопровождаемая кровной местью, сделает невозможной эксплуатацию ресурсов региона». По его настоянию в ходе военной кампании удары немецких сил неоднократно были направлены на районы нефтепромыслов, а не на другие цели.
С другой стороны, он заявлял, что интересы Германии требуют контроля за нефтяными ресурсами, а не аннексии Кавказа; он одобрял пропагандистскую политику, которая была более либеральной, чем на всей остальной оккупированной территории на Востоке. Основным лозунгом пропагандистской кампании был: «При немцах вы сможете жить так, как вам будет угодно». Вместе с тем он запретил включать пункт о предоставлении в будущем независимости Кавказу. Будущий статус Кавказа не следовало предрешать заранее. По всей видимости, Гитлер хотел видеть Кавказ формально независимым с марионеточным правительством, подотчетным рейху. И хотя подобный статус был бы далек от подлинной независимости, он обещал предоставить народам Кавказа значительно большую автономию, чем та, которую Гитлер был готов предложить «восточным славянам».
Подобная позиция приветствовалась приверженцами создания антирусского «санитарного кордона», а именно Розенбергом и его последователями. По их мнению, Кавказ должен был стать звеном в цепи буферных регионов, создаваемых вокруг западных и южных окраин России. Как и Гитлер, Розенберг с самого начала подчеркивал необходимость «всемерного использования обширных нефтеносных районов». Являясь по политическим взглядам приверженцем сепаратизма, Розенберг настаивал: «Своих военных целей и обеспечения поставок сырья с Кавказа – а это одна из важнейших задач в будущем – Германии тем не менее следует попытаться добиться не военными или полицейскими методами, а главным образом политическими средствами». Решением вопроса должно было стать создание федерации четырех кавказских государств – Северный Кавказ, Грузия, Армения, Азербайджан – под эгидой Германии. Экстерриториальное участие рейха должно было выражаться лишь в присутствии военных и морских баз и размещении войск вокруг нефтепромыслов. Как и на остальной части СССР, русским предстояло занимать зависимое положение, а нерусские – в данном случае кавказцы с Грузией во главе – должны были обладать всей полнотой власти на местах.
Сепаратистские идеи Розенберга неожиданно нашли отклик у расходившейся с ним по другим вопросам «русской комиссии», возглавляемой послом фон дер Шуленбургом в министерстве иностранных дел Германии. Пытаясь заручиться поддержкой кавказской эмиграции накануне вторжения немцев на Кавказ в конце весны 1942 года, Шуленбург созвал в Берлине съезд находившихся в изгнании политических деятелей. Шуленбург говорил о будущем Кавказе как об «отдельном государстве со своим собственным правительством»; министерство иностранных дел, заявлял он, выступает за создание системы, в которой – как и в Словакии – Германия будет представлена лишь специальными посланниками и консулами.
Взгляды этой группы кратко сформулировал один из немецких офицеров, командовавших подразделением коллаборационистов, он ужаснулся, услышав столь «либеральные» заявления посещавшей его комиссии, в состав которой входили посол фон дер Шуленбург, советники Герварт и Пфлайдерер, генерал фон Кюстринг.
«[По их мнению] на Кавказе должны быть созданы независимые государства… Эти государства будут пользоваться независимостью в той же мере, что и Словакия… Несколько государств будут объединены в Кавказскую федерацию, чьим исполнительным органом станет Совет Федерации, в котором представитель Германии будет обладать правом вето».
Подробное освещение существовавших политических планов вызвано тем, что они представляли собой тот фон, на котором принимались настоящие политические решения. На практике ключевой фигурой в создании «выступающего в защиту населения» крыла в армии был полковник фон Штауффенберг, начальник организационного отдела в составе Верховного командования вермахта, а впоследствии один из руководителей заговора против Гитлера в 1944 году. Именно благодаря ему был сделан ряд назначений на Кавказ: генерал Кюстринг должен был стать генерал-губернатором во время оккупации, а Герварт – его заместителем; доктор Отто Шиллер, специалист по советскому сельскому хозяйству, должен был заниматься проведением аграрной реформы; доктор Отто Бройтигам, занимавший ранее пост генерального консула Германии в Батуми, был направлен в группу армий «А» в качестве представителя ведомства Розенберга.
Лейтмотивом в отношении Германии к Кавказу должна была стать «дружба» с коренным населением. Теодор Оберландер, командовавший подразделением коллаборационистов, выразил эту точку зрения в получившей широкую известность докладной записке: «Без сотрудничества с местным населением Кавказ удержать не удастся – а если и удастся, то лишь с огромными потерями». Характерными особенностями германской политики здесь, утверждал он, должны стать самоуправление для этнических групп и свобода культуры и вероисповедания.
