— Это бы, конечно, было просто здорово, — с хорошо разыгранным сомнением произнес Дмитрий. — Да только он не местный. Дача у него здесь, что ли… Его московский адрес мы нашли, а вот самого не застали. А дело, понимаете, срочное, вот мы и носимся по району как угорелые, пристаем с расспросами, людей от дела отвлекаем…

— Дача? — переспросила тетка. — Дачников здесь мало. От Москвы далековато. А как фамилия-то вашего дачника? Может, знаю все-таки.

— Дымов, — сказал Дмитрий. — Александр Дымов.

— Ну как же! — обрадовалась почтальонша. — Да конечно же, знаю! Как же не знать, когда он у нас ящик абонирует! Один на все почтовое отделение, — добавила она сердито, указывая на стоявшую в углу секцию абонентских ящиков. — Вон, понаставили… Чудит начальство! Кому они тут нужны, эти ящики? Деньги им девать некуда, вот что я вам скажу.

— Это точно, — поддакнул Дмитрий. — Лучше бы зарплату вовремя выдавали, а то ящики какие-то… Так что Дымов?

— А что Дымов? — пожала плечами тетка. — Заезжает иногда, почту забирает. Машина у него такая приметная, оранжевая. Жена его, та на синей ездит, на иностранной. Богато живут. Непонятно даже, зачем им дача в наших местах. Получше, что ли, не нашли?

— А где у них дача? — пошел напролом Светлов. — Понимаете, нам бы его найти поскорее. Родственник, который его ищет, сейчас в Москве. Через три дня уезжает, вот какая незадача.

— Рада бы помочь, да не знаю я. Я ведь приезжая, с Кавказа беженка. Это у местных надо спросить. Вон, алкаши тутошние возле магазина пиво пьют, и товарищ ваш с ними. — Она кивнула на окно, за которым виднелась площадь и угол магазина. О, и Степаныч уже тут как тут!

— Степаныч — это кто?

— Степаныч-то? Ну как же! Власть местная. Мэром себя величает. И смех и грех, ей-богу! Мэр…

Светлов выглянул в окно и увидел какого-то пузатого коротышку в мятом костюме и полосатом галстуке, который присоединился к разговору на крыльце магазина и теперь, энергично размахивая руками и трепеща жеваными полами пиджака, что-то горячо и напористо втолковывал Филатову. Филатов смотрел на него сверху вниз со знакомым Дмитрию полупрезрительным выражением, обычно предшествовавшим у него рукоприкладству. Нужно было срочно спасать местного мэра, который не знал, с кем связался. К тому же почтальонша уже сказала все, что знала, и пытать ее дальше не имело смысла.

Торопливо распрощавшись со своей собеседницей, Светлов вышел на площадь и сразу же окунулся в атмосферу бушевавшего здесь скандала.

— Я не позволю! — размахивая руками перед носом у Филатова, кричал так называемый мэр. — Что это еще за самоуправство?! Это еще проверить надо, какие вы корреспонденты! Кто давал разрешение на съемку?!

— Самоуправство?! — ревел Филатов, пропустивший вполне законные вопросы главы местной администрации мимо ушей. — Это, по-вашему, самоуправство?! А давать разрешение на строительство в природоохранной зоне — это не самоуправство? А препятствовать представителям прессы общаться с населением — не самоуправство?! А взятки брать — не самоуправство?! Не хотите разговаривать с нами — будете говорить в прокуратуре!

Аборигены, которых за время отсутствия Светлова стало заметно больше, наблюдали за развитием скандала с боязливым любопытством. Некоторые потягивали пиво, отдавая должное угощению «столичного корреспондента». Дмитрий не без труда протолкался к центру толковища, расчехлил фотоаппарат и сфотографировал господина мэра во всей красе — багрового, растрепанного, раздутого от злости, как вытащенная на поверхность глубоководная рыба.

— Прекратите съемку! — взвизгнул тот, запоздало заслоняясь ладонью. — Я запрещаю! Вы меня прокуратурой не пугайте! А за клевету ответите. Вас самих сажать надо!

«Золотые твои слова», — подумал Дмитрий. Он не понимал, что здесь происходит, но видел, что дело зашло уже очень далеко. Непонятно было также, зачем вся эта катавасия понадобилась Филатову.

— Там разберутся, кого сажать, а кого не сажать! — запальчиво возразил Филатов. — Скажите лучше, сколько Дымов сунул вам на лапу за липовое разрешение на строительство?

«Обалдел он, что ли? — удивился Светлов. — Какое еще строительство?»

— Какой еще Дымов? — опешил мэр.

Дмитрию показалось, что коротышка с явным облегчением перевел дух.

— Он еще спрашивает, какой Дымов! — продолжал бушевать Филатов. — Тот самый, который с вашего попустительства строит себе четырехэтажный особняк в природоохранной зоне! Думает, если он писатель, ему все можно!

— Ах, писатель, — протянул коротышка, успокаиваясь прямо на глазах. — Так бы сразу и говорили. Ох уж эта пресса! Вечно они все перепутают, вечно раздуют скандал на пустом месте.

— Не надо! — сварливо закричал Филатов. — Не надо валить с больной головы на здоровую!

— Тише, Юрик, — умиротворяюще сказал один из аборигенов, трогая Филатова за плечо рукой, в которой была зажата полупустая пивная бутылка. — Ты, правда, не туда заехал.

«Он уже и здесь Юрик, — подумал Светлов. — Вот проходимец! Только что это он тут затеял? Ни черта не понимаю!»

— Как это — не туда? — удивился Филатов. — Вы же сами говорили…

— Про писателя никто не говорил, — перебил его абориген. — Про стройку — это да, был такой разговор.

— Что вы все привязались к этой стройке? — возмутился мэр, с лица которого уже сбежал нездоровый румянец, а из голоса исчезли истеричные нотки. — Далась она вам! Профилакторий там строится, для инвалидов, сколько раз можно повторять!

— А Дымов здесь при чем? — тупо изумился Филатов.

— Да ни при чем здесь какой-то Дымов! Какой еще Дымов? Погодите, Дымов? — Мэр почесал переносицу. Он окончательно успокоился, как только разговор ушел в сторону от строительства в природоохранной зоне. — Дымов, Дымов… Знакомое что-то. Так вам Дымов нужен?

— Ну конечно, — с совершенно неуместной обидой произнес Филатов. — Мы журналистское расследование проводим, задание у нас… Вечно они в отделе информации все перепутают! — воскликнул он с досадой. — Так особняк не его?

— Говорю же, никакой это не особняк, а профилакторий для ветеранов труда, — отмахнулся мэр.

— А говорили, для инвалидов, — подловил его Филатов. — Крутите вы что-то, Андрей Степанович. Может, его все-таки Дымов строит?

— Не дурите вы мне голову! — отмахнулся мэр, продолжая задумчиво сандалить кончик носа. — Дымов…

— Так это ж москвич, который третий кордон купил, — неожиданно вмешался какой-то худой, сутулый мужичонка с вислыми прокуренными усами. — Жена его на прошлой неделе у меня ящик заказывала.

— Ящик? — удивился Юрий.

— Ну! Здоровый такой ящик, два метра на восемьдесят сантиметров и почти полметра в глубину. Насилу в машину впихнул. Говорит, для картошки. Красивая баба, гладкая.

— Погодите, — строго сказал Юрий, — что вы ко мне с какими-то ящиками… Что значит — купил кордон? Вы что, государственным имуществом торгуете? — спросил он у мэра и тут же повернулся к Дмитрию: — Это надо проверить. Может получиться сюжет.

— Да проверяйте на здоровье! — снова взбеленился мэр. — Вот ведь бестолочь-то! Езжайте и проверяйте, там все по закону! Кордон этот еще десять лет назад ликвидировали, если хотите знать, а денежки в бюджет с неба не валятся. Если покупатель есть, почему не продать? Лучше, что ли, если изба так, задаром, сгниет?

— Надо проверить, — непримиримо повторил Юрий и снова обернулся к вислоусому. — А его жена сама за ящиком приезжала? На оранжевых «Жигулях»?

— Не, — помотал головой вислоусый. — «Жигуленок» этот его, москвича, а жена на иномарке ездит. Синяя такая, почти что черная, как ее… «Су…», «Бу…»…

— «Субару»? — внезапно охрипшим голосом подсказал Филатов.

— Во! Точно, «Субару»!