Мы с вами так мило поболтали… Будь я лет на десять постарше, букетом дело не ограничилось бы. Я бы, наверное, вместе с букетом предложил вам руку и сердце.

Старуха кокетливо хихикнула, прикрывшись букетом, как веером.

— Так уж и десять! — проворковала она, поглядывая на Юрия поверх цветов. — Сказали бы лучше — тридцать…

— Не может быть! — изумился Юрий. — Вы меня разыгрываете. Вы так молодо выглядите… От кавалеров, наверное, отбоя нет. Или вы замужем?

— Я вдова, — чопорно сообщила старуха и кокетливо стрельнула в Юрия густо подведенными глазами, поблескивавшими из глубины иссеченных глубокими морщинами кожаных складок.

— Вот видите, — сказал Юрий. Теперь он стоял к старухе вполоборота, одним глазом внимательно изучая дверь. То, что он видел, ему очень не нравилось. — Право же, мне есть над чем подумать…

— Подумать всегда есть над чем, — заявила бабуся, но Юрий ее не услышал, поглощенный разглядыванием двери — то есть не двери как таковой, а зазора между дверным полотном и косяком.

Зазор был приличный, едва ли не сантиметровой ширины, и Юрий отлично видел в районе замка металлическое поблескивание пружинной защелки.

— Молодой человек, — окликнула его старуха. — Что с вами?

— Простите, — сказал Юрий, встрепенувшись, — задумался.

— Не о времени нашей свадьбы, надеюсь?

«Черт меня за язык тянул», — подумал Филатов, любезно улыбаясь.

— Как знать, — произнес он вслух, прикидывая, как бы ему половчее закончить грозивший затянуться разговор.

В это время за спиной у старухи, в глубине ее квартиры, послышалась бодрая музыка, означавшая начало какого-то телевизионного сериала. Бабуся явно забеспокоилась — очевидно, не хотела пропускать очередную серию. Юрий понял, что нужно ловить момент.

— Что ж, благодарю вас, — сказал он. — Если увидите Веронику, передайте ей, пожалуйста… Впрочем, ничего не надо передавать. Надеюсь, я ее скоро увижу и скажу все сам. До свидания.

— Всего наилучшего, — сказала старуха, отступила в глубину прихожей и закрыла за собой дверь.

Юрий услышал, как дважды щелкнул замок, но у него было подозрение, что старуха подглядывает за ним в глазок, проверяя, ушел ли он. Поэтому он демонстративно вздохнул, покачал головой и, твердо ступая по керамическим плиткам, покинул коридор. Вызвав лифт, Юрий просунул в открывшиеся двери руку, нажал кнопку первого этажа и сразу же отступил в сторону. Дверные створки с шумом сомкнулись, электромотор взвыл, и кабина, погромыхивая, пошла вниз.

Выждав еще немного, Филатов бесшумно двинулся назад, стараясь держаться той стены коридора, которая не была видна старухе через дверной глазок. Дойдя до ее двери, он остановился и прислушался. Телевизор внутри квартиры работал на всю катушку — Юрий слышал голоса актеров, громко выяснявших отношения, запутанные, насколько он понял из диалога, какой-то коварной Джулией. Этот же диалог доносился до него еще, как минимум, из двух расположенных на площадке квартир; если он вообще собирался сделать то, что задумал, делать это нужно было прямо сейчас, не откладывая.

Прижимаясь к стене рядом с дверью старухиной квартиры, он еще раз пригляделся к двери напротив. Даже отсюда, с противоположной стороны коридора, он отлично видел, как блестит в узкой щели металлический язычок защелки. Кроме него, там, в щели, ничего не блестело, а это могло означать только одно: дверь не была заперта.

Возможно, Ника прямо сейчас находилась там, за этой незапертой дверью; возможно, она нуждалась в помощи или._ Юрий замялся, но потом взял себя в руки и додумал эту мысль до конца: возможно, вернувшись домой из неудавшегося путешествия в стиле кантри, Ника опрометчиво впустила в квартиру мстительного литератора Сашу и теперь была мертва. «Не дай бог, — подумал он, каменея от ярости. — Не дай бог! Если этот непризнанный гений хотя бы пальцем ее тронул, я не успокоюсь, пока не найду его и не выверну наизнанку его гениальную задницу».

Приободрив себя этой воинственной декларацией, Юрий оттолкнулся от стены, одним широким шагом пересек узкий коридор и повернул ручку. Дверь распахнулась, и Филатов бесшумно проскользнул в темную прихожую, из глубины которой доносилось бормотание радиоточки и тянуло слабым запахом знакомых духов — тех самых, которыми пользовалась Ника.

Он без стука прикрыл за собой дверь и немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Темнота не была абсолютной: из открытой двери спальни, расположенной прямо напротив входа, на прикрытый вытертым ковриком пол прихожей падал косой четырехугольник голубоватого света от горевшего внизу, на улице, ртутного фонаря. Юрий заметил в метре от себя на полу что-то блестящее, похожее не то на пролитую воду, не то на ртуть. Приглядевшись, он понял, что ошибся: перед ним, поблескивая в свете уличного фонаря, лежали острые осколки стекла. Здесь же, на полу, чернели беспорядочно разбросанные пятна неопределенных очертаний; шагнув в сторону, он наступил на что-то твердое, вывернувшееся из-под ноги, потерял равновесие и едва не свалился. Наклонившись, он нащупал подвернувшийся под ногу предмет, поднял его и понял, что держит в руках дамскую босоножку, даже раньше, чем увидел на фоне освещенной двери очертания высокого острого каблучка и изящно изогнутой подошвы.

Его зрачки наконец адаптировались к слабому, рассеянному свету, и он увидел, что блеск на полу — это действительно осколки стекла, а непонятные темные пятна, которыми был усеян весь пол, оказались разбросанными в полнейшем беспорядке предметами одежды и разрозненной обувью. Вообще, по прихожей будто ураган прошелся: дверцы встроенных шкафов были распахнуты настежь, и бесцеремонно вывернутое на пол содержимое громоздилось возле них темными спутанными грудами. На оклеенных светлыми обоями стенах криво висели какие-то картины в тонких рамках; еще одна валялась на полу возле двери, которая вела в спальню, и, приглядевшись, Юрий понял, что разбитое стекло раньше прикрывало ее от пыли. Шагнув вперед, он наступил на незамеченный раньше осколок, и тот негромко хрупнул у него под ногой. Присев, Филатов осторожно освободил расколовшуюся от удара о пол рамку от остатков стекла, взял ее в руки и удивленно приподнял брови: рамка была пуста, если не считать свисавшего из нее листа тонкого картона, которым, по всей видимости, раньше был закрыт задник.

Сидя на корточках, он поднял взгляд и заглянул в спальню. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, он мог без труда увидеть и оценить царивший в спальне разгром. Постельное белье с широкой двуспальной кровати валялось на полу возле распахнутого, выпотрошенного шкафа; тяжелый матрац свисал с кровати, как мертвое тело, сорванная штора криво висела на покосившемся карнизе, держась за него одним уголком. Флакончики с духами, гильзы с губной помадой, коробочки с пудрой, какие-то украшения — словом, все те безделицы, что стоят обычно на туалетном столике перед трюмо, — были сметены на пол и, как показалось Юрию, растоптаны каблуком. Протухшая вода из перевернутой вазы растеклась по паркету вонючей лужей, и посреди этой лужи чернели жалкие, усохшие останки того, что некогда было букетом роз. Юрий недовольно повел носом, дотянулся, опершись одной рукой о пол, и обмакнул в лужу палец. Да, это была вода; она еще не успела высохнуть, а это означало, что пролили ее совсем недавно — буквально несколько часов, а может быть, и минут назад.

У Юрия вдруг возникло ощущение, что за ним следят. Показалось, что в квартире он не один и что тот, второй, уже некоторое время стоит у него за спиной, медленно занося для удара остро отточенное лезвие. Он резко обернулся, но позади, разумеется, никого не было.

Тогда Филатов перевел дыхание, вытер о штанину мокрый указательный палец и встал, поморщившись от хруста в коленях, показавшегося ему громким, как ружейный залп.

Осторожно ступая, он вошел в спальню. От смешанного запаха духов из разбитых флаконов и протухшей воды из перевернутой вазы к горлу подкатывал тугой комок. Юрий передвигался, не отрывая подошвы от пола, расталкивая носками хрупкую мелочь, которой был усеян пол. Меньше всего ему хотелось растоптать какую-нибудь губную помаду, чтобы красные отпечатки протянулись за ним до самой автомобильной стоянки во дворе. Мысль о красных отпечатках разбудила дремавшее воображение, да и запашок, которым тянуло от грязноватой лужи на паркете, неприятно напоминал то, как пахли припорошенные кирпичной пылью неубранные трупы в развалинах Грозного. Поэтому Юрий испытал огромное облегчение, не обнаружив в спальне ничего, кроме разбросанных, перевернутых вещей и