законодательного собрания, воздержавшийся, когда голосовалась в синедрионе смертная казнь Иисусу. Наконец, искренне верящий в Христа Никодим… Да, но именно эти люди не могли принять до конца раннехристианскую проповедь опрощения и отказа от материальных благ. Христу нужны были нищие, способные через утешенную душу забыть о пустом желудке. А может быть, они оказались настолько интеллектуальны, что не смогли слепо поверить в Христа?

По Фридриху Энгельсу, всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни. Первые христиане хватались за веру, чтобы устоять духовно в мире распада и хаоса. Когда же ситуация изменилась, упрочились новые отношения между людьми и государствами, христианство приспособилось, выстояло перед гонениями, срослось с новыми формами управления и подавления и само принялось преследовать инакомыслящих, еретиков, пытавшихся вернуть переродившееся вероучение на круги своя.

Леденеву вспомнились бесчисленные искания великих мыслителей прошлого. Пытаясь найти фундамент, на котором можно было бы развернуть строительство храма Нового Человека, нет, не Божества, а Человека, они обращались к христианству, пытаясь под золоченой шелухой официальной церковной обрядности разыскать то нравственное жизненное начало, которое было погребено теологией и мертвящей казуистикой.

Юрию Алексеевичу интересно было следить за развитием атеистической мысли в последние двести — триста лет в работах различных философов, писателей, политических деятелей, еще далеких от научного мышления, спотыкающихся в лабиринтах мысли и логических посылок.

«Все они пытались, согласно притче, рассказанной Христом, отделить зерна от плевел, — думал Юрий Алексеевич, — отделить религию нравственную от религии формальной. Гегель называл эти две стороны религии, субъективной и объективной».

Работа Гегеля «Народная религия и христианство» была у Юрия Алексеевича под рукой, и Леденев раскрыл ее.

«Объективная религия есть fides quae creditus[14] — прочитал Леденев, — рассудок и память суть силы, которые содействуют ей, добывают, взвешивают и сохраняют знания или также верят. К объективной религии могут также принадлежать практические знания, но поскольку они являются лишь мертвым капиталом… Субъективная религия выражается только в чувствах и поступках. Когда я говорю о человеке, что у него есть религия, это означает не только, что он обладает достаточным знанием ее, а то, что его сердце чувствует дело, чудо, близость божества, он познает, он видит Бога в его природе, в судьбах людей…

Субъективная религия является живой, она есть активность внутри существа и деятельность, направленная вовне. Субъективная религия есть нечто индивидуальное, объективная — абстракция…»

Принесли чай. Леденев сунул томик Гегеля под подушку и спустился вниз. Попутчики принялись разворачивать свертки с провизией. Тесниться у небольшого столика не хотелось, хотя перекусить бы не мешало. Юрий Алексеевич подумал, что едет из пустой московской квартиры. Вера Васильевна загорает на взморье, и пирожков для него в дорогу испечь было некому.

Юрий Алексеевич вышел из купе, пристроился у окна и вернулся к давешним размышлениям.

Христианская религия, по словам Людвига Фейербаха, имеет необходимое происхождение, которое вытекает из самой природы религии. «Она должна быть такой, как она есть, если только она хотела соответствовать сущности религии».

«И действительно, — размышлял Юрий Алексеевич, глядя из окна на зеленые поля, густые леса, обновившиеся добротными кирпичными домами деревни Белой России, — в какое время появилось христианство? Рушился античный мир, распадались старые национальные и нравственные связи, наступила эпоха упадка вселенской морали, гибли прежние принципы, которые цементировали древнюю Ойкумену до того. Кончалось время классических народов, классической мифологии. Старые боги одряхлели и умерли. И тогда родилась новая религия, религия своеобразно чистая, свободная от каких-либо чужеродных составных элементов. Христианство явилось первой религией, которая рассчитывала на универсальное международное, всеземное распространение. Кому-то было весьма выгодно дать народам веру, в основе которой принцип Бога-начальника и рабов Божьих. Недаром Ницше говорил, что быть христианином в два или даже в три раза хуже, чем быть иудеем. Да… Вот и в этом деле, закрутившемся вокруг загадочного убийства профессора-атеиста и фигурки апостола Петра в его руке, смешаны люди разных национальностей, а история Иисуса общая для них всех».

Юрий Алексеевич припомнил, как был он удивлен, узнав, какое большое влияние оказывал образ Христа на вождей народных движений, революционеров еще в относительно недавние времена. Влияние это сказывалось даже внутри первых рабочих организаций России, например, нашло отражение в программе «Северного союза русских рабочих». Тому же Ленину пришлось уже в период между двумя русскими революциями выступить с резкой критикой богоискательских настроений среди отдельных партийцев. Один Луначарский с его теоретическими изысками чего стоил… У христианства двухтысячелетний опыт, и всем вам необходимо быть бдительными и просвещенными, именно просвещенными, атеистами…

Искал собственного Христа в душе человеческой великий страдалец за народ русский Федор Достоевский. Пытался создать новое Евангелие, сформулировав собственные заповеди, моральный кодекс, Лев Толстой. Оба они, и другие мыслители тоже, отрицали официальное православие, отрицали формальную религию, пытаясь сохранить и развить нравственную сторону веры, чтобы укрепить моральную основу человека. Не понимали они главного, а зачастую не хотели и не могли знать всеобщей формулы: бытие определяет сознание… Жизнь человека в обществе, его нравственность, его этические взгляды определяются экономическими законами, присущими данному обществу. Они были прекраснодушными мечтателями, пытавшимися объяснить мир, тогда как, видимо, его нужно было переделать. Но как? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…» А принцип — слезы ребенка? Бердяев порвал с марксизмом именно потому, что последний оперирует только классами, забывая, точнее, нарочито не принимая в расчет, судьбу отдельно взятого человека.

Иммануил Кант тоже пытался отделить зерна от плевел, искал позитивное начало в религии, разделив ее на «религию искания милости» и «религию доброго жизненного поведения». И кенигсбергский профессор был сторонником этической религии, нравственной, ведь субъектом такой религии был человек, обладающий свободным волеизъявлением, полагающийся не на «Божью милость», а на собственный разум, мораль, духовные силы. Эту нравственную религию Иммануил Кант противопоставлял бездушному католицизму, всецело проникнутому принципами «искания милости», исповедующему не «нравственные начала, но статуарные заповеди, правила веры и обрядности», погрязшему в фетишизме и торжествующей догме.

«Конечно, — рассуждал Юрий Алексеевич, уже сидя в вагоне-ресторане и ожидая, когда принесут обед, ожидая без особого нетерпения: куда торопиться, когда едешь в поезде, — конечно, атеисты прежних времен не были в состоянии подвергнуть религию диалектико-материалистической критике. Старый атеизм лишь подступал к извлечению гносеологических корней религии, социальные же корни ее оставались для него тайной за семью печатями. Просветительский атеизм не был способен с научных позиций рассмотреть, как формировалась социальная роль религии и церкви, считал религию обособленной, автономной духовной областью, не связанной ни с экономическим развитием общества, ни с классовой борьбой. И все же роль этих атеистов велика. Их камень в фундаменте нынешнего мировоззрения значителен. Ведь, скажем, тот же Людвиг Фейербах книгой «Сущность христианства» перевернул духовную жизнь современной ему Германии, да и не только Германии. Его книга помогла юному Энгельсу порвать с религией, а молодому Марксу окончательно перейти на позиции материализма».

Принесли первое блюдо, неизменный рассольник с курицей, которым Министерство путей сообщения потчует пассажиров на всех дорогах страны. Леденев ел неторопливо, поглядывал за окно, краем уха прислушивался к шумному разговору, который затеяли за столом напротив подвыпившие парни, судя по всему, рыбаки из Западноморского управления тралфлота.

Поезд шел быстро, резко дергаясь на стрелках разъездов. Небольшие поселки и городки он пробегал едва замедляя ход.

Когда Юрию Алексеевичу принесли бифштекс с луком, рыбачки решили, что в купе им куда как привольнее продолжать застольные разговоры, потребовали счет, не забыв включить в него несколько бутылок минеральной воды.