— Боюсь, что Мэри Джонстон убили. Я знаю, что Джереми тоже этого боится. Он позвонил Эйдану и попросил его навести справки. Джереми убежден, что Брэд говорит правду, он ведь знает его как облупленного. Да и зачем ему врать? — Она замолчала и снова оглянулась, будто Джереми мог тайком пробраться в кухню, чтобы их подслушивать. — Ровенна, мы с тобой никогда это не обсуждали, но я знаю совершенно точно — духи существуют. И они могут нам помочь. Надо только им позволить.
Ровенна молча смотрела на подругу. Кивнув, Кендалл продолжала:
— Ровенна, ты пишешь книги о невероятных вещах, необъяснимых для логики и науки…
— Да, но… Кендалл, я никогда ничего не утверждала. Я никогда, к примеру, не писала, что дух способен войти, сесть за стол, пить чай и обсуждать погоду.
— Да я разве об этом? — вздохнула Кендалл. — Ты могла бы помочь следствию, как ты делала это раньше. Надеюсь, ты поможешь Джереми.
«Да уж, — подумала Ровенна, — поможешь ему. Ему не нужно ничьей помощи, ему нужны голые факты и железные аргументы, мэм».
— Ну… я попробую, — неуверенно пообещала она.
— Иногда духи являются во сне, — сказала Кендалл.
Да, во сне. В кукурузе. Среди пугал и ворон, терзающих человеческие трупы.
— Тебе не снились какие-нибудь необычные сны в последнее время, Ровенна? — спросила Кендалл.
Ровенна вздрогнула и вскочила со стула.
— Ой, кажется, что-то сбежало на плите! — притворно воскликнула она.
В этот момент вошли Эйдан и Джереми. Эйдан обнял Кендалл и поцеловал.
За ужином они болтали о всякой всячине, но, провожая ее к машине, Кендалл шепнула:
— Слушай свои сны. Обещай мне!
— Обещаю, — сказала Ровенна, вспоминая ужасы, что преследовали ее во сне.
Джереми собирался проститься с Ревенной у гостиницы. Он помог ей выйти, открыл для нее дверь в фойе, но прощаться отчего-то не торопился. Она поблагодарила его за поездку, а он все не двигался с места. Тогда она предложила:
— Может быть, подниметесь? У меня есть кофе и чай. А в мини-баре найдется пара бутылок пива.
— Нет, спасибо — нам ведь завтра уезжать. Я должен собраться. Мы с вами еще увидимся. Спасибо еще раз.
— Спасибо, что подвезли меня, — сказала она.
Они молча стояли у двери. Он поймал себя на том, что вспоминает каждый их эфир, когда он сидел напротив Ровенны в студии, вдыхая ее духи. Он видел янтарные огни в ее глазах — в глазах, где мог бы утонуть. И внезапно, после всех попыток отдалиться, ему захотелось быть рядом. Коснуться ее кожи, чтобы ощутить, насколько она гладкая, узнать, правда ли ее волосы из шелка, как он представлял в мечтах, и проверить, с той ли страстью она отдается, с какой произносит речи.
— Пожалуйста. Я и сам был очень рад вас подвезти.
— Что ж, до свидания.
И с этими словами она повернулась и пошла в гостиницу.
Было еще рано. На Бурбон-стрит все бары еще работали, играла музыка. Ровенна подумала, не пойти ли ей куда-нибудь выпить и послушать джаз, но затем решила, что лучше принять душ и ограничиться пивом. Она устала, ей нужно было хорошенько выспаться. Но как она боялась вновь увидеть свой кошмар!
Кендалл совершенно серьезно говорила ей, что духи являются во сне, а она боялась спать. Она смотрела телевизор, пока не начали слипаться глаза. Когда она протянула руку за пультом, чтобы выключить телевизор, в дверь постучали. Ей не нужно было открывать дверь, чтобы узнать, кто это. Она знала, что за дверью стоит Джереми Флинн. Сердце грохотало, как молот. Щеки жарко вспыхнули. Сны бывают разные…
Он стоял, прислонившись к притолоке, и в первое мгновение у него было такое удивленное лицо, будто он не ожидал ее увидеть. О чем он, интересно, думал, стоя под дверью ее номера? Что он сошел с ума? Что ему нужно возвращаться к себе?
— Вы не должны открывать дверь, не спросив, кто там, — наставительно проговорил он.
— Я знала, что это вы, — ответила она.
— Вы ясновидящая? — тихо спросил он.
— Я знала, — повторила она, надеясь, что он пришел не поговорить.
Нет, он пришел явно не за этим.
Она втащила его в темный номер, где горел лишь светильник в ванной, чему она была рада, потому что так они не могли видеть лица друг друга. Меньше всего ей хотелось бы сейчас всматриваться в выражение его лица, гадая, что у него на уме.
Легкое кимоно, которое она накинула после душа, скользнуло на пол. Обхватив ладонями его лицо, она приподнялась на мысках, нашла губы и поцеловала его. Сильные, крепкие руки Джереми обняли ее, а губы страстно слились с ее губами, язык погрузился глубоко в рот, возбуждая в них пьянящее и опасное чувство.
Ровенна позорно трусила. А вдруг она разучилась заниматься любовью? Хотя говорят, что это как ездить на велосипеде — если раз научишься, то на всю жизнь. Да, но бывают же случаи… А вдруг она упадет? Вдруг она будет неуклюжей?
А тем временем его руки бродили по ее спине и рот, горячий и мокрый, терзал ее рот внутри и снаружи. Потом он вдруг отступил, хрипло дыша, мотнул головой, откидывая с лица спутанные ее руками волосы цвета бронзы. Она испугалась: подумала, что зашла слишком далеко, слишком жадно и глупо себя повела. Но он лишь вытер пот со лба, а затем снова впился губами ей в губы, так что ее словно током ударило, а руки сами нашли его джинсы и стали дергать за «молнию».
Дальше все было как в тумане. Она только помнила его руки на своем лице, плечах, груди — повсюду. Одежда была сброшена, и они повалились на кровать, где оказалось, что реальность с Джереми превзошла все ее мечты. Его губы следовали за руками. Они ласкали друг друга лихорадочно, отчаянно, стремясь приблизить момент наивысшего блаженства и одновременно отдалить его. Они были сразу бесстыдны и робки, торопливы и медлительны. Она долго лежала словно в забытьи, отдавшись на милость его проворного, дразнящего языка, а когда ощутила на себе тяжесть его тела, ее веки распахнулись, и ее пронзил взгляд его серых штормовых глаз.
И от этого взгляда, как от первого прикосновения, ее словно обожгло горячим ветром. Он проник в нее глубоко и уверенно, и они отдались страсти, двигаясь сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее. Ее ногти впивались в его спину, зубы щипали кожу плеч, а губы покрывали поцелуями шею. Она растворилась в грохоте их сердец, в хрипе их дыхания и в ритме их движений, вечном, как сама жизнь. Взрыв, что потряс ее, был точно буря в пустыне. Его тело в последний раз напряглось каждым мускулом, а затем со стоном обмякло поверх нее. Так они лежали, переплетя пальцы, слушая затихающий грохот в груди. Наконец все стихло, и в темноте явственно раздалось тиканье часов. Холодок пополз по ее обнаженному телу. Надо было бы что-то сказать, но слова не шли на ум. Джереми откатился на бок, продолжая обнимать ее одной рукой.
— Ты знаешь, как долго я себя сдерживал? — прошептал он.
— А я-то думала, что тебе не нравлюсь, — тоже шепотом призналась она.
Она была благодарна ему за тихий, приглушенный смех, за прикосновения пальцев, ласкающих ее скулу и подбородок, будто запоминая очертания ее лица. Его глаза — сейчас дымчато-серые, туманные — смотрели на нее, будто не верили, что такая глупость могла прийти ей в голову. А она гадала, доведется ли ей когда-либо узнать его по-настоящему, узнать, откуда он черпает свою силу, страсть, решительность, уверенность в себе… Затем она испугалась, вспомнив, что просто слишком долго пробыла вне игры. Она придает чересчур важное значение случайной связи, и тайны его сознания предназначены совсем не для нее. А на самом деле ей стоит радоваться, потому что он не был с ней груб и не вскочил сразу же после
