— Да уж, — буркнул Дэниел. — Мне страшно жаль, что не могу ничем помочь.
— Давай, по крайней мере, сделаем что можем. У тебя ведь есть раздел о Сенокосце?
— Ты издеваешься? — в шутку обиделся он. — У меня есть разделы по любой теме. Слева от тебя в стеклянном шкафу. Я даже доверяю тебе одно из наших настоящих сокровищ — хроники Этана Форрестера от 1730 года.
— Спасибо. — Она с почтением приняла из его рук старый фолиант.
— Только помни, что тут нельзя ни есть, ни пить кофе, — предупредил Дэниел.
— Что ты, я понимаю.
Ровенна погрузилась в чтение. В свое время Этан Форрестер, наверное, считался прогрессивным писателем, хотя, конечно, создавал свою летопись, оглядываясь в прошлое. Он описывал впечатления своего детства, совпавшего с разгаром охоты на ведьм, — тяготы жизни в Салеме, суровые голодные зимы, строгие нравы пуритан и всеобщую истерию, когда довольно было крикнуть на улице «Ведьма!», и человека, которому адресовалось обвинение, приговаривали к смерти. Дошло уже до того, что и жену губернатора Массачусетса обвинили в колдовстве. Губернатор, будучи не в силах остановить безумие, обратился за помощью в Англию, чьей колонией был Массачусетс, и лишь тогда, постепенно, люди начали приходить в себя. Впрочем, хотя суды над ведьмами прекратились, многие из осужденных за колдовство так и окончили свои дни в тюрьме. В те времена было так много причин для страха — враждебные индейцы, суровая природа, а тут еще и таинственные исчезновения людей, в основном молодых женщин. Они больше не возвращались — возможно, некоторые действительно уезжали жить в другое место, но только в кукурузном поле постоянно стали натыкаться на человеческие кости. Так возник миф о Сенокосце.
— Что такое? — спросил Дэниел, услышав, как Ровенна приглушенно вскрикнула.
— Представляешь, в начале восемнадцатого века на этом самом поле находили человеческие кости. Я об этом не знала. Ну-ка, что же там дальше…
Дэниел отложил свою книгу и подошел к ней, чтобы заглянуть в летопись. Ровенна продолжала вслух:
— «Плоти на них не оставалось, ибо в изобилии у нас хищной птицы и зверя, что объедали и разносили бедные кости по полю. Дознаться виноватых не могли. И вот в году 1720-м пропала девица Анна Ригби, и кто-то пустил слух о Сенокосце. Иные говорили, что он черной расы, ибо темный цвет кожи есть метка дьявола, или, что сам дьявол является как Сенокосец. Но прежде Анну Ригби видели в обществе мужчины, и когда пришли к нему в дом взять его, он засмеялся. Ибо, сказал он: «Вы бессильны предо мной, потому сам дьявол живет во мне, и требует дань, и я приношу ему». Звали его Эндрю Каннингэм. Схватили его и бросили в темницу — в подземелье под конторой шерифа, — чтобы на другой день и повесить. Но назавтра, когда пришли, чтобы вздернуть его, он как сквозь землю провалился, а ведь прежде такого не бывало. И сколько ни искали его — не нашли. Поднялся страх, что дьявол ходит среди людей и творит свое черное дело. Дом Эндрю Каннингэма разнесли в щепы, а его старую служанку повесили — за то, что прислуживала дьяволу».
Ровенна перевернула страницу и молча уставилась на следующую.
— Почему ты остановилась? — спросил Дэниел, заглядывая ей через плечо.
На последней странице было единственное предложение.
— «Сенокосец вернется», — прочитала Ровенна.
Глава 10
К полудню Джереми завернул в бар в гостинице «Хоторн», где встретился с Джо Брентвудом. Они изучали данные о недавних исчезновениях людей в Новой Англии. Удивительно, но Джо решил посвятить его во все детали расследования. Когда он спросил почему, Джо ответил:
— Знаете, мой старик всегда поучал меня: держи друзей близко, а врагов еще ближе.
— Но я вам не враг!
— Следствием пока не установлено, — хмыкнул Джо.
Джереми предпочел не спорить. В конце концов, причина могла быть в Ровенне. Что бы Джо ни говорил ей насчет устройства личной жизни, он и сам мог неровно к ней дышать и строить на нее планы, а тут появился он, Джереми.
Они сидели, роясь в полицейских докладах, пока не проголодались. Съели по гамбургеру, запивая крем-содой, и снова принялись за работу. Работы было много, поскольку Джо затребовал данные из Нью- Джерси, и из Питтсбурга, и даже с канадской границы. Никто не отказывал ему, проникшись важностью дела. Джо был готов в случае чего расширить поиски и за границу, однако все шансы были за то, что погибшая проживала где-то поблизости, раз приехала в Салем на Хеллоуин. Ведь Хеллоуин — это не Рождество и не День благодарения, когда бывают длинные каникулы и можно разъезжать, располагая временем. Они искали женщину, подходящую по физическим параметрам: рост около пяти футов трех дюймов, вес — сто двадцать фунтов, нормального телосложения, возраст между семнадцатью и тридцатью тремя годами, волосы черные или темно-каштановые. Цвет глаз они не знали, поскольку глаз не было.
— Ага, — сказал Джо, читая очередную страницу. — Лили Арнольд, двадцать восьмого октября ушла на свидание с новым знакомым и не вернулась. — Он довольно улыбнулся, но затем снова помрачнел и вполголоса выругался. — Но потом, по словам ее матери, объявилась в Торонто. Черт бы ее побрал!
— А как насчет этой? — спросил Джереми. — Вот у меня тут… Дина Грин из Бостона. Физические данные совпадают. Не вышла на работу двадцать седьмого октября. Накануне сообщила коллегам, что выходные собирается провести где-то на севере. Домашний телефон не отвечал. Начальник сообщил в полицию. Жила одна. Полиция обыскала ее квартиру, но ничего, указывающего на ее местонахождение, обнаружено не было. Соседка, Клара Фейт, тоже сообщила в полицию об ее исчезновении. Дина до сих пор числится в пропавших. Она не уплатила арендную плату за ноябрь, не оплатила счета. Ее сотовый телефон не использовался с девятнадцатого октября.
Джо, нахмурившись, взял у него листок с описанием.
— Бедные ее родители, если они у нее есть.
Джереми неловко молчал, сразу подумав о сыне Джо.
— Мне очень жаль, что так случилось с вашим сыном.
Джо кивнул и на мгновение отвернулся.
— А мне жаль ваших родителей. Трое сыновей — и все рискуют жизнью. Они, должно быть, волнуются.
— Мои родители давным-давно умерли. — Джо явно не был настолько хорошо знаком с его биографией. — Может быть, родители Дины Грин тоже.
Джо с минуту молча смотрел на него, затем сказал, печально улыбаясь:
— Бедные ребята.
— Ничего, мы справились, встали на ноги. А родители… Мы помним о них, они живы в нашей памяти.
— Да… память, — пробурчал Джо, — на память и я не жалуюсь. Я, к примеру, помню тот случай, когда вы нашли женщину в канале, прикованную цепью к цементной глыбе, и еще парочку ваших подвигов. Тогда это попало даже в национальные новости. Почему же вы бросили работу?
— Из-за детей.
— Из-за детей? — удивленно переспросил Джо.
— Фургон с детьми затонул. Фургон мертвых детей.
— Да… это, должно быть, страшно.
«А один до сих пор мне снится», — подумал про себя Джереми. Конечно, он бы ни за что не признался, что мучается из-за своих кошмаров.
Джо внимательно смотрел на него. Джереми не знал, какое мнение тот себе составляет, его никогда не волновало, что думают о нем другие, но вот мнение Джо для него было важно. Не потому ли, что мнение
