— Все превосходно устроено, благодарю вас, — ответила Каталина, вспыхнув от удовольствия, что слышит родную речь. — И люди, которые встречают нас на всем пути нашего следования, очень добры ко мне.

— Посмотри, вот твоя новая лошадь! — вмешался Гарри, потому что как раз сейчас грум подвел к ним красивую черную кобылу. — Ну, тебе, конечно же, к прекрасным лошадям не привыкать! У вас там как, предпочитают берберских коней?

— Моя матушка настаивала на их использовании в кавалерии.

— О! — выдохнул он. — Это потому, что они быстрые?

— Потому что их можно выучить в боевых коней. — Она подошла к лошади и погладила ей морду.

Мягким языком та облизала ей ладошку, нежно закусила кончики пальцев.

— Как боевых? — не отставал Гарри.

— У сарацин есть кони, которые бьются наравне с хозяевами, и берберских можно выучить так же. Они встают на дыбы и передними копытами обрушиваются на пешего воина, а еще умеют отбиваться, лягаться задними ногами тоже. А у турок водятся кони, которые могут поднять с земли саблю и подать ее всаднику. Матушка говорит, одна добрая лошадь в битве стоит десяти воинов.

— Ах, как бы мне хотелось такого коня… — мечтательно сказал принц Гарри. — Интересно, будет он у меня когда-нибудь? — И помолчал, но она не схватила наживку. — Вот если бы мне кто-нибудь его подарил, я бы его объездил, — прозрачно намекнул он. — Ну, скажем, на мой день рожденья или еще лучше на будущей неделе, потому что ведь это не я женюсь, и мне не полагается никаких подарков… Потому что я не у дел и чувствую себя брошенным, никому не нужным…

— Ну, посмотрим, — сказала Каталина, которой случалось наблюдать, как ее собственный брат добивался своего именно таким методом.

— Надо, чтобы меня научили верховой езде по всем правилам, — продолжал он. — Отец дал слово, что, хотя я обещан церкви, мне позволят участвовать в скачках. Однако миледи, мать короля, говорит, мне нельзя биться на турнирах. И это, знаешь ли, просто нечестно! Они должны мне это позволить! Будь у меня настоящий конь, уверен, я всех бы победил!

— Не сомневаюсь, — сказала она.

— Ну что, поедем? — предложил Гарри, догадавшись, что берберский конь ему пока что не светит.

— Увы, скакать верхом я сейчас не могу. Надо сначала распаковать мою амазонку.

— А в чем ты есть — разве нельзя? — спросил он, немного подумав.

Каталина рассмеялась:

— Нет, в бархате и шелке нельзя.

— А-а-а… Так, может, ты тогда поедешь в своем паланкине? Только это, наверно, ужасно медленно?

— Да, именно так. Мне положено ехать в паланкине, — сказала она. — С опущенными занавесками. Не думаю, что даже твой батюшка одобрит, если я стану скакать по стране с подвернутой юбкой.

— О чем речь, конечно же, принцесса не может ехать верхом, — заявил герцог Бэкингем. — Я же тебе говорил.

Гарри пожал плечами:

— Ну, я же не знал. Никто не сказал мне, в чем ты будешь одета. Тогда можно мне поехать вперед? Мой конь скачет быстрей, чем тащатся мулы.

— Конечно, можешь ехать вперед, только держись на виду, — разрешила Каталина. — Раз уж ты у меня в эскорте, ты должен быть рядом со мной.

— Совершенно справедливо, — тихо сказал Бэкингем, обменявшись улыбками с принцессой.

— Хорошо, я буду дожидаться вас у каждого перекрестка, — пообещал Гарри. — Я сопровождаю тебя, запомни. И в день твоей свадьбы буду сопровождать тебя к алтарю. У меня уже есть белый наряд с золотой отделкой.

— Ты будешь очень нарядным, — сказала она, и он вспыхнул от удовольствия.

— Ну, не знаю…

— Уверена, каждый при виде тебя заметит, какой красивый ты мальчик…

— Все всегда одобрительно кричат, когда я появляюсь, — признался он. — И мне очень приятно, что люди любят меня. Отец говорит, единственный способ сохранить за собой трон — это добиться любви народа. Отец говорит, король Ричард ошибся, когда не учел этого.

— А моя матушка говорит, что сохранить трон можно, только исполняя волю Господню.

— Да? — равнодушно отозвался он. — Ну, в разных странах это по-разному, полагаю.

— Что ж, будем путешествовать вместе, — сказала она. — Я скажу людям, что мы готовы тронуться в путь.

— Я сам им скажу! — заявил Гарри. — Это ведь я тебя эскортирую! Я буду отдавать приказы, а ты — отдыхать в своем паланкине. — Он искоса бросил на нее взгляд. — И знаешь что? Когда мы приедем в Ламбет, я сам приду за тобой, помогу тебе выйти, а ты обопрись на мою руку, ладно?

— Превосходная мысль, — кивнула она, и он снова жарко, до ушей, вспыхнул.

Принц Гарри поспешил прочь — распорядиться, а герцог с улыбкой склонился перед Каталиной, отдавая должное ее умению разговаривать с детьми.

— Очень смышленый мальчик, очень живой, — сказал он. — Вы должны простить ему эту восторженность. Его страшно балуют.

— Что, любимец матери? — спросила она, вспомнив, как обожала своего единственного сына ее мать.

— Еще хуже, — улыбнулся герцог. — Мать-то любит его ровно так, как нужно, однако же он — свет очей своей бабки, матери короля, а при дворе командует именно она. К счастью, он добрый мальчик, толковый и воспитанный — слишком хорош, чтобы его можно было бы испортить, к тому же бабка, балуя его, не забывает и об учении.

— Насколько я поняла, она добрая женщина?

— Ну, добра она только к своему сыну, — хмыкнул он. — Остальные находят ее скорее… скорее величественной, чем доброй.

— А скажите, герцог, мы сможем еще поговорить в Ламбете? — спросила Каталина, которой не терпелось как можно больше узнать о семействе, в которое она попала.

— И в Ламбете, и в Лондоне я буду счастлив служить вам, — глядя на нее с восхищением, произнес Бэкингем. — Вы можете полностью мной располагать.