Люди, гнилые, как пни. И голодная добрая Фенька Потеряет хорошие дни… Я ушел в темноту бездорожья, Видел Фенькины угли-глаза. Я видал, какой-то прохожий Ее грубо за руку взял. И такая жальба за подругу, Ее глаз мне стало жаль. Я за пазуху сунул руку, Но не нашел ножа. Давеча продал я ножик — Хлеба купил, папирос… Оглянулся… пропал прохожий И Феньку с собою увез. Я долго по улицам шлялся, Горела моя голова. Запела цыганским вальсом И слюни пускала Нева… А где-то гремящие трубы Запели на сто голосов, Как будто вошли лесорубы В чубатые чащи лесов. А в тумане пегом и диком, Где глохнет ветровый свист, Стоит Петька Великий Безработный кавалерист. И дремлют заржавленной болью Оскаленные стены дворца… · · · Неужели те годы уплыли И растаяли песни свинца? Да… Теперь мне, пожалуй, за тридцать, Чуб мой стал понемногу седым, Но тогда было радостно биться Даже самым простым рядовым. Революции дал я немного. Но гореть за нее хорошо. С военкомом одной дорогой Я в шинели растрепанной шел. И в холодные дымные ночи, Когда песня сердцу — сестра, Я в отряде — простой наводчик — С пулеметом стоял у костра. Мне мерещится шум барабана В духоте ночлежных ночей. Я люблю, когда старая рана В непогоду болит на плече. Вспоминаю былое горение. Эти ночи ко мне не придут… Эх, добряга ты, ветер весенний, Мне от голода нынче капут. Мне придется издохнуть с голоду, Дорогая красотка-весна. Ишь как лопает звезды-жолуди Рябая свинья-луна. За Невою рассветом кроются Сытые небеса… На углу домина строится — И такие на диво леса! Размахнулось руками строение, А стена высока и нова. Это началась стройка весенняя — Значит, рано еще унывать. Эй ты, сердце, до жизни охочее. Веселее и жарче стучи!.. Скоро утро —
